Аид, любимец Судьбы (СИ) - Кисель Елена. Страница 26
Чуть покривились плотно сомкнутые губы: «Чего тебе, Кронид?».
«Пришел спросить, куда ты пропал после нашего освобождения. Я ждал вас с Гелло, а вы исчезли на полстолетия».
«Тебе-то какое дело? Ты со своей семьей. Ты бог».
«Ты тоже».
«Нет».
Обвел рукой поле, на котором у него нынче вечером так много работы по милости армий отца… по нашей милости.
«Боги не рождаются в наказание этому миру. Ты знаешь, кто рождается. Я не бог, это знают все. Спроси, кто такой Танат, – и тебе ответят: чудовище. Чудовищу не быть среди богов. Они смотрят на нас с отвращением, они считают себя выше нас… Может быть, правильно считают. Дай мне продолжить мою работу, бог».
«Не зови меня так».
«Как мне звать тебя?»
«Как раньше. Ты навещал меня в отцовской утробе. Ты учил меня драться на мечах. Мы вдвоем удерживали Посейдона…»
Он глядел с хмурым недоверием. Я протянул ладонь, кладя на нее лезвие меча.
«У нас с тобой кровь одного цвета, Танат. Хочешь – смешаем ее?».
Меня пока не называют чудовищем. Но скоро, наверное, назовут – если я и дальше буду избегать пиров и общества нимф. Слова «угрюмый» и «неуживчивый» уже приклеились ко мне упрямыми пиявками – волочатся, куда б я ни направился. Меня это не тяготит.
У нас с тобой много общего, Убийца.
Дернулись губы, и зябко зашелестели железные крылья за спиной Таната.
– Побрататься с тобой – значит побрататься и с остальными Кронидами. Я не настолько чудовище. Такая жертва мне не нужна.
И потом уже привычно, глазами: «О чем ты хотел попросить меня, невидимка?»
«Мы сражались и проиграли».
«Я видел. Я все время был здесь – много работы… Ты, кстати, бездарно дерешься».
«Нам нужно время».
«Вам нужно перемирие, долгое и мучительное, на которое ваш отец все равно не пойдет».
«Не пойдет, если мы продолжим себя вести как он. Как воины. Как зрелые мужи, которые играют по установленным правилам».
«Значит, хотите воевать как мальчишки?»
«Да – потому что когда мальчишка получает по носу, он не стесняется спрашивать совета у тех, кто мудрее его. Не боится искать союзников в игре там, где никто бы не стал…»
Танат прикрыл глаза. Потом приоткрыл – блеснул вопросом: «Чем я могу тебе помочь?»
– Проведи в подземный мир, – сказал я вслух. – Хочу поговорить с Эребом и Нюктой.
* * *
Это чудесно – дружить с чудовищем. Бог, человек, сатир – кто угодно бы разразился визгом: «Ты пришел ко мне только чтобы проникнуть в мой мир! Ты меня используешь!»
В Убийце начисто отсутствовала подобная чувствительная чепуха.
«Пошли», – сказал он, пожимая плечами.
Чего там, мол. Легко. Нюкту не обещаю, она вон сейчас на небо колесницу выкатывает, а поболтать с Эребом – всегда пожалуйста. Ты ведь помнишь, Кронид, что только безумный осмелится беседовать с первобогом, олицетворяющим Неизбывный Мрак?
А как же, помню. И с Лиссой-безумием я знаком не понаслышке: она после памятной встречи от меня на карачках куда подальше уползает и всякому встречному-поперечному доказывает: «Этот и без моей работы ушибленный».
А еще молодость склонна к отчаянным поступкам.
Сразу я, конечно, в подземный мир не сунулся. Отоспался, зарастил раны, пару раз навестил Левку, дождался, пока появится определенность: отец собирает войска для штурма Олимпа, Офрис – кипит от подготовки, затевается что-то грандиозное…
Тогда решил – пора, других путей нет. Поколебался на мгновение: сказать ли братьям?
Не сказал.
Гелиос готовился выкатить на небо свою колесницу, когда я явился к указанному Танатом месту: мысу, который сейчас носит название Тэнар.
Вдалеке, недовольное чем-то, шипело море, кусало берег пенными бурунами. В шум волн вплеталось почти такое же недовольное ржание: словно из волн набегали на берег попастись табуны лошадей. На самом деле это исходила обидой моя квадрига[1], оставленная у последней чахлой рощи, которая встретилась по пути.
С неохотой расступались скалы – древние, выветренные. Старались впиться осколками в сандалии. Удержать. С каждым шагом мир словно выцветал, и даже небо над головой из бирюзово-голубого стало сперва дымчато-опаловым, а потом блекло-серым, с легким налетом голубизны. Камни выпили тепло и радость из солнечных лучей, и лучи скользили по ним равнодушно – бледные, медлительные…
Убийца ждал неподалеку от того места, где скалы разевали темный зев, приглашавший спускаться. Он стоял у небольшого озера с черной водой. Крутые берега озера были голы – ни признака растительности.
– Амсанкт, – сказал Танат вместо приветствия. – Последняя черта перед входом.
Мертвое озеро, казалось, больше принадлежало тому, что за входом. Всем своим видом оно показывало, что наполнено не водой, но густым мраком.
Ни бога, ни озерных нимф у этого водоема не было – то ли умерли в незапамятные времена, то ли ушли куда-то, а скорее просто никто не пожелал здесь поселиться.
Дохнуло легким холодком – мимо двигалась тень высокого кентавра. Кентавр брел понуро, заплетаясь всеми четырьмя ногами, на ходу повернул голову, взглянул на Таната, простонал что-то и поплелся внутрь – в расселину.
Других теней не было видно.
– Мало умерших, – заметил я. Убийца пожал плечами. «Ты сморозил глупость, невидимка, – сказали его глаза. – Откуда быть умершим?»
Ах да, смерть нынче занята. Выступает проводником для непутевого сына Крона, который за полвека ни разу не удосужился спуститься в подземный мир.
Впрочем, есть те, которые дольше живут – а не спускались. Об этом месте долетает немногое, но ужаса этого немногого вполне хватает, чтобы боги или смертные не рвались сюда ради простого любопытства.
Спуск начался сразу же, как мы шагнули в расселину. Не было ступеней: каменистая, неровная тропа, затхлый воздух и базальт по обе стороны и над головой. Тьма. Ничем не подсвеченная и ничуть не тревожащая, потому что в утробе отца было потемнее… Впрочем, та тьма была живой, дышащей, злобной, а эта – мертвой и настороженной.
Хотя разве мертвое может быть настороженным?
Тишина, которая сперва нарушалась только шорохом наших шагов, наконец начала разбавляться плеском воды и холодком. Медленно из полной тьмы выступил каменистый берег, облизываемый ледяными – на расстоянии чувствовалось – водами. Сложно было угадать, откуда и куда несет свое тело эта река, но казалось, что вода здесь по какой-то важной причине. В ней чувствовалась суровая целеустремленность, обычная для древности.
– Стикс, – негромко уронил Танат.
Я слышал о титаниде этой реки от Посейдона. Тот – от ее отца Океана. Сказано было так: «Если уж нужны вам союзники – я бы вот Стикс попросил, но…» – «Что?» – «Боюсь».
Глядя на реку, неспешно и раздумчиво движущую вязкую воду с запада на восток, впору было понять, чего так испугался древнейший Океан.
Другого берега не было видно. Над рекой изгибался древней ковки мост – единственный источник освещения. Тонкий, легкий и сам по себе мерцающий лунным светом, он не отражался в ледяных водах – зато позволял видеть их и чувствовать ежесекундно, что ты сейчас в них свалишься. В хрупкие перильца, готовые рассыпаться от одного прикосновения, были вмурованы адуляры – лунные камни.
– Работа Циклопов? – спросил я. Танат пожал плечами. Может, ему не доводилось видеть других произведений подземных ковачей, которых Уран заточил в Тартар. А может, просто было все равно.
Тьма начинала редеть – нет, просто становиться багрово-оранжевой. По правую руку появилась черная, отполированная скала. По левую так и плескали воды Стикса: река опоясывала подземный мир не один раз. Ворота, через которые свободно могли въехать пять колесниц, были зажаты между черной водой и скалой. Бронзовые створки оскалились мордами псов, посверкивали рубинами глаза в тщетной ярости. Ворота стояли нараспашку, и от них уходила скалистая тропа. Пустая. Коварная и короткая.
Распласталась под ногами, приглашая идти вперед, а потом вдруг закапризничала, вильнула влево и уперлась то ли в холм, то ли в курган, то ли в подобие сторожевой вышки. Танат кивнул – поднимаемся. После недолгого подъема выпростался и сказал негромко: