Грани лучшего мира. Дилогия (СИ) - Ханыгин Антон. Страница 64
Двадцать восемь лет назад только что коронованный мальчишка жестоко расправился со своим родным дядей-регентом, а сейчас он же добровольно отдал треть страны старому другу, которого остальные две трети королевства считают предателем. Мудрый правитель или безвольный глупец? Идет ли он на поводу дружеских чувств или осознал правоту республиканских идей? Остался ли он верен традициям, жаждет ли абсолютной монархии или готов двигаться дальше в свободное будущее лучшего мира? Так просто на эти вопросы и не ответить.
- Диктатор По-Сода, что прикажете делать с пленными из захваченного города? - вопрос командира Миро По-Кара вырвал Илида из размышлений.
- Можешь больше не называть меня диктатором. Как вернемся в Градом, собрание снимет с меня диктаторские полномочия, - не сразу ответил он. - Этот приграничный городок сейчас не захвачен и никогда не был таким. Пусть его и населяют марийцы, но он остается под управлением алокрийской короны. Во всяком случае, до тех пор, пока его жители сами не пожелают приобщиться к нашему общему делу и стать частью республики.
- Прикажете освободить их?
- Да, освободи, пусть возвращаются в свои дома, - сказал Илид, и командующий с коротким поклоном вышел из палатки.
Миро По-Кара - молодой мариец не из старой семьи, но уже опытный солдат и хороший военачальник. Он командовал королевской гвардией, когда Илид еще был комитом армии при Бахироне. Несмотря на условный характер и искусственный престиж подразделения, предназначенного по сути лишь для того, чтобы незнатные и бедные выходцы из Марии перешагнули через презрение, выказываемое им илийцами, и смогли обеспечить себе и своим семьям достойное существование, Миро хорошо проявил себя в подавлении нескольких небольших бунтов и разгонах крупных банд разбойников, угрожавших пригороду Донкара. Его имя стало залогом доблести будущей гвардии, куда командующим его назначил лично король по рекомендации Илида По-Сода.
Постепенно палатка диктатора опустела, а сам он ходил по ней кругами, разгоняя кровь по телу. Голова трещала по швам от навалившихся стратегических решений сворачивания лагеря, перераспределения поставок продовольствия, размещения гарнизонов, маршрутов отхода республиканской армии и многого другого. Вопросы и предложения сыпались со всех сторон, Илиду пришлось применить весь свой командирский талант, чтобы вернуть возбужденным военачальникам какое-то подобие дисциплины. Те из них, кто никогда не воевал, радовались победе, а те, кому довелось быть участниками настоящих боев, - что войны не было. Диктатор не слишком одергивал их, марийцы наконец получили долгожданный повод для радости. В конце концов, им всем предстоит еще очень много трудиться, чтобы сделать из Марии по-настоящему свободную страну.
Щурясь от яркого света солнца, Илид вышел из палатки, чтобы голова немного прояснилась на свежем воздухе. Солдаты деловито бегали из одного края лагеря в другой, разбирали палатки, грузили вещи в обозы, передавали послания для своих семей через тех, кто первыми выдвинутся в путь домой. Вокруг царила веселая суматоха, за которой стало практически невозможно разглядеть армию. А раз нет армии, не нужен и главнокомандующий.
Со стороны Силофских гор дул прохладный ветерок, и Илид решил подняться выше на холм, чтобы полнее насладиться приятной свежестью. Сверху открывался чудесный вид на лагерь и небольшой приграничный городок, залитый солнечным светом. По его улицам уже бродили люди, которые еще недавно были пленниками республики. Кто-то уже начал разбирать полуразрушенные баррикады, одни мужики осматривали свои дома и прикидывали затраты на ремонт, другие раскидывали обгоревшие балки и бревна на пожарищах. Их жены и дети, которые не пожелали уйти из города и оставить защитников противостоять республиканцам в полном одиночестве, обнимали мужей и отцов, вернувшихся из плена, и плакали слезами радости. Илиду даже стало немного стыдно, что он посмел вторгнуться в эту идиллию с оружием в руках. Но опасность для них миновала, скоро жизнь пойдет своим чередом, и они снова смогут спокойно жить в своих домах.
Свой дом. За время службы комитом армии при короле Илид истосковался по родной Марии, по имению в Градоме. Потому тот особняк в Донкаре он особо не обустраивал и не обживал - все равно не заменит родового гнезда старой семьи По-Сода в марийской столице. И только он вернулся домой, как тут же был вынужден уйти в поход ради объединения республики и подавления волнений в глубинке бывшей провинции. Но теперь все будет иначе, он вернется навсегда.
"Что-то я совсем размяк, - с легкой улыбкой подумал Илид. - Стар стал для войн, да и отвык от них уже. Кажется, пора начать спокойную жизнь, посвятить себя семье и делу республики. Да и Миса подрастает, скоро замуж собираться будет. Небось уже все обсудили с матерью, а мне не говорят, хитрые женщины. Глядишь, дедушкой стану и даже не замечу... Да, точно размяк".
Тихо смеясь над собственными мыслями, По-Сода стоял на холме и любовался пейзажем. Природа северо-западных окраин Марии могла поразить своей красотой даже самого прихотливого эстета. На севере возвышались пики Силофских гор с нависшими над ними черными тучами, сквозь которые пробивались ослепительные лучи солнца, играющие на вечных снегах. К западу раскинулись илийские леса, раскрашенные в буйные зеленые и печальные болотные цвета. На юге по-хозяйски разлеглись холмы лесостепи, как будто сошедшие с картинок детской книжки со сказками. А на востоке почти до самого горизонта простирались марийские степи, сплошь покрытые заплатками золотистых полей с аккуратными швами дорог, по одной из которых к лагерю республиканской армии поспешно скакали два всадника...
Два всадника. Беззаботное расположение духа осторожно сжалось и спряталось глубоко внутри Илида, напряженно вглядывающегося в приближающиеся силуэты людей на конях. Распоряжения собрания республики, вести из Градома? Нет, вряд ли. Внутри диктатора нарастало странное тревожное чувство, один из всадников показался ему смутно знакомым. Точно, это был Наторд, который только этим утром покинул лагерь с письмом для Мони На-Сода. Что же заставило его так скоро вернуться, и кто скачет рядом с ним?
Быстрым шагом Илид вернулся в свою палатку, на ходу отдав указание привести к нему гонца и его спутника. Сидя на раскладном стуле, он нетерпеливо стучал костяшками пальцев по столешнице. Наконец полог палатки откинулся, и внутрь прошли два человека в запыленных одеждах.
Диктатор не ошибся, одним из них был молодой мариец Наторд. По-Сода вопросительно посмотрел на своего солдата, который не знал, куда себя деть, и нервно мял побледневшими пальцами письмо с двумя особыми восковыми печатями, проставленными лично Илидом полдня назад. Второй человек тоже оказался гонцом, он держал в трясущихся руках два конверта и неуверенно топтался на месте, пытаясь что-то сказать.
Раздраженный их поведением Илид вскочил из-за стола, подошел к незнакомому гонцу и выхватил письма. Вскрытый конверт упал на пол, ломкая бумага зашелестела в руках главнокомандующего. Посыльные не видели лица диктатора, который стоял к ним спиной и читал. Ни они, ни солдат, который привел их, не нарушали тишину, и даже шум сворачивающегося лагеря оставался где-то снаружи, не рискуя проникнуть сквозь плотную ткань палатки По-Сода и помешать его чтению.
Раздался звук рвущейся бумаги - Илид вскрыл второй пакет. Снова воцарилась абсолютная тишина, изредка прерываемая лишь робким шелестом письма. Ужасная тишина. Наторд чувствовал, что даже сердце не желает биться, чтобы не нарушать ее. Безмолвная бездна затягивала в пустоту саму жизнь. Не такой должна быть реакция Илида на ужасные новости. Почему он ничего не говорит, почему ничего не делает?
Закончив читать, диктатор некоторое время стоял, глядя сквозь ровные строки на дорогой бумаге, а затем повернулся к гонцам. Они вздрогнули, увидев лицо внезапно постаревшего главнокомандующего. Ни гнева, ни страха, ни удивления, ни печали. Пожалуй, лишь немного разочарования. И густая, вязкая, объемная пустота в глазах.