Лучшие годы жизни (СИ) - Ветер Андрей. Страница 55
Мануэль Рамирес приветственно махнул рукой, привлекая внимание Болеслава. Тот улыбнулся.
– Доброе утро, – поздоровался Мануэль по-испански.
– Приветствую.
– Я не один. Хочу представить вам моего друга, – Рамирес указал на меня. – Только что встретил его возле отеля.
Болеслав кивнул мне.
– Журналист из России, – представил меня Мануэль.
– Юрий Полётов, – добавил я.
На лице Трынчева отразилось удивление.
– Юрий Полётов? – переспросил он по-русски. – Писатель?
Теперь настал мой черёд удивляться:
– Откуда вы знаете, что писатель?
– Месяца два тому назад мне привезли из Москвы ваши книги. Я до сих пор нахожусь под впечатлением. Вот уж не думал, что буду иметь честь познакомиться с автором лично.
– Вы читали мои книги? – не поверил я. – Не предполагал, что кто-то за рубежом знаком с моим творчеством.
– Я распорядился, чтобы мне прислали что-нибудь ещё из ваших произведений, но меня уверили, что больше ничего не публиковалось.
– Это правда. Но месяца через два появится ещё пара книг… А вы прекрасно говорите по-русски, господин Трынчев.
– По-английски, по-французски и по-арабски тоже. Люблю учить языки. Есть в этом необъяснимое очарование. Сейчас принялся за греческий… Послушайте, Юрий, я так ошеломлён нашей внезапной встречей, что забыл представить вам мою жену. – Он величественным жестом указал на сидевшую напротив него блондину. – Это Памела. Но она владеет только английским языком.
Молодая женщина ответила любезной улыбкой на мой поклон и сказала торопливо:
– Дорогой, мне пора. Ты присоединишься ко мне?
По лицу Болеслава пробежала тень замешательства. Он глянул на меня и проговорил медленно:
– Я приду прямо на площадку, Пэм. Хочу поговорить с господином Полётовым.
– Но ты обещал, что мы будем вместе! – она поджала губы, капризно дёрнула подбородком.
– Дорогая, я приду чуть позже.
– Моё появление нарушило ваши планы? – с беспокойством спросил я.
– У жены сегодня съёмка, – пояснил Трынчев. – Она нервничает. Хочет, чтобы я был рядом… Ох уж эти женщины!
– Не буду задерживать вас, – я поспешно поднялся из-за стола.
– Юрий, я не могу расстаться с вами вот так… Упустить такой случай! Мы должны обязательно увидеться, поговорить, – Болеслав встал. – Как долго вы будете в Венеции? Может, встретимся завтра? Завтра все ужасы на съёмочной площадке заканчиваются.
– Завтра? – Я изобразил размышление, а сам подумал радостно: «Вот это удача! Он читал мои книги! И они понравились ему… Да, теперь можно спокойно развивать наши отношения. Козыри у меня на руках». И сказал вслух: – Постараюсь сегодня завершить все дела.
– Чудесно! – воскликнул Болеслав. – Договоритесь обо всём с Мануэлем. Мне пора бежать… Дружище, – он похлопал Рамиреса по плечу и указал глазами на меня, – не отпускайте далеко этого человека. Подумать только – Юрий Полётов! За последние годы я не читал ничего лучше! Как жаль, Мануэль, что вы не знаете русского языка. Вы лишаете себя настоящего удовольствия.
– Когда-нибудь, надеюсь, эти книги переведут на испанский, – отозвался Рамирес.
– В мире всё слишком стремительно меняется, – сказал Болеслав уже через плечо. – Не следует рассчитывать на «когда-нибудь»!
Болеслав и Памела скрылись.
– Надо же! – проговорил Рамирес. – Он читал твои книги. Он тебя не знает, но книги читал. А у меня всё наоборот… Мне тоже хочется почитать, раз они произвели сильное впечатление на Трынчева. Все говорят, что у него исключительный вкус. Ты знаешь, что он много помогает музыкантам?
– Любит музыку?
– Обожает. Он вообще любит искусство… Ты удовлетворён знакомством?
– Спасибо, Маноло, ты оказал мне великую услугу…
На следующий день мы снова встретились. Я привёл с собой Костякова.
– Извините, что я не один, Болеслав. Но мне было неловко оставлять моего друга одного в чужом городе, – я придал моему лицу максимальное смущение.
– Вы тоже пишете? – спросил Болеслав, обращаясь к Костякову.
– Я заведую отделом экономической информации в журнале, – ответил Павел, следуя разработанной легенде. – Сам редко берусь за перо. Больше приходится разгребать информацию, выискивать, что подать и под каким соусом.
Трынчев кисло улыбнулся:
– Не люблю журналистику. Скользких людей она собирает под своей крышей. Похуже политиков. Ха-ха! Что ж, надеюсь, мы с вами проведём время в приятной беседе, – сказал он и предложил нам бокалы с вином. – В обществе господина Полётова было бы просто грешно не поговорить о литературе… Скажите, Юрий, вы упомянули о двух новых книгах.
– Да, контракт с издательством уже у меня на руках.
– Как вам удаётся так быстро работать? – удивился Болеслав.
– Трудно объяснить. Да я и сам не понимаю. Видите ли, когда я сажусь работать, во мне словно включается какой-то механизм. Я не знаю, что это за механизм, но если я сосредоточусь на книге, то пишу почти автоматически, не останавливаясь. Иногда до изнеможения.
– Вам кто-то надиктовывает? Есть такие авторы, которые слышат голоса.
– Никаких голосов я не слышу. Поэтому и говорю, что не понимаю, как это происходит. Не в любую же минуту я могу сесть и начать писать. Надо, чтобы внутри меня вызрел плод… Кстати, сейчас издатели меня торопят, и я начинаю немного халтурить, чересчур поспешаю. Идей много, хочется поделиться с читателем сразу всеми книгами, которые я мечтаю сделать. Настоящей гонки, конечно, ещё нет, но я чувствую, что уже приближаюсь к допустимой грани…
Павел внимательно слушал наши рассуждения о творчестве и с особенным интересом следил за разговором о моих книгах.
– Знаешь, – сказал он мне позже, – а ведь это просто невероятно.
– Что именно?
– Из-за твоих книг Трынчев с готовностью пошёл на контакт. А ведь если бы не это… В моей практике никогда не было такого точного попадания. Он просто влюблён в твои книги. Не думал, что можно подцепить человека таким образом.
– Это редкая случайность.
– Чёрт возьми! – Павел хлопнул себя по колену и сокрушённо покачал головой.
– Ты что?
– А я не читал, – ухмыльнулся он. – Признаться, мне даже в голову не приходило купить твои книги. Хотя бы одну, хотя бы из любопытства. О тебе ведь говорят как о модном авторе.
Я лишь пожал плечами в ответ. Тут нечего было сказать. Я знал, что мало кто из моих коллег считал меня настоящим писателем. Все воспринимали эту сторону моей жизни как баловство. Одни коллекционируют марки, другие собирают оловянных солдатиков, третьи рисуют дружеские шаржи. Мою литературную деятельность относили к такому же чудачеству, в котором я, по их мнению, просто находил отдушину.
– Как только приедем в Москву, сразу смотаюсь в книжный, – добавил Павел.
***
Через две недели Трынчев ждал нас в своём доме в Кордове.
Я поехал туда через Барселону, чтобы повидаться с Моникой. Город встретил меня ясной погодой и показался мне на редкость уютным и родным. Монику я встретил возле университета. Она вышла в окружении подруг, живо обсуждая что-то. Весь облик её источал необычайную свежесть и жизнерадостность, и меня пронзило острое желание обладать ею.
– Привет! – сказал я.
Она долго молчала, разглядывая меня, затем медленно проговорила:
– Ты исчез. Ничего не сообщил о себе. Я не знала, что думать, – солнце било ей в глаза, она щурилась.
– Прости. Я виноват.
– Ты уехал, не предупредив. Тебя не было более полугода.
– Так случилось. Знаю, что виноват… Были большие проблемы со здоровьем моей жены, – последнее слово далось мне нелегко.
– Значит, всё-таки жена… Другая женщина… Я была права, в самый первый раз, когда ты пришёл ко мне домой. Помнишь?… Но вот ты всё-таки опять здесь… Передо мной…
– Ты злишься на меня?
– Нет. Я же люблю тебя… Но ты исчез… Ты такой… Я должна была понять это сразу. Ты же сам говорил, что однажды уедешь… Мне надо научиться жить без тебя. На самом деле это не трудно, надо только захотеть.