В тисках Бастилии - де Латюд Мазер. Страница 23

Мадам Легро начала искать других покровителей, менее робких и более отзывчивых. Кто-то посоветовал ей обратиться к супруге министра юстиции госпоже Ламуаньон, славившейся своей добротой.

Мадам Легро пыталась бесчисленное количество раз добиться аудиенции у этой особы, но безуспешно. Наконец ей как-то посчастливилось проникнуть в ее приемную. Здесь ей сообщили, что госпожа Ламуаньон никогда не принимает просителей, которых она не знает лично, но что она разрешает себе писать. Мадам Легро этого, разумеется, не сделала: ей пришлось бы подписать письмо своим именем, а она остерегалась называть себя и указывать свой адрес, чтобы при случае избавить себя от преследований со стороны моих врагов.

По ее совету я написал два письма: одно — Ламуаньону, а другое — его супруге. К этим письмам мадам Легро приложила мои записки и стала хлопотать об аудиенции для аббата Брендежон. Последний к тому времени уже покинул Бисетр и был духовником женского монастыря святой Валерии. Мадам Легро заранее вырвала у него обещание, что он, по крайней мере, не откажется явиться к лицам, которые захотят получить кое-какие сведения обо мне и о моем поведении в Бисетре.

Аббат Брендежон сдержал свое слово, и мадам Легро начала постепенно подготовлять его к свиданию с Ламуаньоном. Наконец, министр прислал за ним своего слугу. Мадам Легро вместе с аббатом поехала в Париж. Всю дорогу она старалась воспламенить священника своим энтузиазмом. Он дал ей обещание сделать все, что он сможет.

Вечером она пришла к нему. Аббат сообщил ей, что Ламуаньон принял его очень хорошо, но задал ему множество вопросов, на которые он не сумел ответить.

Мадам Легро была удивлена и возмущена, но все же поблагодарила Брендежона и выразила ему свою признательность… Какое тягостное усилие для благородной и открытой души!

Мадам Легро решила во что бы то ни стало сама побывать у Ламуаньона. Чтобы добиться этого свидания, она посоветовала мне самому письменно обратиться к министру с просьбой об этом и прислала мне черновик письма, в котором излила, казалось, всю свою душу.

Это средство подействовало. Мадам Легро отнесла письмо, отдала его привратнику и заявила, что будет ждать ответа. Ламауаньон приказал ее впустить. Растроганный ее горячностью, он пообещал ей свою помощь, но не скрыл, что сильно сомневается в успехе.

Он несколько раз беседовал с Ленуаром. Эти неторопливые переговоры тянулись девять месяцев и, как и следовало ожидать, постепенно заглохли, не дав никакого результата.

После этого мадам Легро обращалась к великому множеству знатных и влиятельных особ. Все они холодно, а некоторые с замешательством выслушивали ее, — и этим дело ограничивалось. Очевидно, они боялись, чтобы их хлопоты не навлекли на них гнева министров, которых я осмеливался обличать.

Не желая огорчать меня, мадам Легро старалась скрывать от меня свои неудачи, но я знал и чувствовал всю безнадежность моего положения. Впрочем жизнь уже давно стала для меня воплощением страдания. Что касается моей защитницы, то она еще не хотела сдаваться и старалась поддерживать во мне надежду, хотя и сама уже начинала ее терять. В довершение всех несчастий, она осталась без средств, так как истратила на меня и из-за меня все, что имела. Все ее родственники, друзья и знакомые всячески уговаривали ее прекратить это долгое и бесплодное дело, а все сановники, в первое время восторгавшиеся ее рвением, теперь старались охладить ее пыл, пугая ее опасностью, которой она подвергалась.

— Трепещите, — говорили они ей, — если тот, за кого вы хлопочете, невиновен. Это еще хуже! Трепещите! Его враги станут вашими врагами. Они посадят вас в такой же каземат, чтобы похоронить вместе с вами беззакония, которые вы осмеливаетесь разоблачать.

Но никакие опасности и препятствия не могли остановить мадам Легро. Непоколебимая и мужественная, она слушалась лишь голоса своего сердца, который повелевал ей не покидать меня.

Она узнала, что одна из придворных статс-дам, госпожа Дюшен, имела на королеву неограниченное влияние, которым она пользовалась для добрых и благородных целей. Мадам Легро повсюду разыскивала ее и после долгих усилий узнала, что она живет в Версале. Она сейчас же туда отправилась, но там ей сообщили, что статс-дама уехала в свое поместье Сантени, в семи лье от Парижа. Невзирая на усталость, мадам Легро немедленно направилась в Сантени и частью пешком, частью на встреченных ею по пути тележках добралась до поместья. Но оказалось, что госпожа Дюшен с час тому назад вернулась в Версаль. Мадам Легро нисколько не смутилась: она отправилась домой, а на утро вместе с мужем снова двинулась в Версаль.

Недалеко от этого города она оступилась и повредила себе ногу, но опасаясь, что муж заставит ее взять экипаж, она, сделав невероятное усилие, скрыла от него свои страдания.

Супруги явились к госпоже Дюшен, которая приняла их очень ласково. Она была до слез тронута рассказом мадам Легро о моих несчастьях и неотступными мольбами моих покровителей. Она пришла в восторг от доброго сердца моей защитницы, но все же отказалась доложить о моем деле королеве. Как можно хлопотать за несчастного, преследуемого двумя министрами? Ведь это значило — вооружить их против себя. Супруги Легро настаивали, просили, умоляли и снова тронули статс-даму. Она сама прослезилась, взяла мою рукопись и обещала поговорить обо мне.

Радость мадам Легро не знала границ. Она была полна самых радужных надежд и забыла свою боль и усталость. Но поддерживавшее ее нервное напряжение вдруг ослабело, и, не будучи в силах более держаться на ногах, она упала. Тут только она призналась мужу в случившемся с нею несчастьи. Он усадил ее в первую встречную повозку и повез домой. Шесть недель провела мадам Легро в постели.

Выздоровев, она первым делом опять пошла в Версаль. Госпожа Дюшен снова ее приняла и рассказала ей следующее. На другой день после получения моей исповеди, в тот самый момент, когда она читала повесть моих страданий, к ней пришел священник Шоссар — наставник королевских пажей. Услыхав имя Латюда, он вырвал рукопись из ее рук и заявил, что автор ее — опасный безумец и что лучше о нем не ходатайствовать, если она не хочет сильно скомпрометировать себя… И госпожа Дюшен, высказав свое сожаление по поводу моей печальной участи, этим и ограничилась. Мадам Легро покинула ее в полном отчаянии.

В таких хлопотах прошло полтора года. И все эго время моя защитница колебалась между унынием и надеждой и тратила свои силы и деньги, не зная даже в лицо того, кто был предметом ее неустанных забот.

И все же, чем безнадежнее казалось ей мое положение, тем большим расположением проникалась она ко мне.

Желание увидеть меня превратилось у нее в жгучую потребность и возрастало по мере того, как росли препятствия к его осуществлению.

Наконец, она нашла средство повидаться со мной. Она узнала, что аббат Легаль, мой старый друг и утешитель, без труда получал разрешения посещать арестантов Бисетра. Она отыскала его и быстро заразила своим настроением и верой. Они условились насчет времени, и аббат получил разрешение побеседовать со мной. Но только наедине. Он один будет допущен в комнату свиданий, а моя покровительница сможет лишь увидеть, как меня поведут к нему! Ничего! Она и этим будет счастлива!

Мадам Легро известила меня об этой радости. Она будет во дворе, когда меня поведут к аббату. Я смогу узнать ее по веточке букса, которая будет у нее в руках. Но я должен буду следить за каждым своим движением, — сообщала она мне, — чтобы не выдать тюремщикам нашего знакомства и не подвергнуть себя опасности нового наказания.

XVIII

Итак, я увижу ее! Наконец этот день настал! Мой каземат открылся. Два сторожа, вооруженные огромными палками, приказали мне следовать за ними. Все мое существо было опьянено каким-то новым, неизведанным чувством. Я хотел идти твердым шагом, но колени подгибались, и я с трудом тащился при помощи поддерживавших меня людей.