Предтеча (Повесть) - Лощилов Игорь. Страница 45

Площадь яростно загудела:

— Смерть поганым!

— Ни в жизни, ни в смерти покоя от них нету!

— Святые мощи заступника нашего поганить вздумали!

— Дети мои! — разносили бирючи обращение Филиппа. — Идет ныне к нам царь Ахмат, иконоборец и злой крестьянский укоритель. Хвалится он принять к себе землю русскую, разорить церкви православные, а вас в свою веру переложить. Заместо храмов наших свои поганы ропати [60] поставить, могилы святые порушить, по городам сызнова баскаков насадить, а князей наших честных до смерти избить!

Площадь захлестнуло новой яростной волной.

— Не бывать такому!

— Костьми все ляжем за землю, за веру нашу!

— Веди нас, воевода, на встречу с басурманами!

Митрополит подошел к ларцу со святыми мощами, поклонился и сказал:

— О чудотворный святитель Петр! Тебя господь показал роду нашему и зажег тебя, светлую свечку, и поставил на подсвечнике высоком, чтоб светить всей земле русской. Настало для тебя время молиться за нас милостивому Спасу, чтобы не пришла на нас смертная опасность и сила поганая нас не погубила. Ты ведь страж нага крепкий, а мы твоя паства. Укрепи нас и даруй победу!

И все ратники опустились на колени, повторяя последние слова митрополита. А он вручил боярину святую хоругвь с образом Спаса и выслал к кремлевским воротам по епископу со святыми образами и святою водою, чтоб всякий воин вышел ко врагу благословенным и окропленным.

2 июля, в день ризоположения честной богородицы, Успенский собор обступили новые рати — готовились к выходу князья Иван Оболенский-Стрига и Данила Холмский — воеводы полков правой и левой руки. Митрополит Филипп подвел воевод к чудотворной иконе владимирской богоматери, опустился перед ней на колени и горячо заговорил:

— О чудотворная госпожа царица, заступница всей твари человеческой, не дай городов наших на разорение нехристям, да не осквернят они святые твои церкви и веры христианской. Пошли нам свою помощь и покрой нас нетленною своею ризой, да не будем мы бояться ран и смерти, на тебя ведь надеемся, потому что мы твои рабы…

И снова бирючи доносили до ратников молитву митрополита, и снова они, преклонив колени, громко повторяли горячие слова. С той поры что ни день провожала Москва малые или большие рати. Под Коломну ушло московское городское ополчение. Из него и подошедших позже ратей северных князей должен был составиться большой полк, отданный под начало Ивану Юрьичу Патрикееву. В Серпухов стекались конные рати и отряды служилых татар. Там подняли свои стяги великокняжеский брат Андрей и воевода Петр Федорович Челяднин. Казалось, вся Русь, охваченная справедливым гневом и желанием защитить свою землю, тронулась с места и потекла навстречу супостату. Только великий князь все еще выжидал, дотошно выспрашивая частых гонцов. Да еще томились в нетерпении западные и порубежные князья — им было велено сидеть на своих местах.

Между тем под Коломной появились летучие татарские отряды. В стычках с ними были взяты первые пленники. Одного из них утром 30 июля доставили к великому князю. Пленник оказался из тумена мирзы Альмета, получившего приказ захватить перевозы через Оку. Ахмат, по его словам, подходил к Ряжску, и отделяло его от Коломны чуть менее трехсот верст. Так говорил пленник на всех допросах, то же повторил и под пыткой.

Великий князь приказал собираться в путь. В два часа пополудни отслужил он в Архангельском соборе торжественную обедню и сказал, обратившись к гробницам своих предков:

— Русские князья, прародители наши! Если имеете смелость просить Христа, то помолитесь о нашем унынии, ибо приключилось великое нашествие на нас, детей ваших. И ныне сражайтесь вместе с нами противу басурман!

Сказав так, он вышел из собора и в тот же день отплыл вниз по реке.

2 августа великий князь приплыл в Коломну. Он возблагодарил торжественным молебном своего святого угодника Тимофея за счастливое окончание пути, немного отдохнул после обеда, который устроил в его честь коломенский наместник, и лишь затем кликнул нетерпеливо ожидавших вызова первых воевод.

Последние дни принесли им довольно сведений о движении орды. Накануне из Серпухова прискакал князь Андрей, привезший с собой новых пленников. Они подтвердили прежние сведения о намерении Ахмата идти на Москву со стороны Коломны. О том же говорили только что вернувшиеся из татарского стана самовидцы. По всему выходило, что появление больших сил Ахмата следовало ожидать со дня на день, а русское войско все еще было растянуто на многоверстную длину. Шестьдесят тысяч ратников стояли под Коломной, столько же прикрывало южные рубежи, тридцатитысячная конная рать находилась в Серпухове, а в западных землях и на подходе было еще сорок тысяч. Воеводы решительно высказывались за то, чтобы немедленно стягивать силы и собирать их в кулак.

Особенно горячился князь Андрей, боявшийся снова остаться в стороне от главного дела:

— У Ахмата половина войска на конях, а у нас здеся одни пешцы стоят. Сомнет он их без труда и напрямки к Москве двинет. Какая тогда польза в нашем дальнем отсюда стоянии? Пора всем под Коломну собираться!

Иван Васильевич слушал молча, торопиться он, по обыкновению, не хотел. Некоторые воеводы, вспомнив о намерении великого князя откупиться от Ахмата, несогласно ворчали:

— Чего это нам перед Ахматом виниться и честь свою марать? Сила эвон какая собрана! Надо — как Дмитрий Иванович Донской на Мамая — грозно идти!

Другие осторожно возражали:

— Дмитрий Иванович тоже не сразу в драку кинулся, а послал допрежде к Мамаю своего человека, Захарку Тутшева, со многим золотом.

— Дак вить пустое дело вышло, и ныне так будет! — спорили с ними.

Так ничего и не решив, распустил великий князь советчиков, только братьям приказал задержаться.

— Шуму — как на псарне, — медленно проговорил он и посмотрел на братьев, словно ища у них поддержки.

— Собаки лают, когда псарь отдыхает! — зло проговорил Андрей. — Нужно решать скорее, как Ахмата встретить да битву с ним содеять, а не лаяться без толку.

Иван Васильевич выжидательно глянул на Юрия. Тот поддержал Андрея:

— Самое время тебе, государь, слово свое молвить. Вона сколько вестей от Ахмата идет, и, выходит, ждать нам его нужно здеся.

Великий князь помолчал, а потом задумчиво заговорил:

— Легко у вас, братовья, дела решаются, индо завидки берут. Оно, конечно, с малой поклажей и прыгать легче, а коли споткнешься, то подниматься быстрее. У меня же на плечах ноша потяжельше вашей будет, мне оступиться никак нельзя. Вестей, говорите, много, что Ахмат в здешние места нацелился? Верно, много, даже с избытком, то-то и странно… Ну а вдруг обойдет нас, поганец? Андрей правильно говорит, что его войско попроворней нашего будет. Пока мы повернемся, он землю начнет зорить, на Москву двинет… А коли у них с Казимиром сговор, то и тот с литовских рубежей вдарит.

Гляньте-ка, — он указал на висевшую карту, — что будет, если мы все сюда стянемся?

Князь Андрей горячо возразил:

— Над бумагой сидючи, всяко напридумать можно, а на деле по другому выходит. У татар большое войско, не может оно в любом месте Оку перейти, потому на здешние перевозы и нацелилось. А на литовском рубеже войска Казимирова нету, мои люди проверяли, да и сам, поди, это знаешь. Зачем же напридумывать, коли Ахмат самолично велел тебе здесь его ожидать?

И снова князь Юрий поддержал Андрея:

— Верно он говорит, государь! Как ни крепка крепостная стенка, а все ж под таранным ударом рухнет. Не сдержать нам татар здешними силами.

Иван Васильевич тяжело вздохнул:

— Ну что ж, может, вы и правы, время и в самом деле решать. Давай, Юрий, собирай сюда полки, будем готовиться к битве… А конную рать пока все ж оставим под Серпуховом, будем держать ее наготове, чтобы по первому зову двинуть, куда потребуется.

Не по нраву пришлось Андрею такое решение, потому сказал задиристо: