Ремесленный квартал (СИ) - Кошовец Павел Владимирович. Страница 65

— Есть возможности, — уклончиво ответил Гарч, посмотрел на маркиза, потом на принцессу. — Но да, проверка поверхностная и полной гарантии не даст.

Когда Лидия и граф ушли, маркиз ещё остался поговорить с хозяином постоялого двора. Истопник подбросил дров в камин, принёс Старику подогретое со специями вино. Сам Гарч переместился на кровать и, сидя, набросил на колени шерстяное одеяло — их общение и отношения наедине ещё больше отличались от того, как они держались на людях, даже при подчёркнутом дружелюбии и поддержке друг друга. Фиори относился к пожилому мужчине скорее как к наставнику и другу, нежели вассалу. Поэтому РоПеруши неспешно попивал вино, пока Гарч удобно устраивался на кровати, а вокруг него суетился слуга.

— Какие у нас варианты ухода? — задал маркиз очень интересующий его вопрос.

— По реке самый удобный, — ответил Гарч. — Понятно, что покинуть город не так просто — устье-то перекрыто. Зато, в крайнем случае, можно перебраться на другой берег либо попытаться подняться выше по течению. Я бы это сразу предложил, но сомневаюсь, что там будет безопасней, нежели у нас, — помолчал, сделал небольшой глоток глинтвейна, довольно прикрыл глаза и откинулся по подоткнутые сзади полушки.

Гарч позволил себе расслабиться, и Фиори видел, что давний его знакомый не такой железный, как о нём думают некоторые, а человек, пусть и крепкий, но пожилой. Он осунулся и выглядел сейчас старше своих лет — перед Фиори ему не нужно было «держать лицо». Этот мятеж изрядно попил его сил.

— У нас есть хорошие лодки, на которых можно уйти. Гномы, кстати, в курсе о них — и это есть та часть договора, оплату которой я не упомянул — в самом крайнем случае они хотят иметь возможность спасти детей, мать, архив, а если получится, то и казну.

— Да? — удивился маркиз. Как-то он привык, что «светлые» горные мастера очень трепетно относятся к нажитому золоту и сама вероятность планирования того, что они даже гипотетически могут расстаться с ним, у него не укладывалась в голове.

— Да. Но в последнее время усилилась активность на воде — всё те же корсары маячат всё время недалеко, поэтому к наблюдателям я приказал поставить мобильные вооружённые патрули — чересчур уж это морское отродье ведёт себя по-хозяйски.

— Хорошо. Всё? Есть ещё варианты?

— Есть. Опять же — гномы. У них позиции, несмотря на не присущий им пессимизм, гораздо крепче. В общем, надо думать, и смотреть по обстоятельствам — твёрдо посмотрел на Фиори. — Главное, чтобы ты смог убедить нужные особы, когда придёт время.

— Ясно, — грустно усмехнулся маркиз, допил вино, встал, потянулся. — Ладно, пойду проверю посты.

Глава 7

Худук размышлял. Не сказать, что это действие его очень напрягало, ибо вопреки распространённому мнению гоблины глупыми никогда не были, наоборот, разум у них острый, можно даже сказать, изощрённый. Они были способны на длительную интригу и коварную, издалека задуманную шутку, что ясно доказывало умение мелких зеленокожих «тёмных» думать. Сам Худук никому и ничего не собирался доказывать, просто жизнь его научила, что необдуманные, спонтанные решения чреваты неприятностями, причём не только для него, но, как это ни неожиданно звучит в отношении «тёмного», для друзей. Поэтому он сейчас был занят очень важным и несомненно занимательным процессом: мысленно примерял на себя корону вожака группы «ночных», состоящей из людей.

Конечно, это тешило его самолюбие: он, небольшой (по размеру) представитель племени, в основном состоящего в конфронтации с любыми людскими сообществами (впрочем, это верно и в отношении соседей по цвету, не говоря уже о «светлых» расах) сумел получить столь лестное предложение! Значит смогли эти драконы подворотен и сточных канав разглядеть в нём нечто такое, что… что он и сам пока не рассмотрел. Естественно, гоблин скромностью не страдал, считая её изобретением трусов (кстати, общее мнение всех «тёмных» без исключения), но такое, гм, непростое внимание к своей персоне, заставляло его, по природе крайне недоверчивого, искать какой-то подвох. Его могло и не быть и скорее всего и не было — неужели эти недалёкие представители петли и дыбы, на лицах которых виделись лишь два желания: нажива и выживание, вернее, применительно к настоящему, наоборот: вначале сохранение голов на почётных местах, а потом уже набивание нор, сундуков и карманов всем, что плохо лежит от блестящих предметов до женских прелестей, могут пытаться обмануть гоблина, съевшего на этом деле не только дохлую, но и живую крысу.

Худук криво улыбнулся (впрочем, это было его постоянное выражение лица, но в данном случае имеется ввиду ещё более широкое растяжение губ с демонстрацией острых и мелких, и чрезвычайно неприятных при взгляде и примеривании их к какой-нибудь нежной части тела зубов). Когда-то они с малышом изрядно уменьшили популяцию этих зверьков, скитаясь по горам — их меню часто составляли только они. Но горные грызуны, в отличие от городских соплеменников отличались большими размерами, злобностью, ну и пугливостью, без которых в Закатных горах не выжить и дождевому червяку.

Приятный экскурс в прошлое прервал могучий рывок вверх, боль в правом, особенно чувствительном ухе и неприятный шлепок, от которого он прямо-таки ощутил, как всколыхнулись мозги, а зрачки рванули по кругу, словно пытаясь настичь собственный шлейф — хвост.

— Ну что, гадёныш, наёмничек драконий, ещё не успел пожалеть о распускании языка? — прогудело прямо в лицо, параллельно обонятельные рецепторы, очень чувствительные у гоблинов, почти, как у псов, жалобно возопили от винно-чесночного перегара. — Я таких, как ты, давил, как вшей. Давил и буду давить, ты уж мне поверь, — в голосе послышалось самодовольство полностью уверенного в своей безнаказанности человека, вдобавок, он сыто рыгнул, и амбре, кошмарной волной накрывшее зеленокожего «тёмного», заставило его невольно сжаться от отвращения. Хозяин же голоса понял это по своему, хохотнул и сказал. — Боишься? Правильно делаешь. Я вначале оборву тебе уши, потом щипцами вырву поганый язык, посмевший невежливо обращаться к высшему существу…

Он нёс какую-то ахинею, и у Худука, постепенно наполняющегося чернотой и жаждой крови, мелькнула-таки короткая удивлённая мысль, смысл которой был таков: встречаются же тупоголовые кретины, вполне серьёзно и громогласно заявляющие о себе, как о высших существах; и это заявляет человек, представитель самого молодого народа, причём не самого сильного и не самого умного.

Зрение наконец-то пришло в норму, и Худук, висящий за шкирку, лицезрел напротив злобное лицо своего пленителя. В безжалостных свинячьих глазках огромного наёмника пощады не было, только предвкушение расправы. Но гоблин не собирался не только просить отпустить его, но и пугаться этой вонючей туши. Его с головой накрыла самая сладкая, самая приятная и верная ненависть, и он отдался ей, как щепка, властно влекомая бурным речным течением.

Резко выбросив руки и рванувшись вперёд, он схватился за бороду и щетину наёмника, приблизившись, вонзился зубами в бугристый, в редкий чёрный волос нос. Вслед за яростным воплем, почувствовал, что его выпустили и ещё крепче вцепился в бороду, повис на ней, ощущая, как под тяжестью, не выдерживая нагрузки, выскальзывают и рвутся волосы, левую кисть бросил вверх, когтями метя в глаз. Не достал, расцарапал щеку.

И тут инстинкты опытного бойца, ошеломлённого неожиданным нападением казалось бы беззащитной жертвы, сработали. Наёмник отклонился, рванул от себя прицепившегося «тёмного», пока тот не вспомнил о более весомом оружии, нежели когти и зубы, попытался тут же кулаком приласкать брыкающуюся жертву, но юркий гоблин уже в полёте умудрился увильнуть от почти наверняка смертельного удара.

Худук упал, откатился, вскочил, как развернувшаяся пружина, прошипел на гоблинском ругательства, рванул с пояса боевой нож и кинулся на противника, несмотря на то, что тот был в два раза выше и в четыре тяжелее, да ещё весь в крепкой коже с металлическими вставками, успешно заменявшей наёмнику доспехи. Он ни мгновение не усомнился в правильности своих действий, даже мысль не мелькнула о том, чтобы попытаться сбежать с места схватки. Хотя это и было реально: гостиничный коридор был свободен в обе стороны, а там шли лестничные пролёты вверх и вниз, то есть вероятность уйти была весьма велика. Но на унижения и пренебрежение он привык отвечать ударом ножа. Желательно в горло или глаз.