Шестая сторона света (СИ) - Лагно Максим Александрович. Страница 30
Моторчик счастья по инерции сделал несколько оборотов и затих, тревожно потрескивая, остывающим корпусом.
Глава 14. Другой свет
1
Фрунзик и пожилой милиционер-писатель, Юра Борос, сидели в кабинете Алибека на тех же местах, что в прошлый раз. Даже рация лежала там же. Из неё вырывались неразборчивые фразы, похожие на заклинания.
Горел верхний свет: лампочка самого унылого жёлтого света из всех возможных гадких оттенков. Свет был настолько удручающий, что у меня чуть не хлынули слёзы от жалости к себе.
Хотелось подставить табуретку, выкрутить лампочку и повеситься на крюке от неё.
Неудивительно, что Алибек такой кислый в конце рабочего дня: целый день сидит в этом жёлтом мареве.
— Встаньте здесь, у стола, гражданин, раздвиньте ноги, — приказал Фрунзик.
Пугало обращение на «Вы», без обычного презрения к моему возрасту.
Оказывается, гораздо спокойнее, когда мент подзывал тебя фразой «Эй, щегол», а не «Гражданин, пройдёмте».
Фрунзик обыскал меня. Заставил вынуть из карманов содержимое и выложить на стол. То же самое сделал с сумкой. Блокнот с моими записями передал пожилому милиционеру. Кассеты просмотрел, вынул обложки, отыскивая незаконное содержимое. Заставил меня открыть крышку плеера и вынуть батарейки. Прощупал поролоновую оболочку наушников.
— Садитесь, гражданин, — указал он на стул напротив стола, а сам отошёл мне за спину.
Мне пришло на ум, что, не смотря на возраст, Фрунзик может быть старшим по званию.
Жаль, что не разбираюсь в ментовских погонах — оказывается, необходимое в жизни умение.
2
Юра Борос кашлянул:
— Гражданин Небов, приносим извинения за задержку. Понимаем, время позднее, поэтому постараемся быть краткими.
Обнадёживающее вступление!
— Будем сидеть до утра?
— В зависимости от того, как быстро вы, гражданин Небов, будете отвечать на вопросы, помогая следствию, — сказал грустно Юра Борос, листая мой блокнот. Видимо, жёлтый свет лампы подействовал и на него.
Обидно, что посторонний читал личные записи. Наброски стихов, и мыслей. Записи об Алтынай и моих чувств к ней. Первые главы моего первого романа. Пожалел, что у меня ровный отчётливый почерк, чистописатель, блин.
— Можно домой телеграмму отправить? — спросил я.
— Зачем? — вскинулся Фрунзик. — Мы быстро управимся.
Пожилой милиционер остановился на одном листе блокнота:
— Чей это адрес? — показал страничку, куда я когда-то записал индекс с порноматины Джессики.
— Не помню.
Фрунзик открыл дверь и вызвал милиционера, который меня сюда доставил:
— Проверь адрес.
Милиционер переписал индекс в свой блокнот и вышел.
Мне было неудобно вертеть шеей туда-сюда, чтоб смотреть то на одного, то на другого мента. Наверное, студенты-милиционеры проходят специальный курс «Бесконтактный способ свернуть шею подозреваемому».
— Меня в чём-то подозревают? — спросил я.
Тишина и жёлтый свет лампы расплывались по комнате, как плазма из поломанного инжектора гиперзвукового двигателя.
Юра Борос неспешно читал мой блокнот. Слюнявил пальцы и касался листов.
Фрунзик с отрешённым видом смотрел в пол, иногда вертел мизинцем в ухе. Потом смотрел на жёлтую лампочку, будто прикидывал, какой длины нужна верёвка, чтоб повеситься.
— Меня в чём-то подозревают?
Юра Борос особо смачно наслюнявил палец и перевернул страничку блокнота.
Фрунзик посмотрел на меня с недоумением, будто не ожидал, что я умею говорить:
— Есть в чём подозревать?
Милиционер-писатель хмыкнул. Прочитал что-то забавное. Вот гад, там же все самые серьёзные мысли о прожитой жизни моей! Блин, есть же какие-то правила проведения допроса? Зря я не читал ничего о моих правах при задержании. Даже не знал, могу ли потребовать свой блокнот обратно.
Вернулся милиционер и протянул Фрунзику телеграфную ленту. Он прочитал и бодро поднялся со стула:
— Не будем терять время, Лех Небов. Вы готовы отвечать на вопросы?
— Готов и постараюсь быть краток.
— Вы знакомы с Денисом Андреевичем Лебедевым, 1881 года рождения?
3
Так я и думал, что увлечение конспирологическими заговорами и чтение статей взломщиков приведёт Лебедева в милицию.
Заодно и меня привело.
Осторожно выбирая факты, я рассказал, что да, знаком. Друзья с первого курса Колледжа.
Фрунзик быстро спросил:
— Не замечали ли вы за Денисом Лебедевым странных увлечений?
— Можно уточнить, что именно? Нам было по пятнадцать лет. Любое из увлечений того периода можно назвать странным.
— Не проводил ли он много времени в компании подозрительных работников Информбюро?
Юра Борос принял участие в допросе:
— Или сам, может быть, пропадал целыми днями возле запретных досок Информбюро?
Ага, вот и ловушка.
— Если и пропадал, то мне ничего об этом не говорил. А про подозрительных… Эти работники Информбюро по мне все выглядят подозрительно. Особенно модераторы.
Фрунзик зашёл с другой стороны:
— А что можете сказать о политических взглядах Лебедева?
— В политике не разбираюсь и его не спрашиваю. Мы о музыке общаемся, о девочках, жизни. О серьёзных вещах, а не о политике.
— Основываясь на ваших показаниях и показаниях свидетелей, я могу сделать вывод, что Лебедев был вашим лучшим другом. Не верю, что с лучшим другом не болтали за политику.
— Поэтому и лучшие друзья.
Фрунзик сел обратно на стул и уставился в пол. Пожилой милиционер сложил пальцы щепоткой и плюнул. Зашуршал блокнотом так, будто это его собственность.
Утомительное молчание в плазменном жёлтом мареве.
— Меня этот свет доконает, — простонал Фрунзик.
Подбежал к стене и стал щёлкать выключателями. Бесполезно. Другие лампы давно перегорели, осталась самая противная. У людей так же, самые противные — всегда самые стойкие.
— Другого света не существует, — ухмыльнулся Юра Борос.
Фрунзик недовольно упал на стул:
— Лех Небов, не передавал ли вам гражданин Лебедев на хранение или в пользование каких-либо предметов? Писем, телеграмм или документов?
— А так же постеров, аниматин и оттисков? — добавил пожилой.
Я стал спешно вспоминать, чем делился Лебедев. Вроде бы все листовки я заставил его выкинуть:
— Ничего такого. Кассета разве что.
— Что за кассета?
— Группа «Аквариум», альбом «Радио Африка».
Фрунзик вяло восхитился:
— «Рок-н-ролл мёртв» — отличная песня.
— Гениальная.
Снова опустилось молчание. Жёлтый свет одерживал победу над нашим энтузиазмом поскорее закончить допрос. Он как бы давил нас к стульям, нашёптывая: «Прошло всего полтора часа. До утра ещё далеко».
— А письма он вам писал?
— Писал, конечно. И телеграммы слал. Но редко. Мы же каждый день на работе видимся.
Фрунзик спросил, когда было последнее письмо и какого содержания. Выслушав ответ, обескураженно замолчал, будто извинялся, что не может придумать больше вопросов.
Юра Борос дочитал блокнот. Открыл на первой странице и принялся перечитывать. Первый поклонник моего писательского таланта.
4
Потом они, мешая обращения на «вы» и «ты», стали задавать разнообразные вопросы, словно соревновались друг с другом в скорости.
Что я думаю о безопасности на железной дороге?
Нужно ли запретить сеть «Глобальная Перевозка™» из-за пропажи поездов? Или как-то её реформировать?
Спрашивали о работе, о коллегах. Есть ли у меня с ними конфликт? Доволен ли начальством и условиями труда? А зарплата как? Хватает на жизнь? Рост цен не беспокоит?
Фрунзик даже проявил человечность:
— А чего ты с кассетным плеером ходишь, как чмо? Денег нет на компакт-диск-плеер? Он удобнее, можно треки выбирать, и карандаш для перемотки кассет не нужен.