Аид, любимец Судьбы (СИ) - Кисель Елена. Страница 27

– Гляди.

С не очень высокого холма подземный мир можно было увидеть едва ли не весь: мы стояли на вершине чаши.

Чаши, многократно опоясанной черными водами Стикса.

И довольно скудно освещенной – если бы мне могла мешать темнота.

Багряный сумрак клубился под сводами, временами переходя в огненный полумрак – вот и вся разница. Огонь и тень соперничали друг с другом на необозримых просторах, но сильнее всего была власть огня у самого сердца видимого мне подземного мира. Там вилась полыхающей цепью огненная река: выходила из жерла вулкана на севере, широким рукавом опоясывала высокий остров и уходила на юго-восток, перечеркивая равнину неровной полосой, распространяя во все стороны притоки и огненные ручейки. Это не было потоком лавы: вода горела, словно факел, мириады факелов, и в этом свете легко можно было рассмотреть черный дворец на том самом острове, который обвивала огненная река.

– Обитель Эреба?

– В кольце Флегетона? – Танат кивнул на реку. – Крона. Он начал строить тут три десятилетия назад. Готовился к войне.

Дворец и без того говорил, что его хозяин готовился к войне. Крепкостенное сооружение с могучими башнями и бойницами для лучников. Недостроенное.

Я не видел обители отца на горе Офрис, но понял, что вижу перед собой творение одного архитектора.

– И?

– Начал строить. Потом перестал.

– Почему?

Убийца повел крыльями. Весь его вид говорил: «Крона спроси».

Огненный Флегетон дотягивался до юго-востока и там вливался в другую реку – суровую с виду, зажатую между каменистыми, гористыми берегами. Вспышки Флегетона гасились ревущей, безумствующей в своих оковах водой.

– Ахерон, – подал голос Танат. Проследил мой взгляд и добавил: – Севернее – Коцит.

Коцит, выходя на свет из северо-восточной равнины, разрывался надвое, коварно змеился на восток и на север и делил свои воды поровну, между Ахероном и Стиксом. Большую часть реки нельзя было рассмотреть из-за плакучих ив, нависших ветвями над водой. Вид у той части, что открывалась обозрению, был донельзя унылый, но о Коците, реке скорби и плача, я уже успел услышать. Не ждал другого.

На юго-востоке, между Стиксом и Коцитом простирались угрожающего вида болота – Стигийские, как мельком поведал мне Танат. О них я тоже слышал – как об обители чудовищ. Взгляд отметил еще несколько дворцов, вулканов и озер, но задавать вопросы я больше не стал: искал глазами конечную точку нашего пути.

Она нашлась легко, стоило только взглянуть на север. Место, от которого отступил пурпур огня – безусловная тьма, в которую, сколько ни вглядывался, ничего не видел. Пятно неразбавленного мрака.

Вход в великую пропасть, порожденную Хаосом и Геей на заре времен – Тартар. Место плена первенцев Земли – Циклопов и Гекатонхейров, которых вверг в Тартар Уран-Небо из-за их уродливости и мощи. Вечное узилище, из которой Крон не пожелал освобождать братьев, хотя мать-Гея и просила...

Тюрьма первозданной силы.

Место, через которое лежит путь к дворцам Ночи и Эреба.

Тартар – глубь из глубей, о котором пока еще никто не мог сказать: нечто это или ничто?

Я молча спустился вслед за Танатом с возвышения.

У ног сонно всплескивала неширокая речка, не замеченная ранее. Мирные хрустальные воды приглашали: зачерпни да выпей. Убаюкивали. Приглашали сесть под один из белых высоких кипарисов, что росли по берегам, – и отрешиться… не думать… не помнить…

Я передернул плечами, отворачиваясь от невинного водоема: у водоема начисто отсутствовало дно. Прозрачность уходила в необозримую, затягивающую глубину, где можно было при надобности потопить Олимп.

– Лета, – негромко пояснил Убийца. – Река забвения.

В молчании мы миновали высокую белую скалу, из-под которой брала свое начало Лета. На камне выделялись вырезанные письмена – смысл, как и язык, оказались для меня тайной, но вот почерк…

Словно вывела знакомая рука. Легкая и насмешливая – та самая, что сейчас из пустоты похлопала по плечу. Молодец, мол. Славно придумал – прогуляться по подземному миру. Шагай, невидимка.

А уж я тебя направлю.

Едва заметная тропа уходила от белой скалы в сторону огненных вод Флегетона. В этом направлении мы с Убийцей и двигались, не сворачивая больше и не глядя по сторонам. Неприветливо посматривал сверху темный свод. Время от времени под сандалии ложился низкорослый цветок с бледно-золотистыми лепестками – чахлый, из непонятных побуждений поднявший голову посреди тропы.

– Асфодели? – спросил я. Убийца пробормотал что-то невнятное. Кажется, мне не следовало уж слишком увлекаться местными растениями…

– А то получишь утешение!

Белое свалилось сверху. Зависло над головой, приязненно хлопая крыльями. Оглушило стуком пестика о дно ступки, которую держало в руках. Перестало на секунду мельтешить перед глазами – и прояснилось в русоволосого юношу в светлых одеяниях, со светлыми же крыльями.

Красавчик, источающий неразбавленное дружелюбие, от которого хотелось спастись в пасти Тартара.

И совершенно дикие черты лица, нет, то есть, черты-то нормальные…

Но на месте Убийцы – я взялся бы за меч, проучить белокрылого. Чтобы не крал чужие лица, а если уж украл – нечего над ними так издеваться.

Улыбаться, показывая зубы, широко раскрывать опушенные густыми ресницами глаза, пропускать в каждую черточку приветливость…

– Что смотришь? – хихикнул. – Я – Гипнос-Сон, сын Эреба и Нюкты. Брат-близнец Чернокрыла, только ты уж, сделай милость, не путай нас, а?

– Разберусь, – процедил я.

Смех Гипноса слился со стуком пестика о дно ступки.

– Не перетрудись разбираться. Радуйся, Аид, сын Крона! Это ведь ты, так? Ну, кого б еще Чернокрыл приволок. А я все думал – когда ты спустишься… А почему пешком? Братец мог бы тебя и на крыльях подкинуть – или не додумался?

Судя по взгляду, Убийце как раз хотелось испытать на близнеце свой клинок – чтобы не смел изображать улыбающуюся смерть в белом.

– А давай я, а? А то вы так к следующему веку доберетесь. А я у нас в семье… ну, самый легкокрылый, что ли!

Расправил крылья – крепкие, белые, гладкие, в полутьме кажется – даже светятся. Маховые перья одни к одному, на таких – легче пуха взлетишь. Полюбовался. И бросил выразительный взгляд на железную ношу за плечами брата-близнеца.

– Ногами дойду – не рассыплюсь.

– А вот это зря, – порхнула легкая улыбочка по лицу. – Тон такой зря. Я ведь обидеться могу – вот и обнесу сонным настоем. Или в глаза брызну не вовремя…

– Гипнос, – голос Убийцы упал железной болванкой в гагачий пух. – Чего тебе?

Белокрылый близнец смерти перестал стучать в ступке и задумчиво принюхался к настою внутри.

– А на Кронида старшего посмотреть. А то на спящего за столько лет еще не налюбовался… Да мать меня послала, мать! Сказала – проведешь, покажешь-расскажешь. Ну, может, не сказала, я сам напросился, ты же неразговорчивый у нас, а гостю надо узнать о подземном мире.

– Узнаю без тебя, – отрезал гость, не считаясь с чувствами обидчивого Гипноса.

– Ага, – неожиданно легко согласился тот.

Совсем занятой стал: в ступке толчет, по сторонам не смотрит, брови аж свело от серьезности дела – это ведь не что-нибудь, это маковый настой! Перетолчешь – будут спать слишком крепко, недоготовишь – проснутся усталыми…

Толчет.

Не улетает, зараза.

Убийца махнул рукой – мол, все. Теперь уже и не улетит.

Благодарность первобогам – если хоть молчать будет…

Вилась неширокая тропа, тревожимая разве что ногами бесплотных теней. Тени мелькали справа и слева: бродили по полям, среди цветков асфоделя, по временам наклоняясь и погружая лицо в тусклое, мертвое золото лепестков.

Цветы мерно качали головками и с готовностью отдавали запах – горьковато-сладкий, поднимающийся от венчиков густыми волнами.

«Куда? – стонали вдогонку цветы. – Зачем? Здесь покой… Хорошо… Тревог нет… Спокойно…»

Сердце молчало в ответ: оно с некоторых пор прочно настроилось на ритм «Будет. Будет». А ноги слушались асфоделей охотно: ногам хотелось уйти с тропы, утонуть в бледно-желтом море, подкоситься – чтобы все тело окунулось в волны утешения…