Туманный город (СИ) - Шульман Марина. Страница 1

Глава 1

Куда ведёт нас всех дорога,

Ведь неизвестность впереди?

Скитаться мало или много

И что нас ждёт в конце пути?

Загадки этой жизни бренной

Везде подстерегают нас;

Решать их будем, несомненно,

Пока не пробил смертный час.

Наш конный фургон ехал с обычной скоростью по безлюдному лесу, как вдруг на повороте он резко опрокинулся на бок. Обычно во время долгих переездов я уютно устраивалась на сиденье около окошка и предавалась мечтам. Но, к несчастью, как раз перед этим моментом я встала, чтобы достать себе яблоко…

Меня резко отбросило назад, и я упала на скамейку, служившей нам кроватью. Сильно ударившись плечом об её деревянный остов, я, кажется, даже вскрикнула от боли. Незакреплённые ящики разлетелись по всей повозке, хотя основная часть внутренней обстановки, прибитой накрепко, осталась в неизменном положении: всё-таки в дороге иногда случаются подобные заносы.

Розамунда, моя мать, не пострадала и бросилась ко мне на помощь. Только меня в ту секунду больше волновал вопрос, что же случилось на дороге. Так как я не понимала из-за чего устойчивый фургон мог перевернуться.

– Ты цела? – с тревогой в глазах спросила мама и, не дожидаясь моего ответа, помогла подняться.

Пребывая в некотором замешательстве, я молча утвердительно кивнула и показала на плечо. Но, судя по ощущениям, ничего не сломано, лишь ушиб. Снаружи слышалось тревожное ржание лошадей и громкие голоса людей. Забыв про боль, я пробралась через загромождавшие путь сундуки и с небольшим затруднением вылезла наружу. Следом за мной неуклюже последовала и Розамунда.

Мой отец Марк, управлявший экипажем, подбежал к нам. Убедившись, что у нас всё в порядке, он пошёл осматривать лошадь Белогривку, которая, скорее всего, споткнулась и неудачно приземлилась на передние ноги.

К нашей повозке начали сбегаться люди со всего каравана. Протиснувшись среди них, я подошла к уже поднявшейся лошади. Кроме неё в упряжке ещё находился конь по кличке Вороной, но Белогривка являлась моей любимицей. Я слышала её жалостливое сопение, а в больших глазах видела наворачивающиеся слёзы. Подойдя к ней вплотную, я поглаживала бедняжку по гриве, приговаривая утешительные слова.

Рядом суетился дядя Октавиус. Хотя ему перевалило за шестьдесят лет, это был невысокий проворный старикашка с нескончаемой энергией. Он сразу же позвал Фрэнка, который лучше всех разбирался в лошадях.

– Жить будет, только сейчас принесу мазь для колена, – бросил тот и ушёл в свой фургон.

Все, а особенно я, вздохнули с облегчением. Надо ли говорить, что выход из строя даже одной лошади заметно снижал скорость передвижения каравана, поэтому к здоровью животных нужно было относиться внимательно. Тем временем подошедшие мужчины помогли отцу поставить повозку в вертикальное положение.

– Тогда проблема решена. Через несколько минут отправляемся, – скомандовал дядя Октавиус.

Но труппа оставалась на месте и о чём-то перешёптывалась. Очевидно, артисты удивлялись произошедшему.

– Ну же, – нетерпеливо взмахнул руками дядя. – У нас впереди долгий путь, и хотелось бы добраться засветло!

Люди начали медленно расходиться по своим экипажам, ведь всем хотелось размяться после длительного пребывания в сидячем положении. Через несколько мгновений близлежащее пространство опустело.

– Что случилось? – непонимающе спросила я у отца и огляделась.

Стояло прохладное утро, самое начало зимы. Снег едва-едва припорошил лесную дорогу, на ней отсутствовали брёвна, крупные камни или другие препятствия. Широкий тракт, достаточный для разъезда двух транспортных средств, был свободен. Густой стеной его обрамляли хвойные деревья, поднимавшиеся вверх так высоко, что за ними ничего не рассмотришь вдаль кроме колеи в обе стороны до ближайшего поворота. Абсолютная тишина нарушалась только голосами артистов. За несколько часов переезда нам на встречу попалось лишь несколько карет. К тому же мы вряд ли могли разогнаться слишком быстро, так как ехали самыми последними из пяти повозок.

– Наверное, просто оступилась, – недоумённо пожал плечами Марк.

Вместе с Фрэнком они втёрли лечебную мазь в колено Белогривке. Та, похоже, была готова продолжать путь, хотя и заметно нервничала, дёргаясь из стороны в сторону. Я подошла к ней и осторожно похлопала по крупу.

– Ну, успокойся, с тобой всё в порядке, – успокаивающе повторяла я ей.

Лошадь же смотрела на меня грустными глазами и беспокойно фыркала. Я не сомневалась, она хотела мне что-то сказать, только не могла говорить.

– Тебе больно? – взглядом спрашивала я у неё, но та лишь мотала головой.

Я чувствовала ответственность за наших лошадей и привязалась к ним почти как к членам семьи. Ни в коей мере они не были для меня бездушными животными. Белогривка и Вороной отлично ладили с нами, понимали и слова, и даже интонацию.

– Придётся немного сбавить темп, – уходя, буркнул Фрэнк.

Поёжившись от холода, так как в неразберихе я не взяла накидку, я вслед за Розамундой вернулась обратно в фургон. Мы быстро поставили по местам разбросанные ящики и тронулись в путь. Будем надеяться, что этот незначительный инцидент исчерпан, и караван спокойно доберётся до нашего следующего пункта. В растерянности я села на привычное место у окошка, взглянула вдаль и задумалась о своей жизни.

Откровенно говоря, в том, чтобы быть артистом бродячего театра – мало чего привлекательного. Посудите сами: ты постоянно едешь в разваливающейся повозке, еженедельно переезжаешь из одного городка в другой, вокруг тебя меняются лица, захудалые гостиницы и конца этому не видно. Но самым гнетущим для меня было именно отсутствие родного дома, места, куда можно вернуться после всех поездок. Как же мне не хватало маленькой комнатки, обставленной в соответствии с моим вкусом!

Будучи натурой мечтательной, раньше во время длительных переездов, когда заняться особо нечем, я частенько представляла себе этот крохотный уютный уголок. На светлых стенах – картины с морскими пейзажами, у окна – высокая кровать с белыми подушками, на подоконнике – живые цветы (даже не важно, какие) и говорящий попугай в клетке. Мне бы хотелось работать в оранжерее, выращивать экзотические растения, составлять красивые букеты. Вечером я бы приходила домой и разговаривала с моей милой болтливой птичкой.

Ещё у меня появились бы друзья. Родственники – это, конечно, замечательно. Но иногда хочется пообщаться со своими сверстниками, которые не учат тебя уму-разуму, а с ними можно играть, ходить друг к другу в гости, устраивать совместные праздники… Как вы понимаете, с кочевым образом жизни завести друзей не было никакой возможности.

Сейчас, когда я уже выросла, я мечтаю об этом меньше и меньше. Становлюсь реалистом или старею?

С другой стороны, всё могло быть гораздо хуже. За время путешествий мне довелось видеть людей, живших в гораздо худших условиях – в нищете, болезнях, унынии. А я в почти семнадцать лет не жалуюсь на здоровье, достаточно зарабатываю на карманные расходы и, как уверены окружающие, даже обладаю приятным голосом.

Впрочем, сама я отношусь к нему довольно скептически – мне кажется, люди преувеличивают. Хотя бы потому, что я вижу, как долго и тщательно готовится к новым выступлениям моя двоюродная сестра Ребекка: она часами репетирует, выполняет упражнения для голосовых связок и вечно недовольна своим исполнением. Как сейчас вижу её, прекрасную миниатюрную блондинку в длинном зелёном платье под цвет глаз, стоящую около зеркала и отслеживающую каждое движение.

Что касается меня, то, когда дядя Октавиус поручает выучить песню, я обычно откладываю задание насколько возможно, пролистывая ноты лишь перед репетицией. Но на занятии делаю вид, что усердно занималась с материалом. Наверное, он догадывается о том, как обстоит дело, и всё равно относится с терпением, не требуя изнурительной работы.