Воспаление колец (СИ) - Шепельский Евгений Александрович. Страница 50

— Фангор... — заикнулся Марси, но Опупин заткнул ему рот.

— Эй, — воскликнул вдруг Ревень. — Я и без конклава въехал! Ребята, давайте прикончим Сарукана!

Он вскочил, бросил хрюккам: «Ждите здесь» и выбежал наружу, пьяно покачиваясь и икая.

— Куда это он? — заинтересовался Марси.

— Рыгать побежал, — уверенно сказал Опупин.

Они еще поддали, и им стало совсем весело. Внезапно за стенами халабуды раздался страшный рев, который быстро сменился стоном и бульканьем, словно несчастному, издающему такие звуки, было очень плохо.

— Вот видишь, — спокойно сказал Опупин. — Я был прав.

Ревень вскоре вернулся, и вид у него был очень довольный. Он приоделся: на бицепсе левой руки виднелась повязка «Дружинник-распорядитель».

— Ну вот, — сказал владыка леса, — я бросил клич. Сейчас все донты соберутся на Главной Тормозной Поляне. Отныне лес на военном положении, я — главнокомандующий, и вы можете звать меня просто — Смертельный Дрючок!

Ревень шел долго. Иногда он останавливался, прикладывал ладони ко рту и испускал тот самый рев-бульканье, который хрюкки приняли за звуки экстренной очистки желудка. Дважды при этом хрюкки падали с горба донта, и оба раза Ревень, бесконечно извиняясь, усаживал их обратно. Наконец между деревьями замаячила широкая поляна с озером в центре. Опупин готов был поклясться, что заметил в прибрежных камышах мелькнувший русалочий хвост.

По Тормозной Поляне бродило не меньше сотни донтов. Они шумно ухали, ахали и охали. Некоторые пришли на костылях — жертвы принявших их за деревья дровосеков. У многих не хватало рук, а у трех печальных донтов, которые держались обособленно, и того, о чем не говорят в приличном обществе. Вероятно, жены дровосеков пустили его на растопку, так как, честно говоря, такое убожество вряд ли принесло бы пользу в хозяйстве.

По поляне расхаживали и другие невероятные существа. Ходячие и говорящие поганки, грибы дождевики, жуки-вонючки, продувные лопухи, внешность которых просто невозможно описать, бешеные огурцы и какие-то совсем уж бредовые существа, выползшие из берлог в предвкушении бесплатной кормежки и маскарада. Фауна была представлена волками, зайцами и одним медведем без левой задней лапы, которую он сжевал во время голодной зимней спячки. Медведь был не в духе и постоянно ругался.

— Эй, тугодумы, я пришел! — протрубил Ревень, вываливаясь на поляну. — Угадайте, кто?

— Дятел Вуди? — несмело предположила одна поганка.

— Сама ты дятел! — гаркнул Ревень, с чавканьем припечатав поганку метровой ступней. — Привет всем лесным уродцам! Да будет ваш барурум быстрым и легким!

— И тебе того же! — степенно ответили донты. — И никакой моли в ушах, о Великий Ревень Скотовод!

Ревень ссадил хрюкков на землю.

— Вот! — сверкая глазами и подыгрывая себе густыми бровями, сказал он. — Это и есть наша Главная Тормозная Поляна. Впечатляет?

— Ужасно впечатляет, — сказал Марси, уверенный, что допился до белой горячки.

Тем временем Опупин зачарованно смотрел на матерящегося медведя на протезе и пребывал в полной уверенности, что сошел с ума.

— Хауммбуумм! — громогласно воскликнул лесной владыка. — Раскиньте лопушата, уродцы, и въезжайте! Мы долго терпели произвол Сарукана! Он рубил лес, его чморки гадили на вырубках, и вообще вели себя как последние дровосеки!!! А кто построил мебельную фабрику в Зуппенгарде, хотел бы я знать??? А скольких донтов пустили на производство фанеры??? И вот мое... наше терпение лопнуло! Мы больше не станем терпеть под нашим боком эту язву! Мы идем на Зуппенгард! Мы сделаем из него самую большую в мире отбивную! А лично я — хе-хе — сяду на Сарукана и превращу его в лепешку!

Все сразу поскучнели, сделали постные лица и срочно приготовились заболеть гриппом.

— Ну? — возвысил голос Смертельный Дрючок. — Или никаких больше «выпить-закусить» в кредит!

После этой угрозы донту и хрюккам пришлось заткнуть уши, ибо все так громко заорали «На Зуппенгард!», что деревья закачались.

Довольный генерал подозвал молодого донта с подхалимской мордой и заплывшим глазом.

— Поручик Оверлок будет вас сопровождать, — заявил он, передавая хрюкков в ласковые длани Оверлока. — И поласковей с моими корешами, гибридная козявка, не то разжалую в капралы!

Низко кланяясь, Оверлок посадил хрюкков на свои плечи.

— Майор Квазимордо! — заорал Ревень, рыская туда-сюда глазами. — Где же эта сволочь... А, снова пил под кустом в одиночестве, анонимный алкоголик! Быстро сюда, я кому говорю?

К Смертельному Дрючку медленно подковылял страдающий перемежающейся хромотой майор Квазимордо — уродливый как смертный грех донт с бородой из фиолетового лишайника. У него был двойной горб и крошечный горный кряж вместо задницы, на ногах росли толстые грибы-паразиты, а из ушей торчала омела. На пару с Ревенем они быстро построили волонтеров в более-менее ровную колонну, и вот грозная армада тронулась в путь, с треском проламываясь сквозь деревья и кустарники.

Ревеню подали тарантас: так он называл поставленную на колеса ванную, влекомую десятью парами пленных чморков, которых нещадно пороли кнутом. Донт улегся в ванную, а на его груди устроились штабные генералы — два сморчка и гнилая поганка. До Зуппенгарда штаб не доехал — Ревень сожрал его на пол пути.

Марси и Опупин, покачиваясь в такт шагам поручика Оверлока, изумленно переглянулись.

— Ох! — наконец не выдержал Марси. — Ты гляди, какую военную машину мы с тобой раскачали!

— И не говори, — вздохнул Опупин. — Вот до чего доводит алкоголь!

ГЛАВА 14

ГНУСДАЛЬФ НАВСЕГДА

— Вот вам, однако, олени, — сказал Эл-Мер. — С бельмом на глаз звать Жупел, с лишай на зад — Кефир. Сейчас ехать к месту боя, а утром, однако, мы отправляться в Купорос, наша столица. Если хотеть, можете мало-мало с нами. Но бабки вперед, натюрлих, да?

Эльф и человек разыграли оленей по жребию. Затем жребий разрешил спор, на чьем олене поедет Гнивли. Выиграл Лепоглаз, и Гнивли занял свое место за спиной Элерона.

Бывшие охранители долго рылись в куче чморкских останков, наваленных рахитанцами на опушке Феромона. Гнивли отыскал хороший, почти новый пояс и руль от самоката; Лепоглаз — колоду карт и ноты к мюзиклу «Чикаго»; Элерону подфартило найти кошелек, набитый чморкскими пфеннигами, что после того, как он расплатился с Эл-Мером, было очень кстати. Увы — или к счастью — хрюккских косточек они не нашли.

— Наверное, чморки сожрали их еще позавчера, — подвел итог Элерон. Чувствуя необъяснимую легкость в душе и теле, герои уселись возле костра, который разложили под сенью деревьев.

Рахитанцы устроили лагерь подальше от Феромона, леса они боялись, там, по их словам, с недавних пор поселился «...дикий белый бабай с во-от такой борода!»

— Исламский террорист? — предположил Лепоглаз.

Герои скромно поужинали останками... тьфу, остатками шкрябов, запив их литром ферментированного оленьего молока.

Лепоглаз стряхнул крошки с рейтуз и устало откинулся на локти, подвинув к огню ноги в изорванных, посеревших от грязи тапочках.

— Убери от моего носа свои вонючие тапки! — немедленно заверещал Гнивли и замахнулся на эльфа бутылкой.

— Ну-ну, — сказал Лепоглаз с улыбкой, — полегче, дорогуша. Мы же с Элероном молчим, когда ты развешиваешь над костром свои фамильные портянки.

Гнивли покраснел и вскочил на ноги.

— Слушай, ты, конопатый, я не собираюсь всю ночь напролет нюхать твои задубевшие говнодавы!

Лепоглаз медленно встал. Отблески костра нарисовали на его лице дикие боевые узоры...

— Веснушки я тебе прощаю, — звенящим от ярости голосом произнес он. — Но назвать эльфийские тапочки говнодавами... Это смертный грех! Ты искупишь его только кровью!

— Фу ты ну ты, конопуты!

Лепоглаз молча принялся собирать свой верный лук.