Одиннадцатая могила в лунном свете (ЛП) - Джонс Даринда. Страница 22

Он показал мне, как мама каждую ночь обнимала его, укачивала и пела, пока кормила его грудью. Показал, как она щекотала его перед сном. Как ловила его с поличным, когда он пытался спрятать еду в кармашке слюнявчика, чтобы поскорее получить самое желанное — «мемемсы». «Эм-энд-эмс». Но мама всегда знала, что он затевает. Не иначе, как чудом, но всегда знала. А еще она пахла цветами, которые он так любил.

Он показал мне, как однажды папа взял его в хозяйственный магазин, и Каррен так собой гордился, что не переставал махать маме и братьям, улыбаться и посылать воздушные поцелуи всю дорогу до машины и даже тогда, когда папа пристегнул его ремнями в автокресле.

А все потому, что Каррен очень хотел, чтобы мама знала, как сильно он ее любит. Очень хотел, чтобы она поняла.

Когда случилось непоправимое, Каррен не столько испугался, сколько был застигнут врасплох. Однажды рано утром он вылез из кроватки и решил забраться на комод. Когда комод на него упал, заключив в удушающую ловушку, мальчик думал только о маме. Он знал, что она вот-вот придет, потому что слышал на лестнице ее шаги.

Каррен очень любил гулять. Любил игрушечные машинки и цветы. Причем цветы любил так сильно, что после его смерти соседка посадила целый сад подсолнухов.

Каррена нашла мама. Он помнил, как она кричала. Как отчаянно звала на помощь, пытаясь поднять тяжелый комод. Помнил, как она старалась вдохнуть в него жизнь, вот только он уже не лежал на полу, а стоял рядом с мамой и пытался утешить ее, гладя по плечу. Его отвезли в больницу, но мама долго-долго обнимала его, потому что не могла отпустить. Однако тепло ушло, тело задеревенело, и маме пришлось отдать Каррена. От ее боли у меня в легких не осталось воздуха. У них с сыном была такая сильная связь, что я ощутила эту боль через него.

И все же я видела глазами Каррена. Он не понимал, чем занимается мама, зато понимала я. Она стала учить людей тому, как опасны комоды и вся остальная мебель. Рассказывала о детях, которых настигла бессмысленная смерть. Объясняла, как важно надежно крепить предметы мебели, чтобы обезопасить свои дома.

За свои взгляды она немало натерпелась. Идиоты бесконечно ругали ее за то, что она не присматривала за сыном и была плохой матерью. По-моему, если кого и можно назвать хорошей матерью, то точно эту женщину. У меня болело за нее сердце, но она не сломалась и стойко держится до сих пор.

Мне хотелось, чтобы она знала, как бесконечно сильно любил ее младший сын, и что она ведет достойную и необходимую борьбу.

Если речь идет о призраках постарше, я могу от их имени написать письмо или сообщение на электронку и передать послание их близким. Но, имея дело с двухлетним ребенком, я представить не могла, как передать послание его родителям, чтобы не расстроить их еще сильнее. Они изо всех сил стараются жить дальше. Разве у меня есть право вмешиваться?

Что ж, я буду за ними приглядывать, а со временем придумаю, как сообщить о том, как сильно их любил и до сих пор любит их малыш. Ведь он, все в той же голубой пижамке с «лыбками», будет ждать их на другой стороне.

Я рухнула на балку, прижавшись к ней щекой и свесив руки и ноги. Все к лучшему. Я это знаю, но мне так хотелось… подержать мальчика! Покачать его, спеть колыбельную и защекотать, пока он не рассмеется. Иными словами, сделать все то, чего я не могу сделать с Пип. Но теперь Каррен в объятиях родных людей, которые ушли до него. А они заслуживали его гораздо больше, чем я.

Одно я знала наверняка. Ни один родитель не должен проходить через такой кошмар. Не должен переживать вынужденную разлуку со своим ребенком. Я обязана найти Дон Брукс. Представить страшно, что сейчас происходит с ее родителями. И все же, зная Фостеров (если они действительно похитили девочку), она наверняка еще жива. И я обязательно ее отыщу.

***

Откуда-то снизу послышался мужской голос:

— Милая, с тобой все в порядке?

Разлепив веки, я глянула вниз на дядю Боба. На нем был темно-серый костюм, а в руках он держал папку. Я кивнула, надеясь, что он не заметит, как я заслюнявила балку. А потом до меня дошло, что балка мокрая не от слюней, а от слез. Вытерев глаза, я очень-очень медленно села.

— Не расскажешь, что ты там забыла?

Я глянула на лестницу и покачала головой.

— Ладно, — кивнул Диби. — Я принес документы, которые ты просила. Здесь все, что у нас есть по делу Дон Брукс.

Положив папку на журнальный столик, он взялся за лестницу, чтобы придержать ее для меня.

Я распласталась на животе и стала ногой нащупывать перекладины, однако ничего не нашла. Пришлось оглянуться, чтобы увидеть, куда поставить ногу, но лестницы уже не было. Она взяла и испарилась. Я глянула вниз. Диби положил лестницу на пол и что-то с ней делал.

— Лестница была недостаточно высокая, — сказала я, — вот я и построила пирамиду.

— Теперь понятно, откуда эти самодельные строительные леса.

— Ага.

Я посмотрела на капитана Кирка и на все, что на нем наскладировала. Наверное, это была не самая лучшая идея в моей жизни.

— Похоже, лестница не очень надежная, — заметил дядя Боб и выпрямился. — Пусть лучше тут полежит.

Он успел разобрать лестницу на две части. На две очень короткие, елки-палки, части. Теперь лестница, которая раздвигается, больше не раздвигалась.

— Что ты задумал, дядя Боб? — спросила я, причем мой голос дрожал не меньше, чем «самодельные строительные леса».

Диби глянул вверх и пожал плечами:

— Придется тебе, видимо, повисеть там, пока мы не позовем кого-нибудь на помощь. На это может уйти немало времени.

— Чего?! — Кое-как я снова уселась. — Дядя Боб, а ну быстро поставь эту фиговину обратно!

— Извини, — он посмотрел на часы, — мне пора бежать на работу. Отправлю к тебе кого-нибудь как можно скорее.

— Дядя Боб! — проорала я ему в затылок.

Но он уже открыл дверь и вышел в коридор. Просто взял, блин, и вышел, бросив меня в подвешенном состоянии. Причем в буквальном смысле.

— Дядя Боб!!!

Не получив ответа, я покосилась на ангела. Улыбнулась, кивнула на лестницу и изобразила жалостливое выражение лица.

Он и ухом не повел. Только крылья слегка пошевелились, когда ангел сменил позу.

Я закрыла глаза и стиснула зубы. Ну уж нет. Я так просто не сдамся.

— Как тебя сюда занесло?

Голос Рейеса прозвучал так близко, что от неожиданности я подскочила и начала соскальзывать, получив железобетонное доказательство: нижняя половина моего тела и правда тяжелее верхней. Чтобы не разбиться насмерть или не устроить себе крайне болезненное приземление, я обеими руками вцепилась в металл и посмотрела на мужа. Он сидел на корточках на балке прямо передо мной и явно не испытывал никаких проблем с равновесием. К тому же, он был босиком и в одних серых пижамных штанах. Одна ладонь самым обыденным образом лежала на колене. Самым обыденным, елки-палки, образом! А это вам не какая-нибудь самая обыденная ситуация!

— Мне нужна лестница. Ее убрал дядя Боб.

— Понятно.

Рейес глянул вниз. Я опять соскользнула. Он посмотрел на меня. Я соскользнула еще сильнее, и меня с ног до головы бросило в пот.

— Рейес, лестница.

— Вижу.

— Она мне нужна.

— Это я тоже вижу.

Я закатила глаза:

— Серьезно?

— Я принесу лестницу, если ты бросишь расследование.

Мне хотелось обиженно уронить челюсть, но было страшно шевелиться. Обеими руками я изо всех сил цеплялась за жизнь, то бишь за балку, а все остальное опасно висело в воздухе. Ну не время сейчас для споров, е-мое!

— Рейес, — проговорила я достаточно громко, чтобы слова были слышно сквозь скрип моих зубов, — если ты не принесешь лестницу…

Угрозу я решила не заканчивать, чтобы придать ей вес. Однако Рейес лишь пристально смотрел на меня из-под длиннющих ресниц.

Я съехала еще ниже и поняла, что держаться за балку вспотевшими ладонями уже практически невозможно.

Визг Куки оказался неожиданным, но в то же время страшно приятным.