Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич. Страница 44

Учли, видимо, фашисты и то, что Валентин может пройти в город новыми тропами, примет все меры предосторожности. Поэтому с наступлением темноты вокруг города начали рыскать патрули, в скрытых местах затаились засады. Знай все это, любой из разведчиков тут же вернулся бы в лес. Но Валентин этого не знал. Его обстреляли из засады, он побежал. Заметив преследование, стал отстреливаться. Но его ранили, и очнулся он уже в тюремной камере.

С тех пор прошло два месяца. Григорий, Валентин и Алик о себе уже не думали: надежды на спасение у них не было. Борьбу в застенках они теперь вели за тех, кто продолжает бороться с врагом на свободе. Главное было — выдержать, не выдать товарищей, не сказать ничего, что могло бы послужить уликой против подпольщиков.

На очных ставках с Кольцовым выяснилась важная деталь: провокатор не встречался ни с «Дядей Яшей», ни с сестрами Орленко. И Валентин с Григорием попытались выручить Анну и Антонину с дочкой, вновь арестованных в связи с провалом Григория. Прямых улик против них следователи не имели. Валентин утверждал, что ни с кем из сестер Орленко не встречался. При этом он делал упор на то, что даже провокатор Кольцов не может указать ни на одну из этих встреч. Причастность сестер к подполью категорически отрицал и Григорий Орленко. Обвинение, построенное на подозрениях, стало рушиться. Тогда фашисты прибегли к неслыханной подлости: они привлекли к допросу шестилетнюю дочурку Антонины — Лору. Этим занялась Татьяна Меженбаева, переводчица следственного отдела.

Об этой изменнице подпольщики имели довольно ясное представление: Меженбаева участвовала во многих карательных актах СД, была рьяной помощницей Фашистов на допросах, нередко участвовала с ними в кутежах, пользовалась расположением самого начальника СД доктора Минца. Знала Меженбаеву и Орленко. И когда Антонину взяли на допрос вместе с Лорой и она, войдя в кабинет следователя, увидела там Меженбаеву, сердце ее дрогнуло.

— Лорочка! — мягким, вкрадчивым голосом начала допрос провокаторша. — Вот этот дядя Валентин, правда же, приходил к вам? Вспомни. И тебя вместе с мамой отпустят.

Взгляды врагов впились в ребенка. Лора бросила на Валентина испуганный взгляд и прижалась к ногам матери.

— Не знаю я этого дядю, — прошептала она испуганно.

— Убрать! — сердито бросил немецкий офицер солдатам.

Так и не найдя улик, фашисты вынуждены были выпустить из тюрьмы сестер Орленко.

Выйдя на свободу, сестры рассказали об оставшихся заключенных и провокаторе Кольцове «Дяде Юре» — Павлу Топалову, а тот передал это Грише и Жене.

Партизанские разведчики разработали план. Операция получила название: «Бейтулла».

Представитель леса должен был встретиться с Бейтуллой Демишаевым, начальником хозяйственного отдела Мусульманского комитета в Симферополе, и предложить ему сотрудничество, намекнув, что работа на партизан — последнее средство искупления его вины за черную измену Родине. Наш человек положит на стол Бейтулле обличительные документы и когда тот будет сломлен, даст ему задания: спасти Валентина, Григория, Алика и убрать провокатора Кольцова — отдать его в руки партизан или «утопить» на месте: подсунуть гестаповцам пачку донесений Кольцова, которые тот в свое время доставил в лес. На этих документах, составленных рукой Кольцова, теперь были поставлены новые даты. Попади после этого они в руки немцам, и Кольцову не сносить головы.

На рассвете, когда партизанский лагерь еще спал, Емельян Колодяжный разбудил Женю Островскую и заговорил с ней об освобождении узников гестаповской тюрьмы.

— Думаете поручить нам с Гришей?

Колодяжный молча посмотрел на собеседницу.

— Не совсем так, Женя. Не двоим, а тебе одной. К Демишаеву должна пойти женщина. То, что она войдет в его кабинет, не вызовет особых подозрений. По-своему будет понята и задержка в кабинете. В то же время визит ошеломит его. В смелом шаге маленькой женщины проявится большая сила нашего народа. Этой силы и боится изменник. Подумай, Евгения Емельяновна. Посоветуйся с Гришей. Но больше ни с кем. Утром приходи с ответом.

С минуту подумав, Женя ответила:

— Хорошо, Емельян Павлович! Выполню…

…Утром на Кооперативную, шестнадцать, к часовому, стоящему с винтовкой у входа в склад, подошли два солдата в чехословацкой форме со знаками «РД» на рукавах. На ремнях — чехословацкие винтовки. Козырнули по-военному, но заговорили просто:

— Чуешь, паробок! Покличь до нас господаря Демишаева.

— Моя не ходит от поста.

— А мы не можемо вступовать на склад, щоб не пропустить авто.

— А вы один тут стой, один туда иди. Один дверь направо — там Демишаев.

Словаки так и сделали.

В следующую минуту к часовому подошла низенькая крестьянка:

— Простить, будь ласка! — робко заговорила она. — Я деревенська. Из-под Карасубазару. Шукаю господина Демишаева Бейтуллу. Ему письмо привезла.

— Давай, передаем.

Женщина неторопливо засунула руку за ворот кофты, достала письмо, но тут же засунула его обратно.

— Ни, це не можна. Сказано, прямо ему передать.

— Ну прахади. Один дверь направо — там Демишаев.

В коридоре крестьянка встретилась со словаком. Тот кивнул на провода и резанул пальцем по пальцу.

В первую дверь направо крестьянка вошла без стука.

— Прошу прощения. Вы будете господин Демишаев Бейтулла? Вам письмо.

— Садысь, ахыс хароший. От каво? Давай!

Он уставился на симпатичную посетительницу маленькими блудливыми глазками.

Вручив письмо, женщина спокойно села на стул у стола и стала наблюдать за хозяином кабинета. А он читал, все более недоумевая.

— От каво эта письма?

Вместо ответа посетительница встала и заговорила по существу.

— Я к вам, господин Демишаев, из леса, от подпольного обкома партии.

— Что?!!

Лицо предателя вытянулось, грузная фигура откинулась на спинку кресла, а рука потянулась к телефону.

— Правакасия! — прошипел он.

— Не шумите!

Но он продолжал стучать по телефону.

— Але! Але!

— Телефон обрезан. Перестаньте шуметь. Послушайте спокойно. Если не хотите жить, хватайтесь за пистолет. Стреляйте! Только должна вас предупредить: вас уложат раньше, чем вы это сделаете.

Бейтулла уставился на женщину острым, пронизывающим взглядом, видно, собираясь с мыслями.

— Может, вы думаете, что я из гестапо? Нет, — проговорила она. — Вот вам доказательства. Вглядитесь в почерк письма. Прочитайте и вот эту записку, — передала она через стол бумажку. — И тоже присмотритесь к почерку. Может быть, узнаете, кто писал?

Отойдя подальше от стола, она наблюдала за выражением его лица; оно мрачное, злое, напряжено до крайности.

— Хто эта пишет?

— Подсказать? И письмо и записку писал тот, с кем вы сидели за одной партой в школе, с кем учились в одном институте и переписывались.

— Кадыев?

— Вот видите, угадали. Память у вас хорошая. Товарищ Кадыев в лесу. На важном посту.

— Знаю, — сердито бросает татарин, — он начальник разведки.

— Верно. Могу сказать, в каком он отряде. Но лучше я добавлю другое. Не совсем хорошее слово просил передать вам комсомолец Сейдали Курсеитов, сын того вашего соседа Курсеитова, который еще до войны переехал из Байдар в Зую. Сейдали тоже у нас в лесу.

— Это моя тоже знает.

Голос Демишаева заметно упал. Лицо побледнело. На нем резче обозначились морщины. Женщина поняла: упоминание партизанских фамилий придавило подлеца тяжелым грузом.

— Скажи: почему ты пришел на мене? — раздраженно спросил Бейтулла.

— Вот это уже конкретный разговор, — оживилась гостья. — Подпольный обком партии интересуется: что вы думаете, когда читаете сводки о продвижении Красной Армии от Волги до Днепра?

— Моя не думает, моя агитировать не надо. Бесполезна. Ухади! Сюда хто-нибудь прийдет…

Видимо, испугавшись собственной угрозы, Демишаев изорвал и проглотил записку Кадыева, а письмо сунул в боковой карман пиджака. Им можно прикрыть эту встречу.