Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель". Страница 72

Он передал истории эту власть незыблемой, и тем завещал, что другой власти для России быть не должно, что она ей родная, коренная — по духу, по судьбе, по ее разуму — и потому, что эту власть вынашивал и держал веками хоругвью над собою, соборно, сам когда-то державный великий народ.

Государь сберег ее ему. Сберег от грязных рук и умаления ее пределов, от урезаний и форм зависимости.

Пусть будут республики, конституции и новые пробы, пусть дерево срублено, но корень цел. Природа свое возьмет, корни тысячелетней власти хранятся в земле живые.

Царская Россия навсегда останется памятником мощи своего прошлого. От памяти — не уйдешь, из памяти былого не выкинешь. Родина будет терзаема, доколе народы ее не вспомнят и не почувствуют свою прежнюю могучую, сияющую.

Европеизация, конституции, социализм научат народ, пробудят сознание. Народ — не истукан. К оплеванному и разоренному Отечеству проснется жажда любви. Не забудутся посягательства иноземные; все вспомнится. Надоедят хозяева без счета и края — вместо одного хозяина; потянет на собственность и на покой; пробудится и честность.

И народная мысль — хочет не хочет, а будет рыться и дороется до корня царского. Все вспомнят и того, кто за тот корень творческий положил свою жизнь.

С Государем вместе пала страна, но не умерла, и встанет единой, какой была, — иначе не будет именоваться Россией.

На какого законного преемника выпадет бремя и честь понести крест Иоанна Калиты, приняв наследие нашего Государя?

Усвоена ли будет тем преемником важность акта Государя сохранения им своей власти не умаленной? Многое впереди тайно в Промысле Бога, но акты Государя Николая II обязывают. Реально одно: акты, заветы и история жизни Государя. События его Царения — не только урок, но и материал будущего строения.

Из тьмы настоящего и эпохи падения общества и народа его образ будет все более и более возвышаться и просветляться, становясь примером чести, воли, труда и тихой благости. Царь милосердный возбудит великое горе народное.

Входя в историю с путеводным именем Государя, ему последуют все те, кто наконец решится победить воцарившееся чудовищное зло. Inictu oculi [256]!

Его именем, его образом осеняться будут армии добра. И после тяжкого перерыва его примеру и заветам обязаны будут неотступнее следовать преемники Царской власти. Его имя и образ встанут не раз перед монархами других стран.

Государь наш предопределен Промыслом Бога. Самая жизнь, отречение и смерть его затронули глубже всего область духа. Все в жизни и в конце его свидетельствует в его пользу, — не только перед нашей и мировой историей, но и перед судом Вечного Правосудия.

Смерть избавила Государя от страдания видеть происходящее. Великомученический конец его и семьи его еще ярче, немеркнущим светом озарил память о нем. Мы умрем; вырастут новые русские. Дрогнет когда-нибудь сердце народов России — и опомнясь, всенародным порывом благодарности, жалости и раскаяния — в помысле Церкви своей — народ пожелает приобщить имя Государя к лику святителей.

Имя его — борца, подвижника против скопищ, вставших на Христову правду, должно быть вписано в историю Церкви.

Он — искупительная жертва эпохи; жертва безверной и преступной части людского мира, виновного не только в его смерти, но в гибели бесчисленного числа людей и в попрании высших заветов.

Все подлежит суду и возмездию Бога. Зло подняло меч, но и на него поднимется меч.

История Государя учит нас уповать на молитву и в раскаянии объединяться для действия, памятуя, что призвание России — быть неразделимо единой.

С его — Государя нашего — именем на устах будем молиться о самом дорогом для нас, — о нашей Русской земле.

Висбаден

1924 г.

Н.М. Тихменев

Духовный облик Императора Николая Второго

Чем дальше идет время, тем все резче выступает на фоне покрывшей Россию тьмы осиянный лучезарным светом облик Государя Императора Николая Второго.

«Чем больше пройдет времени, — говорит один из историков его царствования, — тем отчетливее резец истории будет обрабатывать рельеф великолепной жизни нашего Государя».

Да, дело истории — выяснить перед народом русским и перед миром подлинную, духовную и государственную личность убиенного Царя и произнести свой суд.

Но нужен ли этот суд, когда другой суд, суд совести народной, уже произнесен? Нужно ли говорить что-либо о духовном облике того Царя православного, который в совести народной уже канонизирован во святых, которому уже служат молебны, — о чем имеются свидетельства, — как великомученику и угоднику Божию, пусть эти молебны даже и незаконны по канонам Церкви?

Да нужно ли говорить? Увы, пока еще нужно. Около полутора лет назад в одном русском издании была помещена небольшая статья к годовщине цареубийства. Автор привел вскрик-вопрос Государя: «За что?» — который бросил он в лицо убийце в самый момент своей смерти.

«Да, за что?» — повторил автор статьи. Кто виноват в гибели России: он, убитый, или мы, оставшиеся в живых? Мы, «общество»? — спросил автор. И постарался показать, что виноваты мы. Статья эта вызвала резкую критику в другом печатном издании, где доказывалось, что виноват он, Царь, один он. И личность, и деятельность его в этой критике, говоря словами поэта про другого венценосца, «была поругана со злобой беспощадной». Значит, есть еще люди, как в старину говорили, «скорбные головой» и убогие душой, которые думают так. И, значит, несмотря на суд совести народной, задача исторического исследования не кончена.

Надо, чтобы знали все, что заслуживает убитый Царь восхваления и канонизации не только за подвиг смерти, но и за подвиг жизни.

Позвольте мне привести некоторые из принадлежащих убиенному Государю фраз. Я постараюсь затем развить их и выявить черты духовного облика Государя.

Я начну с трех, из которых две я слышал лично, а третью читал в написанном Царской рукой подлиннике, а потом перейду к взятым из печати.

В скорбный и трагический час прощания, после отречения, с личным составом Ставки, то есть своего Штаба, Государь сказал: «Сегодня я вижу вас в последний раз. Такова воля Божия и следствие моего решения».

Это подлинные слова начала речи, которые врезались в моей памяти. Дальше он требовал от нас подчинения Временному правительству и доведения войны до победы.

В эти же дни румынский военный агент генерал-адъютант Коанда зашел ко мне и показал, сильно волнуясь, написанный Государем по-французски подлинник телеграммы Румынскому Королю. Благодаря Короля за сочувствие, Государь написал: «Я все еще разделен с своей семьей».

Общеизвестны его слова: «Я родился в день Иова Многострадального», — говорил он несколько раз.

Затем: «Нет такой жертвы, которую я не принес бы для блага России». И еще: «Если России нужна искупительная жертва, я буду этой жертвой». Далее: «Я отрекусь, но справитесь ли вы с народом?» — сказал он Гучкову.

«Я берег не самодержавную власть, а Россию», — сказал он другу семьи графу Фредериксу.

Я остановлюсь пока на этом.

Итак, «Такова воля Божья». Вот эта преданность воле Божьей, горячая, подлинная и глубокая вера в Бога, искренняя религиозность — есть главное свойство духовного облика Государя. Это не было внешнее благочестие, обязательное для русского православного Царя. Нет, «этим» он никогда не «играл», а верил всей душой и всем сердцем.

Откуда, из каких тайников его души эта вера?

Кто знает?! Быть может, осенила она его тогда, когда двенадцатилетним мальчиком стоял он в углу той комнаты Зимнего дворца, в которой в то время на его глазах умирал истекавший кровью, пораженный бомбой цареубийцы его дед, Император Александр II. Может быть, тогда, когда чудом спасся он, юношей, от покушения на его жизнь фанатика-японца [257]. А может быть, дар веры был вложен в его душу от рождения. Но одно можно сказать: он никогда не был Савлом, обратившимся к Богу [258]; Павлом он был всю жизнь и Павлом он и умер. Надо было видеть, как он молился в церкви — а я видел это не раз в Ставке; видно было по его лицу, по тому, как стоял он неподвижно, что молитва, богослужение владели им всецело. И когда после отречения, в тяжкие для него дни пребывания в Ставке, случился праздник, — он пошел в храм и простоял всю обедню. Прославление святых — Серафима Саровского и других, бывшие в его царствование [259], были для него святым делом, наполнявшим его душу подлинным умилением. Когда при открытии 1-й Думы говорил он собравшимся в Зимнем Дворце членам Думы и Государственного Совета: «Бог в помощь вам и мне», — не пустые это были слова. И не для вида долго молился он в Петропавловском соборе у могилы отца перед открытием Думы. Не для красоты речи сказал он курским старшинам в 1902 году, что надо жить по заповедям Божьим. Его благословение иконами войск, идущих на войну, было подлинным призывом к милости Божией этим обреченным на смерть людям.