Пламя Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame". Страница 28
— У тебя тоже?
С Ведикуса стащили даже латы. Дмитрий помимо воли свел брови на переносице, заметив состояние попутчика. Скула рассечена, на гладком черепе несколько внушительных кровоподтеков, даже грудь расцарапана. Но главным было не это: спаркалиец трясся, его губы дрожали, а страх в глазах был настолько силен, что археолог невольно усомнился: а не солгал ли этот воин о своей принадлежности к императорской армии и о том, что возглавлял легионы. Мужчина вздрагивал от малейшего шороха, ежился даже от слабого порыва ветра, непроизвольно вжимаясь в угол клетки. Он не смог ответить на поставленный вопрос, судорожно дернулся и скрестил на груди руки.
— Ты меня слышишь? — Дмитрий поднял руку и несколько раз щелкнул пальцами перед глазами сокамерника. — Давай, приходи в себя! Надо выбираться отсюда, пока у меня клаустрофобия не началась.
— Мы обречены, отсюда не выбраться! — Дмитрий испытал острое желание двинуть Ведикусу под дых, расслышав в его голосе истерические нотки тотальной обреченности. — Из рук Оцилл никто не уходит по своей воле, мы пропали!
— Даже не попытаешься?
Спаркалиец закрыл лицо руками и сдавленно застонал. Савичеву не раз приходилось сталкиваться с подобной реакцией в зонах боевых действий. Военные корреспонденты и волонтеры, которые видели в своих визитах лишь жажду сенсаций, наживы и пиара, оказывались настолько шокированы реалиями настоящей, не киношной войны, что сразу теряли свой запал, срывались в истерики или же впадали в шоковый анабиоз. Как правило, все происходило по одному и тому же сценарию: они появлялись на базе, сверкая новейшей аппаратурой, стильными костюмами и сверхуверенностью, поглядывая свысока на бойцов, которые каждый день оказывались на линии огня под прицелом смерти, радуясь, что не задержатся здесь надолго. Но как быстро слетала эта показушная бравада, когда начинались артобстрелы, вокруг свистели пули и рвались снаряды, подчас разрывая солдат осколками на части. В настоящей войне нет красивых эпических сцен, нет режиссера, который часто щадит своего зрителя и показывает ему исключительно то, что тому приятнее всего видеть, оставляя за кадром реальные ужасы. Ради таких вот залетных гостей, с присутствием которых приходилось мириться, в аптечках бойцов отрядов специального назначения прочно поселились транквилизаторы, которые они никогда не использовали сами.
Сейчас успокоительного в наличии не имелось. Махнув рукой на бесполезного нынче союзника, Дмитрий обернулся, проклиная усилившуюся мигрень, и осторожно провел кончиками пальцев по стыку прутьев решетки. На ощупь массивные ветви показались твердыми, словно пропитанными клейким составом, который затвердел поверх пленкой глянцевого лака. Петли переплетения лиан были запутанными, а сами волокна сплетены в сложный жгут, который было тяжело разрезать на первый взгляд.
Ведикус что-то забормотал себе под нос, едва не всхлипывая. «Заткнись», — подумал Савичев и поддел петлю зубами. Тотчас язык пронзило огнем, как будто под кожицу вогнали раствор кайенского перца, и он сплюнул, не сдержав сдавленное шипение сквозь сжатые зубы.
— Они пропитывают его соком вековых деревьев, презренные суки! — пояснил Ведикус. Вовремя предупредил, что и говорить.
Язык невыносимо пекло. Распутать петли и выбить прутья оказалось пока что непосильной задачей.
— Возьми обеими руками прутья у земли, — стараясь не повышать голос, велел Дмитрий. — На счет «три» со всей силы тяни вверх. Может, мы сможем вырвать ее из земли.
Свое распоряжение пришлось сопроводить увесистым тумаком, потому как спаркалиец начал расписывать все те ужасы, которые уготовят им незримые оциллы в случае проявления непокорности.
Пять минут усилий не принесли ровно никаких результатов, лишь футболка взмокла на спине и еще сильнее захотелось пить.
— Эти кошки понимают язык переговоров?
— Не понимают, и нам конец…
— Да прекрати ты хоронить нас раньше времени. Хотели бы убить, давно бы это сделали. Что им, по-твоему, от нас нужно?
Странно устроено сознание, иногда в критической ситуации выдает такое, что не уложить ни в одну логическую цепочку. Савичев не имел ни малейшего понятия, какой процент мужчин, согласно статистике, испытывает любопытство и приятное волнение при мысли, что находятся в абсолютной власти человека противоположного пола, его самого никогда прежде не посещали подобные фантазии. Сейчас же сама ситуация была практически нереальной и стрессовой, он сам не понял, когда головная боль на миг отступила в тень, а в районе солнечного сплетения взорвалась едва ощутимая феерическая вспышка чего-то незнакомого, будоражащего и скорее приятного, чем нет.
Мысль о том, что он волею рока оказался в руках самых прекрасных женщин, которых имел удовольствие лицезреть исключительно на глиняных изображениях и обрывках папируса, вызвала приятное покалывание во всем теле и ощущение легкого, ласкающего бриза, овеявшего сознание и затихшего на кончиках пальцев сладкой дрожью. Это было настолько неожиданно и так щемяще-сладко, что член помимо воли дрогнул, наливаясь силой. Ему бы хоть толику страха спаркалийца, но нет, паники, волнения и других проявлений слабости не было и в помине — состояние можно было описать одним словом: «предвкушение».
Его полет по непознанным до этого момента просторам психологии прервал полный ужаса вопль Ведикуса — за миг до того, как затылок укололо проникающим под кожу клинком чужого пристального взгляда. Савичев отпустил прутья решетки и повернулся к его источнику, ощутив, как непроизвольно напряглись мышцы всего тела, настраиваясь на вероятное сражение с бескомпромиссностью хищника, готового дорого продать свою жизнь и, по возможности, унести с собой в мир иной максимальное количество врагов. Но тут же он едва не присвистнул от удивления, смешанного с восхищением.
Стройная фигурка высокой молодой девушки замерла в паре метров от клетки. Ее мускулистое юное тело прикрывали лоскуты тонких шкур, пересекаясь крест-накрест на высокой груди и сбегая произвольными волнами от точеных бедер к коленям, не скрывая длинных ног. Отблески солнечного света играли на ее смуглой коже, рассыпались золотистыми искрами в русых длинных волосах, падающих на спину, увенчанных ободком из алых астропеусов. Переплетение шнуров от высоких сандалий обвивало сильные икры — сама природа наградила дочь древней империи длинными ногами, словно предназначенными для долгого бега по этим лесам.
Пухлые губы вызывали непреодолимое желание прикасаться к ним и пить из этого источника первобытную похоть до изнеможения, пока не иссякнут силы, сильное гибкое тело волновало кровь, призывая заковать в объятия прикосновений и чувственных ласк, рисуя в воображении захватывающую картину того, как это тело будет извиваться от сжигающей страсти в пароксизме запредельного наслаждения.
Аура силы и утонченности окутывала девушку невидимым взору покрывалом, ломая преграды любых клеток и замков своим неумолимым призывом. Савичев настолько залюбовался этим прекрасным видением, что фантазия понеслась вперед со световой скоростью. Желание обнять ее колени, прижаться щекой к стройным бедрам, ощутить тепло и вкус сосредоточения женского естества, оказалось настолько сильным, что он напрочь забыл о своем положении и о том, что сейчас именно такая красавица держала в своих тонких ладонях его свободу и жизнь. Не в состоянии сбросить с себя сети неподконтрольного разуму соблазна, он заглянул в ее глаза и едва не вздрогнул, столкнувшись со смертельным холодом ледяной стужи в двух светлых омутах.
Оценивающий и лишенный какого-либо проблеска любопытства, человечности и приветливости взгляд просканировал его болезненным рентгеном, словно багаж в аэропорту. В ее светлых глазах стыло равнодушие, пухлые губы сжались в плотную и злую линию, рука, сжимающая копье, увенчанное у наконечника голубыми лентами и белым астропеусом, напряглась, когда девушка резко ударила им о землю, по всей видимости, кого-то призывая. Ее белокурая головка склонилась к плечу, более внимательный взгляд полоснул Савичева по скулам, шее, груди, отозвавшись фантомным сжатием между бедер, когда красавица слегка подалась вперед, словно пытаясь разглядеть то, что скрывали военные брюки свободного покроя.