Вознесение черной орхидеи (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 90
Выгибаю тело вперед, навстречу его языку и губам, толкаю грудь к источнику выбивающего из-под ног почву наслаждения! Уже никакая сила не заставит меня разорвать эту порочно-восхитительную связь, рубите канаты, топите спасательные шлюпки, я больше не хочу свободы от этого потрясающего диктата! Жмурюсь от ощущения эвкалиптовой прохлады воздуха на влажном пике груди, и тотчас же ловлю сладкое погружение второй вершины вожделеющего соска в омут теплого бархата засасывающего поцелуя. Плыву в этих ласковых волнах, лечу в стратосфере манящих небес, без опасения разрезая воздух взмахом сильных крыльев, и с трудом удерживаюсь в этом полете, потеряв ощущение скользящего языка. Холод внезапного одиночества вызывает протестующий стон, поднимаю дрожащие ресницы, устремив умоляюще-непонимающий взгляд в его спину. Он по-прежнему одет, и черный деловой костюм как нельзя резче подчеркивает разницу нашего положения. Сладкие спирали возбуждения все еще извиваются лентами под кожей, слегка замедляя движение, и я непроизвольно делаю полукруг бедрами, чтобы расслабить начинающие затекать коленки.
- Разрешаю сесть на бедро. Можешь опереться о пол ладонями! – звучит лишенный каких-либо эмоций спокойный голос, и я ежусь от психологического холода, занимая на широкой подушке более комфортабельное положение, вытянув ноги для быстрого расслабления. Мой взгляд скользит по его спине. Пытаюсь рассмотреть то, что находится на столике, который он сейчас закрыл от обзора своим телом. Эта часть комнаты погружена в полумрак, но я готова поклясться, что различила тусклое мерцание цепи. Острое желание быть скованной, с заведенными за спину руками, открытой его прикосновениям и воздействиям, прошибает горячей волной, но я боюсь озвучить свое желание. Мне не разрешали говорить, это во-первых, а во-вторых, я помню его позицию относительно приверженности правилам – никакой фиксации на первой сессии. Хотя видит бог, я не стану сопротивляться, если он захочет это сегодня сделать!
Я поспешно опускаю глаза и сгибаю ноги в коленях, когда он поворачивается ко мне. Первое правило поведения покорной рабыни или просто страх перед тем, что может оказаться в его руках? Тело напрягается забытым волнением с примесью сладости, когда в поле зрения попадают носки черных кожаных туфель.
- Подними глаза.
Прежде чем соображаю, что именно делаю, нерешительно трясу головой… мне не хочется смотреть. Мое счастье именно в сладком неведении, к тому же я могу догадываться, что у него в руках совсем не букет цветов, как это было на протяжении недели.
За подобный протест в других руках мне бы с легкостью прилетела пара пощечин и жесткая хватка на подбородке. Пытаюсь поднять ресницы, преодолеть зону нового комфорта растворяющей покорности без права смотреть в глаза и принимать тяжелые решения, но, черт, просто не могу себя заставить. Что-то изменилось. Это не страх и не ужас, я не могу подобрать этому никакого определения…
Испуганно охаю, ощутив прикосновение к щеке. Это не его пальцы. Холодный, равнодушный росчерк наконечника…изумленно распахиваю глаза, упираясь взглядом в черную кожаную лопатку стека, скользнувшую к моим губам.
- Я не люблю повторять дважды.
Как быстро штормовые волны абсолютного вожделения сметает зловещий стиль страха перед болью напополам с нежеланием расстроить того, кто в данный момент держит в своих руках весь твой мир, твою волю, твою свободу? У меня не было возможности познакомиться с этим девайсом раньше, но из всемирной сети я узнала, что в плане болевого воздействия он может свергнуть с пьедестала даже кнут. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы я испуганно подняла глаза, встречая его взгляд, который в полумраке показался особенно глубоким и тяжелым. Но, несмотря ни на что, я ощущала себя в безопасности даже сейчас, чувствуя на губах шокирующий холод стека, а в глубине души пронизывающий сканер, взгляда, который, как ни странно, больше не вызывал сухого холода.
- Не бойся. – Наконечник орудия боли почти ласково скользнул по кайме дрожащих губ, задев зубы, когда я приоткрыла ротик, готовая закричать или всхлипнуть. – Ты можешь все остановить в любой момент. Твои стоп-слова?
Язык меня не слушается, я с трудом заставляю себя произнести эти два слова, которыми сегодня не воспользуюсь.
- «Свобода» и «отражение»…
Нежный поцелуй в центр напряженного лобика, ласка трепетного поглаживания по коже головы у корней волос в такт с полукругом стека на моих губах, - поразительно, как ничтожно мало мне надо сейчас, чтобы прогнать неуместный страх ласковым прибоем расцветающего с новой силой доверия. Теряю привкус холодной кожи на губах, это пугающее послевкусие тотчас сметает шквал теплого языка, прорвавшего оборону дрожащих уст. Быстрые толчки в глубину моего ротика с имитацией чувственного полового акта – от одного осознания сладкой развратности этого поцелуя заливаюсь краской до кромки волос, а змейку позвоночника кроет горячая испарина, которая тотчас же остужена хаотичным трепетом распахнутых крыльев. Робко толкаю язычок навстречу натиску неумолимого поработителя, смягчая агрессивную атаку собственными волнами нежности по акватории его морей, расписываясь в осознанной и такой желанной капитуляции. Изумленный вздох я не слышу – я ощущаю его фибрами сознания. Когда двое людей достигают такого единого абсолюта, способность чувствовать друг друга приходит дополнительным бонусом. Протяни руку, и ты прикоснешься к нему настоящему, этому не в состоянии помешать никакая напускная маска абсолютного хозяина жизни и твоей души и тела в данный момент. И самое главное – он не собирается мне в этом препятствовать, более того, он намеренно открылся с этой стороны для меня. Я пойму это совсем скоро, сейчас же бурлящее в крови желание не оставляет места философским умозаключениям.
Несколько уверенных движений, и халат беспрепятственно сползает с моих плеч на пол. Я так увлечена поцелуем, что инстинктивная попытка закрыться исчезает, так и не оформившись в осмысленное желание. Уже не понимаю, от восторга или испуга, всхлипываю в его теплые губы, ощутив спиной прохладу пола. Мои бедра остаются лежать на подушке, колени простреливает мимолетной вспышкой тянущей боли, которую я практически не замечаю. Рельефная тень моего безжалостного Архангела закрывает собой обзор, до которого сейчас тоже нет никакого дела. Моя воля медленно перетекает из губ в его жаждущие губы, и мне не страшно с ней расставаться, потому что я получаю взамен нечто большее, рядом с чем моя беспечная свобода не стояла даже близко.
Теплая ладонь скользит по груди грубовато-чувственной лаской, спускаясь к животику, не останавливаясь надолго ни в одной точке, к своей окончательной цели, сменив прикосновение ласковым нажимом в области лобка, но я еще не в полной мере готова раскрываться по малейшему требованию, напрягаю мышцы и вздрагиваю всем телом от холода последующего приказа.
- Ноги в стороны! Не заставляй меня делать это насильно!
Ловлю его взгляд - могу только представить, насколько уязвимо выглядит умоляющее выражение моих глаз, но понимания не встречаю, темный в полумраке изумрудный оттенок обжигает льдом, требуя беспрекословного подчинения. Меня еще удерживает какой-то внутренний барьер, я фиксирую внимательный прищур глаз без каких-либо эмоций в немой надежде на прекращение подобного давления, но железная воля продавливает без остатка, сжимая горло предвестниками слез бессилия, которые… кажется, мне нравятся?!
Его ладонь накрывает мои глаза за миг до того, как я готова выразить слабый испуг-протест слезами. Послушно опускаю веки, словно это сможет временно сделать меня невидимой, так действительно легче пережить свое смущение на грани со страхом перед прыжком на новый уровень. Я сама просила этого мужчину забрать свой страх, какое право у меня помешать ему в этом?
Снова скольжение холодного кожаного наконечника – вдоль живота, очерчивая напрягшиеся мышцы пресса, неумолимо, безжалостно, вниз, в точку предельного напряжения сомкнутых бедер… Угроза неминуемой боли больше не выражается протестующими всхлипами, я покорно, подчиняясь инстинкту порабощенной невольницы, развожу их в стороны без всякого давления со стороны своего хозяина. Дрожь волнения омывает позвонки откатом волны, когда прикосновение стека к налившимся малым губам накрывает новым жарким приливом. Я не подозревала, что желание бесконтрольного растворения и близости сделало меня настолько влажной и готовой принять мужчину полностью. Киска отозвалась на незнакомое вторжение быстрой ошеломляющей пульсацией, а бедра инстинктивно выгнулись навстречу ласкающему нажиму стека. Я устала удивляться тому, как моментально дрожь испуга сменялась дрожью эротического возбуждения, потеряла кончик логической цепочки между «допустимо» и «нет». Теплые спирали чистейшего желания бежали в венах, расцвечивая искрами алую горячую кровь, и когда внутреннюю сторону бедра обожгла резкая точечная вспышка боли, я не закричала. Я застонала, жадно выпивая яд сладчайшего безумия, вспыхнувшего буйством красок в теле и каждом перышке новоприобретенных крыльев. Второй отрывистый удар был ожидаемым, боль, не успев достигнуть обнажившихся нервов, моментально трансформировалась в две перекрестные волны возбуждения и восторга, исторгнув из моего горла судорожный стон вместе с первыми слезами счастливого погружения. Не дав мне опомниться от накрывающего урагана совершенно новых, незнакомых и таких шикарных ощущений, стек в его ладони грубовато развел в стороны распухшие малые губки, беспрепятственно скользнув во влажную глубину истекающей соком вагины. Уверенно, бескомпромиссно, продавив ребром самую чувствительную бусину изнутри, спровоцировав первые спазмы приближающего оргазма, скручивая в тугой узел голосовые связки от неистово-восторженного крика. Отпустив последние поводья самоконтроля, я забилась под этой развратно-ошеломительной лаской, толкнувшись вперед бедрами, застонав от сладкой рези кожаного ребра глубоко внутри себя. Обрывки мыслей, да что там, самого сознания не желали оформляться в осмысленные образы, разжигая в крови одно-единственное желание – быть взятой, поглощенной, покоренной прямо сейчас, без остатка, полностью, немедленно, выплеснуть всю волю и желание подчиниться в неистовом крике приближающегося оргазма…