Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель". Страница 66

Никакого влияния на события старец не имел, и если за него цеплялись несколько выскочек и конспирировали, то результатов таких конспираций не было и быть не могло.

История доказала и большее; когда революция выбросила, наконец, вперед «общественность», то представители ее оказались и по малодушию и бездарности — еще хуже тех, кто были последнее время в рядах бюрократии. Таким образом, ссылки на влияние старца просто вздорны; и вся буффонада его убийства, все преувеличения и придание ему какой- то роли в ходе государственных дел — все лживо и неумно.

Никогда и ни в одном деле этот человек лично на Государя влияния не имел.

Тем не менее это ничтожное имя попадет в историю. Значение его создавалось умышленно. Если высший заговор против России, неоспоримый факт, и война была той обстановкой, при которой могла создаться решающая революция, то нужно было придумать и реальный аксессуар, повод для опорочения безупречной чистоты, облика самого Государя, его семьи и монархии. Есть, хотя и не доказанные, указания, что «старец» был агентом и Германии, и Интернационала и его русских отделов, и связью всяких «блоков» и союзов. Приближенная свита старца: Симановичи, Манусевичи, Манусы, Рубинштейны и вся шайка с кружащими около людьми света устраняют сомнение в том, что он был орудием в чьих-то руках.

Поддерживаемый несколькими чиновниками не у дел, старец играет свою роль умно, но цели не достигает, благодаря сопротивлению воли самого Государя. На Государя повлиять трудно.

Государь равнодушен к клевете, ему не в чем и не перед кем оправдываться. Но вмешательства в свою жизнь он не допускает. На этом и играют противники, раздражая Государя и Государыню, вызывая их упорство. Игра рассчитана и достигает цели. Старец вырастает в фигуру рока. Появляются Кордэ, желающие его смертью «спасти» Россию! Скандальность убийства будет сигналом к революции. Весь народ сразу узнает, что был какой-то Распутин и что есть измена. Молва готова и делает свое дело.

Иного повода обвинения, как «старец» и измена, создать было нельзя. Клеветали светские гостиные; клеветала бюрократия, купечество, общество, часть офицерства, печать, армия, города. Молва создает обвинение в измене Царской семьи, и Дума аплодирует негодяям, сообщающим это «открытие». Союзники осмеливаются требовать своего военного контроля около Верховного вождя армии. От Государя в такое время осмеливаются уйти его приближенные и некоторые министры, укрепляя этим клевету. Совершается невероятное по наглости и ничтожности причины.

Молва становится на дыбы и ищет выхода. Вместо обожания своего и такого Государя, вместо бережного к нему отношения и тактичного предупреждения о молве, Государю делаются дерзости, пишутся истерические письма, ему угрожают. Из-за ничтожного мужичишки, не имеющего никакого влияния на ход событий, создается эпос с грязнейшей трагикомедией убийства. Молва разнесена по всему миру.

После убийства у английского посла собирается совещание «вождей» общества — будущих правителей. Выносится приговор о неизбежности государственного переворота — во имя «победы». Улицу растравливают лживым слухом о недостатке продовольствия. Деньги на революцию даны. Купленные люди работают. Дума готова и совершает переворот. Нити заговора сходятся.

Следствие Временного правительства позже установило полную безупречность Государя и его семьи как в истории старца, так и в сплетне об измене Царицы и о прочем. Все от слова до слова оказалось подлейшей из клевет, которая когда-либо создавалась.

Нужно было осуждение, совершена и казнь. А кто проведет следствие и суд над тем обществом, которое создавало эту клевету и привело к казни? Где оно, это общество? Уловимо ли оно? Будет ли над ним суд?

Будем ждать, как историки перешагнут через эти эпизоды. Найдется ли в них простая порядочность досказать правду — или они уклонятся, умолчат, будут щадить общество и понесут эхо клеветы в глубь веков? Да не будет этого.

Запад издавна готовился к войне: Франция — в целях самозащиты; Англия — во имя мировой торговой гегемонии, Германия — с целью захвата власти на континенте и колонизации земель России. Австрия бряцает оружием немцев. Малые страны, как и великие, жаждут расширения территорий. Капиталисты потирают руки, предвкушая наживу, и имеют свой заговор и план. Социализм, имея тоже заговор, учитывает войну, как неминуемое свержение ряда монархий и победу демократии.

Ближний Восток — всегда готовый для взрыва пороховой погреб.

Не желает войны один Государь Николай II. Но уже после Японской войны Россия как Империя перестала принадлежать себе и, занимая «почетное» место среди «великих» держав, во всякую минуту может быть вовлечена в войну.

Самодержавие не было воинствующим. Оно собирало, защищало, устраивало землю почти без насилия. Императорство тяготеет к войне. Создается слава русского оружия, особенно на полях чужих стран. «Солдата русского мало убить, его надо повалить», — завистливо говорит о нас иностранный Государь [237]. Так было до Японской войны.

Неудачи этой войны и новый, интеллигентский дух командного состава не разуверили Государя в силе армии и народа, и Государь не сомневается в победе.

При Государе Николае II, даже при постоянном урезании Думой военных кредитов, Россия готова к войне. Во главу командования Государь избирает лучших стратегов и всецело им вверяется, не сделав сам своим вмешательством ни одной ошибки.

«Настроение» общества дает Государю надежду, что война будет протекать при лучших, чем в 1904 году, условиях, когда общество предательски мешало войне, когда студенты посылали приветствия микадо [238] и позже депутаты в Выборге призывали не платить податей и не давать солдат. Настроение в 1914 году повышено. Происходит трогательное единение радикалов с Пуришкевичами [239], рассылающими телеграммы королям [240]. Лозунг — «до победного конца». Но безответственное общество и такие же поденные законодатели могут лишь потрясать воздух кликами. Дело не в них. За Россию отвечает один Монарх.

Час настал. Подготовив повод и план войны, западный заговор решает войну, бросая вперед растравленную Германию. Неизбежное совершается. Россия вовлечена в войну. Вопрос — в минутах решения, и последняя минута мирного разрешения дана нашим Государем. Вильгельм ею не пользуется, а позже — уже поздно: остановить бойню не дает техника войны [241].

Россия шагнула к границам и приняла давно задуманный удар монархической Германии.

Война монархий, в которой главные монархи упадут. Тень Бисмарка не явится отвести руку коронованного безумца, умевшего рассчитывать, но не умевшего чувствовать и верить — не в «старого немецкого Бога», а в Самого Бога. Тень гениального Суворова не встанет около нашего Царя и не скажет: «Оглянись — нет ли предателей!».

Вожди Интернационала, вероятно, где-то «хохотали», предвидя падение монархий.

Через три года Монарх Австрийский скроется в тени. Германский — трусливо сбежит из своей страны. Монархи-победители усидят на тронах, любезно склонившись перед Интернационалом.

Русский Государь выказал царственное благородство и, встретясь лицом к лицу с врагом, он своею волей сложил с себя власть. Несмотря ни на угрозы, ни на посулы дарования жизни и свободы, он не изменил союзникам и сохранил безупречным имя Царской России и когда-то великого народа.

Он оставил армию «в ружье», готовой к решительному походу. Он оставил Россию — богатой, неистощенной, способной держаться еще много лет, — в часы, когда Запад был накануне истощения продовольствием и людьми.

Он оставил победу, уже предрешенную спасением в 1914 году Парижа, легендарным натиском в Пруссии и собранием армии в 12 миллионов.