Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт. Страница 47
Тон моей записи в дневнике весьма циничный, но вообще-то нас захватил энтузиазм Дани, хотя, думаю, это больше было связано с тем, что мы хотели хоть как-то, любым способом, сдвинуть следствие с мертвой точки, и дело здесь не в вере в его методы. Мы чувствовали, что любая деятельность — это лучше, чем постепенно возникающее ощущение застоя.
У нас по-прежнему было много работы: нужны были новые идеи для нашей кампании, да и оставлять без ответа тысячи писем и электронных посланий, которые мы продолжали получать, тоже не хотелось. После нескольких первых, самых тяжелых недель мы смогли больше времени уделять Шону и Амели. Мы были настолько разбиты, до того изглоданы болью и страхом, что нам начало казаться, будто мы перестали справляться с ролью родителей. Беда всех нас лишила многого, коснулась она и близнецов. У них не только отняли старшую сестру, мы отдалились от них, физически и психологически.
В середине июля я как-то застала Амели в нашей комнате, где она смотрела на фотографию Мадлен в рамочке, стоявшую на тумбочке у моей кровати. «Я скучаю по сестричке, — произнесла она отчетливо. — Куда она подевалась?» Меня этот вопрос застал врасплох. Я вдруг поняла, насколько недооценивала как ее понимание ситуации, так и словарный запас.
Как мать я часто ощущала, что вина ложится на мои плечи тяжким грузом. Близнецам нужна была наша любовь. Им нужны были мы. Человеческая потребность в любви безгранична, нередко говорили мне, а я так переживала из-за Мадлен, что однажды подумала: вдруг моей любви не хватит на Шона и Амели? Это стало еще одним поводом для терзаний. Но в той же степени, что мы были нужны им, они были нужны нам. Их веселый смех и искренняя любовь были лучшим лекарством от душевной боли, и мы всегда будем благодарны им за это, а Господу — за то, что они у нас есть.
Среда, 18 июля. День, когда моя жизнь пошла по спирали вниз. Сейчас, вспоминая о состоявшейся тогда встрече с Невесом и Энкарнасаном, я понимаю, что именно она стала поворотным пунктом, началом того, что ввергло нас в новый кошмар.
Единственный положительный момент той встречи — то, что мы обсудили много разных тем. Вот только это не принесло ничего, кроме разочарования, а некоторые моменты и вовсе были как нож в сердце. Следователи снова стали рассказывать нам о Мюрате, и снова они жаловались на нехватку убедительных улик. Ощущение отчаяния, вызванное бессилием полиции, вместе с тем, что они о нем рассказывали, породило во мне бурю негодования, что для меня совершенно нехарактерно. Сейчас мне кажется, что несколько месяцев я была будто одержима бесом, который овладел моими мыслями, наполняя меня злостью и даже ненавистью. И я не могла сдерживать клокотавшую во мне ярость. Мне нужно было выплеснуть ее на кого-нибудь, найти того, кто был причиной этого. Хоть сейчас мне известно, что судебная полиция не считала Мюрата преступником, его, можно сказать, преподнесли мне на тарелочке. Но стоит ли удивляться, что я вела себя именно так, если полиция всеми своими действиями подтверждала то, что именно этот человек виновен в том невообразимом ужасе и в той боли, которая выпала на долю нашей девочки?
Та встреча закончилась сокрушительным ударом. Дани Крюгель, на которого мы подсознательно возлагали большие надежды, предоставил полиции отчет о своих изысканиях. Его устройство зафиксировало «статический сигнал» на территории, прилегающей к пляжу, рядом с Роша Негра или на самой горе. Там есть виллы, многоквартирные дома и прочие постройки, но «статический сигнал» указывал на то, что Мадлен, скорее всего, мертва и похоронена где-то там.
Не знаю, сколько бы еще я вынесла. Каждая плохая новость, независимо от того, реальная или просто похожая на правду, неизменно приводила меня на грань нервного срыва — слезы, неостановимая истерика и остервенелые молитвы. Несколько раз я ходила к «камням», как мы называли безлюдный участок побережья вдали от променада. Поскольку любители купания и солнечных ванн предпочитают песчаные пляжи, место, где скалы подходят к самой воде, обычно было пустынным, и именно там я могла уединиться. До сих пор, приезжая в Прайя-да-Луш, я хожу туда, когда хочу побыть одна. Там я могу, позвонив кому-то из друзей, часами плакать в трубку, не произнося ни единого осмысленного слова. Сегодня был один из таких дней. Мне казалось, что я погружаюсь все глубже и глубже в какую-то черную тягучую трясину. Чего я не могла предположить, так это того, что мне придется долго из нее выкарабкиваться.
Впрочем, одна хорошая новость в тот день все же была. Нам стало известно, что английское Национальное агентство поддержки полиции (НАПП) совместно с португальской полицией запланировало провести новые широкомасштабные поиски в Прайя-да-Луш и на прилегающей территории. Мы давно уже пытались узнать, насколько масштабными были предыдущие поиски, и добиться проведения новых. 20 июля НАПП получило запрос от судебной полиции с просьбой оказать консультационную помощь в поисках. Прогресс! В последние недели португальская полиция стала больше прислушиваться к рекомендациям английских коллег, особенно после прибытия Жозе де Фрейтаса из британского ведомства по борьбе с организованной преступностью. Поскольку Жозе прекрасно владел португальским (его родители были родом с Мадейры), он сумел вывести сотрудничество с местной полицией на новый уровень, и СП стала более охотно делиться информацией.
До начала поисков было запланировано сделать подробную геологическую съемку местности с воздуха, земли и моря. Позже (гораздо позже) мы узнали, что португальская полиция дала указание английской команде проводить съемку, исходя из того, что Мадлен была убита, а тело ее спрятано. Предполагалось использовать георадар, устройство для зондирования стен и специальных собак. Обнародованные позже полицейские документы свидетельствуют о том, что НАПП было готово оказывать помощь и в поисках, основанных на других предположениях, но для этого был необходим запрос судебной полиции. Очевидно, такой запрос не был сделан. Похоже, на тот момент иные версии не рассматривались.
На этом втором, а может быть, даже третьем этапе поисков планировалось охватить и территорию, указанную Дани Крюгелем. Позже решили снова осмотреть и дом Роберта Мюрата, и номер 5А в «Оушен клаб». Несмотря на то что мы, рассуждая трезво, не придавали большого значения результатам работы южноафриканца, нам все же хотелось, чтобы они были проверены, — просто для очистки совести. Обнаружение тела было не единственной целью этого поиска. Оставалась надежда, что могут быть найдены какие-нибудь важные улики. К этому времени нам уже было известно о множестве случаев, когда улики ускользали от внимания сыщиков вначале и обнаруживались при последующих поисках. На этом этапе я еще в какой-то мере доверяла медиумам, а некоторые из них тоже советовали нам снова тщательно обыскать окрестности. Кто бы что ни думал, мы хотели быть уверенными, что сделано все возможное.
Миновал восьмидесятый день, а Мадлен все еще не с нами. Для меня именно этот день имел особое значение, потому что как раз на восьмидесятый день после похищения была найдена и освобождена бельгийская школьница Сабина Дарденн, которую удерживал у себя безжалостный насильник и убийца Марк Дютру. Я старалась побольше думать о таких «благополучных развязках», но нужно ли говорить, что с каждым очередным сроком я лишалась частицы сердца. В тот самый день, 22 июля, в «Санди экспресс» появилась статья с заголовком «Призвать к ответу родителей Мэдди!». За «небрежное отношение», как было сказано в статье. К этому времени для нас подобные нападки уже были не в новинку, и все же и меня, и Джерри очень задело то, что автор этой статьи делал нас косвенно виновными в похищении Мадлен. Больнее всего нам было не оттого, что люди могли так думать о нас, а оттого, что нам еще раз напомнили, что это мы, пусть и непреднамеренно, дали возможность хищнику сделать свое черное дело. Мы оставили Мадлен одну, и, как я уже говорила и как повторю еще не раз, чувство вины за это — наш тяжкий крест, который мы будем нести до конца своих дней. А что до похитителя, он, наверное, посмеивался самодовольно, думая: правильно, обвиняйте ее родителей, только не трогайте меня, чтобы я мог спокойно, оставаясь в безвестности, продолжать заниматься своим делом — похищать детей.