Ремесленный квартал (СИ) - Кошовец Павел Владимирович. Страница 67

Чем всё закончилось?

Можно поставить вопрос иначе: где он? Или ещё точнее: в чьих руках?

Когда за дверьми послышался многочисленный торопливый топот, он словно заледенел, и, будто не в силах принять то, что увидит, прикрыл глаза…

Вошло не меньше пяти человек, но он чувствовал, что в дверях толпятся ещё. Остановились молча возле него.

— Барон, плохо выглядите, — прозвучал смутно знакомый насмешливый голос. Это не Зелун.

ВерТиссайя открыл глаза. И удивлённые брови полезли вверх. Рядом с его сержантом Гором находились капрал Бирон, давно переросший свои нашивки, но которого всё устраивало до такой степени, что он специально «угощал» своих непосредственных командиров, чтобы они не ходатайствовали за него; миниатюрная девушка — блондинка, явно дворянка и судя по наряду, наверняка амазонка и… троица странных наёмников, чей путь в своё время пересёкся с его: гном, которого он выручил от уруков, эльф и человек — самый опасный из них. Он-то и нарушил тишину. Барон заметил, как высокорождённый как бы незаметно толкнул товарища, на что тот невозмутимо и довольно громко продолжил, игнорируя укоризненный взгляд эльфа.

— А чего все ведут себя, как на похоронах? И вы, барон, не подыгрывайте им, — вполне серьёзно обратился он к лежащему. — Вы мне больше нравились, будучи балагуром и весельчаком, нежели неподвижной колодой. Очень тяжёлой, между прочим!

— Я сам себе такой не нравлюсь, — с трудом угрюмо проговорил вербарец. И от радости, что не видит ненавистного Зелуна или его кавалеристов, попытался изобразить улыбку — надо же, невзирая на беспомощность, хоть чуть-чуть соответствовать предлагаемому образу. Но, видимо, сама улыбка — это пока было из области нереального — судя по реакции окружающих. Сержант озабоченно нахмурился, девушка — ангелочек отвела в сторону холодные глаза, на лице наёмника — человека появилось кисло-скептическое выражение, у гнома — сочувствие. Ну а Бирон и эльф остались невозмутимы.

— А где ваш… здоровый… тролль? — неожиданно поинтересовался барон, стараясь сменить тему. — Надеюсь, с ним всё в порядке?

— Мы тоже надеемся, — немного погрустнел наёмник, с молчаливого согласия остальных взявший на себя роль ведущего разговор. — Он там, куда мы, собственно и стремимся.

— И куда это? — уточнил ВерТиссайя.

— В Ремесленный квартал.

— Ага… — вербарец задумался, перевёл взгляд на гнома, согласно в ответ кивнувшего. — А можно конкретней? — теперь глянул на подтянувшегося подчинённого.

Отчёт сержанта арьергардной полусотни на момент возвращения в полковой городок был предельно лаконичен, и ничего нового до определённого момента не нёс. А потом он, несмотря на поднявшийся в голове шум и возобновившееся постреливание — следствие хорошего удара — напряг слух и внимание. И вычленил главное, после чего обессилено прикрыл глаза, слыша через слово сдержанный голос — путешествие по городу его мало заинтересовало. А вот статистика по людям заставила чуть ли не заскрежетать зубами.

— Выходит, — он открыл глаза и в упор посмотрел на гнома, испытывающего почему-то смущение, — это ты меня спас… — тот просто пожал плечами. — Потом расскажешь подробности. А сейчас… главное… — он, как это ни печально, стремительно терял силы и хотел услышать о…

— Зелун мёртв. Вы его зарубили. Мало того, невзирая на внезапность нападения, ваши солдаты изрядно потрепали всадников предателя, — слова гнома уже доносились словно сквозь туман. Но ничего страшного, он готов был их услышать, даже испытывая адские муки. — Мало того, если бы не подошедшая помощь, я так понял, из числа конных стражников, то, возможно, пришлось бы уходить не нам…

— Ничего… — забывшись, он захотел махнуть рукой. Но, конечно же, кроме очередного приступа боли, это желание не произвело.

Сумбур в голове, помимо вялости, накатывающей усталости и боли, мешал сосредоточиться и мыслить ясно. Вновь всплыло имя Гарча… И со странным облегчением понял, что они ведь ещё не прибыли на место… и Гарч пока что не в курсе близости… его заклятого друга. Если это, конечно, он. А в связи с неясным положением отряда и неоднородностью состава, следовало сказать парочку слов…

Он собрался с силами, напрягся и вновь открыл глаза, чуть повёл ими по размытым силуэтам, остановился на фиолетовом — значит это кто-то из его бойцов, не важно, Гор или Бирон. Моргнул несколько раз и прохрипел: «Ближе…» Пришлось повторить несколько раз, пока не расслышал рядом дыхание и уважительное: «Я здесь, милорд».

— Слушайте наёмников… Держитесь их… Парни ушлые — не дадут пропасть…

Как бы то ни было, он думал не о себе, и скажи кто-нибудь из присутствующих, что его, тяжёлого, неповоротливого неподъёмного бросят здесь, то даже и не расстроился бы. Наверное. Только попросил бы о быстрой смерти — попадать живым в лапы каких-нибудь уруков или драконов совсем не хотелось. Помня удачливых наёмников, краткий и ёмкий рассказ маркиза РоПеруши о событиях у села Великие Луки (странно, он даже запомнил это название), он, вначале усомнившийся и посчитавший (мысленно) его бреднями уязвлённого дворянина, потом смог оценить воинский уровень этих очень разных и до крайности непохожих друг на друга, но очень эффективных вместе разумных. И поверил. Вот и сейчас барон заботился об остатках своей полутысячи. Может хоть им повезёт, и они выживут. И пустят кровь всяким мятежникам и предателям… Глядишь, и его уберегут. А стоит ему стать на ноги…

Улыбка на лице барона ВерТиссайи, командира полутысячи подчинения Милашки Грая была ясной и лёгкой. Наконец-то. Можно сказать, она дополняла тот образ, который получился. Ведь несмотря на беспомощность, вербарец не выглядел безобидным. И оскал на его лице сулил врагам немыслимые беды.

Глава 8

Тихое ритмичное сопение раздавалось у самого уха. Ежи проснулся и несколько мгновений по привычке прислушивался к окружающему. Всё спокойно. Где-то за стеной кто-то негромко переговаривается, слышны были отдалённые неторопливые шаги караульных, кричали первые петухи — скоро будет светать, значит, и ему пора вставать.

Можно ещё полежать минутку и посмаковать чувство тепла и уюта, расплываясь в довольной улыбке, невидимой в темноте никому, но от этого ещё более приятной. В комнате они были вдвоём: он и Тамара. Гелия ушла на ночное дежурство, а Гилэри, предвидя неизбежное, дабы не смущать, деликатно ушла — скорее всего, к подругам в другую комнату. И они наконец остались одни…

Тамара сильно пострадала ещё во дворце, потом во время прорыва и рейда по столице ей ещё досталось. Зелье наёмников, помогавшее держаться наравне с остальными всё это время имело один плохой побочный эффект: при том, что во время его действия человек ощущает себя даже более, чем сильным и смелым, раны, которые имели место быть, заживали гораздо хуже, и даже вмешательство целителей, в данном случае, святых отцов, не могло ускорить процесс заживления. Поэтому Тамаре в ультимативной форме запретили серьёзные физические нагрузки, а именно хождение в патрули, тренировки с оружием — так, общеукрепляющая разминка, и всё. Видя, что упёртая десятница собирается игнорировать своего непосредственного командира, Деметру, та, не долго думая, подключила Лидию, и уже принцесса сделала соответствующее внушение, после которого амазонке только и оставалось, что быть паинькой.

Наёмник, как-то сразу, ещё при первой их встрече, когда они после первой схватки схоронились в гвардейской пристройке, выделил спокойную, но смелую до безрассудства амазонку. Можно сказать, что среди воительниц не было дурнушек, и сероглазая шатенка с носом с небольшой горбинкой и всё время упрямо сжатыми губами, не очень выделялась среди воинственно встопорщенных подруг, ещё не до конца успевших осознать потери, но стоило попасть под её лучистый серьёзный взгляд, как Ежи ощутил в груди расцветающий прекрасный цветок. Конечно, демонстрировать свою симпатию он не спешил, да и не было по большому счёту, ни времени, ни возможности, но с тех пор стал ненавязчиво опекать девушку и при малейшей необходимости находился рядом, оберегая и… любуясь.