Сыскарь чародейского приказа - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 22

Его высокородие достал табакерку. Я криво улыбнулась:

— У нас с Эльдаром Давидовичем свободные отношения, наша с ним любовь выше закостенелых ограничений, накладываемых на нас обществом. А он у нас мужчина непростой, холерический, ему страстями жить надобно!

Я с усилием остановила руку, уже готовую взметнуться к лицу; оттопырив мизинец, отыгрывала я явно купца Жихарева.

— Кхм… — сказал Петухов. — Кхмм… от ведь… поди ж ты…

Решив, что сказала и так больше, чем от меня ожидалось, я молча опустила очи долу. Эх, глупости, Гелечка, творишь. И зачем надо было эту театру здесь устраивать? Могла же потихоньку алиби предоставить или даже подождать, пока Мамаева арестуют, и уже в разбойный с откровениями явиться. Тем более что ежели начистоту, ему пара дней в арестантской только на пользу бы пошла — темперамент его сверхчеловеческий подостудить. А теперь что? Сама ты, Гелечка, актриса проездом из Парижа, только ногу осталось задрать, чтоб нижнее белье продемонстрировать.

— Так вы — эмансипе? — В тоне его высокородия сквозил священный ужас.

— Именно. И ценю, что Эльдар Давидович эти мои взгляды разделяет и поддерживает.

Играть так играть. Нет в жизни ничего хуже недоигранных ролей. Я обвела глазами публику. Шок и трепет, вот как зал держать надо!

Его высокородие опять нюхнул табачку, поморщился, чихнул.

— Однако у вас и подчиненные в приказе, господин Крестовский…

А вот на шефа мне смотреть не хотелось. Абсолютно. Потому что если брезгливость во взглядах чиновных наших гостей трогала меня мало, то неодобрение Семена Аристарховича могло больно уколоть. Все же скосила глаза, посмотрела и тут же вскрикнула:

— На помощь!

Крестовский с откинутой на спинку кресла головой и закрытыми глазами был похож на покойника. Я первой к нему подскочила, тронула за руку, показавшуюся раскаленной, прислушалась к дыханию, ничего не уловив. Через мгновение меня оттеснил от шефа Зорин. Ляля причитала где-то позади — пронзительно, очень по-бабьи, и я почему-то слышала только ее эти причитания.

— Врача? — приказ Петухова звучал слегка вопросительно.

— Спешить надо, — сказал Иван Иванович и, склонившись над телом, без усилий подхватил его на руки. — В лазарет. Ольга Петровна, телефонируйте туда, нам нужны лекари-маги.

— Что с ним?

— Истощение. — Зорин уже шел к выходу. — Эльдар, подсоби.

Мамаев пошел следом, по-особенному держа руки чуть перед собой.

Я тоже не могла оставаться в кабинете.

— Это я виноват, — сокрушался Эльдар. — Я вас вызвал с перепугу, а он в сорока верстах был, да еще дополнительный груз на себе тащил.

Дополнительный груз — это, стало быть, я? Немного обидно.

— А он же слабый еще, Семушка наш.

— Ты, Эльдар Давидович, немного не за то себя коришь, — рассудочно говорил Зорин. — Ты в том виноват, что с бабами своими до конца разобраться не мог. Все наши напасти именно от этого твоего легкомыслия происходят.

Тут я с Зориным была согласна совершенно.

— И Гелю еще зачем-то впутал.

Эльдар даже не возражал; я, идущая в полушаге позади, тоже.

Внизу Иван Иванович погрузил шефа в коляску, сел рядом, придерживая того за плечи, Мамаев — напротив и сразу поднял колясочный верх. Они уехали. Вахтенный, хлопотавший вокруг нас, вернулся на свое место внутри задания. Я осталась у ступеней приказа в одиночестве.

А действительно, велел бы: «Попович, я сейчас в приказ своим чародейством перенесусь, а вы в Мокошь-град по-простому возвращайтесь, через три часа увидимся», может, и не свалился бы от истощения. Или вот зачем Эльдара спасать понесся? Мог же попросту телефонировать, узнать, что за пожар. У купца Жихарева, я уверена, телефонный аппарат в доме установлен. Не бережет себя его высокородие и слишком по-отечески к подчиненным относится.

Лошадка наша приказная опять же за городом осталась, коляска…

В этом моменте у меня в голове что-то щелкнуло, в груди защекотало от предвкушения. Ло-шад-ка! Султан на голове, цок-цок по булыжной мостовой Швейного переулка. Я готова была поставить что угодно на то, что коляска, которую я увидала из кабинета Крестовского, и та, которая проезжала мимо нас той ночью у безлюдной проклятой церкви, — одна и та же.

И я решительно юркнула в каретный двор. Потому что подозрения подтвердить надо немедленно, потому что делом надо заняться, а не выть от неизвестности — как там шеф, жив ли, успеют ли столичные лекари?

Каретный двор почти не освещался, тем более сейчас, когда сумерки только-только вступили в свои права. Над некоторыми облучками горели фонари, и этого света мне хватило, чтоб уверенно подойти к интересующему меня транспорту.

Ну что скажу… Лошадь как лошадь. А в коляске я не уверена. Потому что тогда ночью видела ее издалека.

— Тпррру, красавица. Не принесла я тебе сахарку, не знала, что с такой милой барышней познакомлюсь.

Кобыла была серенькая, изящная, с нежными влажными глазами, я еще немного с ней посюсюкала, наклонилась вниз просто потому, что, если осматриваешь лошадь, положено подковы тоже смотреть. Краешек глаза зацепил какое-то движение, но обернуться я не успела. Перед глазами посыпались искры, затылок обожгла боль, и я свалилась под копыта лошади, моментально потеряв сознание.

Глава четвертая

В коей вершится наказание невиновных и награждение непричастных

Среда, десять утра, третье число месяца. На время недееспособности начальника приказа господина Крестовского его обязанности тяжким бременем легли на плечи Зорина. Иван Иванович командовать не умел и не любил, но повинность свою исполнял даже с некоторым блеском.

Семушка в порядке, ну, насколько может быть в порядке чардей в крайней степени магического истощения. За ним присматривают. И Матвей Кузьмич, главный волшебный лекарь — или лекарь-чародей? — Мокошь-града, заверил их, что здоровью дражайшего Семена Аристарховича как телесному, так и душевному более ничего не угрожает.

Иван Иванович поставил себе мысленно жирный плюсик.

Петухов покинул присутствие в самых расстроенных чувствах. По крайней мере, об этом поведала Зорину Ольга Петровна, которая со вчера еще побледнела и осунулась, а также стала пользовать ароматную нюхательную соль, чтоб унять свои нервические припадки. Расстроенные чувства обер-полицмейстера Зорина волновали постольку-поскольку. А вот то, что его высокородие Эльдара под стражу не взял, — это тоже плюсик, за который надо суфражисточку благодарить. Вот ведь Гелечка, вот ведь актриска!

Иван Иванович прошелся по кабинету, оправляя чиновничий мундир, заглянул в окошко, полюбовался пустым по случаю раннего времени каретным двором и тронул стеклянный колокольчик:

— Ольга Петровна, голубушка, принесите мне, будьте так любезны, новые данные с самописцев.

Ляля поправила на переносице очки с задымленными стеклами, которые только-только входили в моду среди мокошь-градских томных барышень, сменив загадочные вуалетки, и прошелестела:

— Сей момент. Там в основном текучка всякая.

Зорин кивнул:

— Да-да, голубушка, именно мелкие дела меня сейчас и интересуют. Хочу хоть немного Семену Аристарховичу помочь, прибраться, так сказать, мелкий сор вымести.

Ольга Петровна развернулась.

— И Евангелину Романовну ко мне позовите.

— А ее нет еще. — Ляля прижала к груди планшетик. — Видимо, вчерашние события…

Зорин взглянул на часы, покачал головой — пунктуальность господин исполняющий обязанности начальника ценил превыше иных талантов.

— Ну что ж, как только явится, велите ей зайти.

Ляля готовила документы с полчаса, затем еще минут пятнадцать доводила стопочку бумаг до совершенства, так что в кабинет начальства вернулась уже в одиннадцать.