Грани лучшего мира. Дилогия (СИ) - Ханыгин Антон. Страница 98

   Зрение потеряло всякий смысл. Даже закрыв глаза или отвернувшись, солдаты видели свист рассекающего воздух оружия, смотрели на клубящийся запах смерти, любовались солнечными зайчиками на вмятинах вражеских доспехов, заляпанных грязью, кровью, рвотой и прочими жидкостями всех цветов и консистенций из человеческих тел. Не нужно смотреть, от них требовалось только идти вперед и рубить. Шаг за шагом, не слишком далеко от противника и не слишком близко к своим соратникам. Замахиваться, беспощадно и точно направлять оружие, чтобы убить наверняка. Все очень просто, слух и зрение были излишни. Минимальные усилия - идти вперед и убивать. И солдаты шли вперед и убивали, продолжая методично переставлять ноги и размахивать мечами даже после собственной смерти.

   Первые жертвы никто не заметил. Для всех они не умирали, а просто внезапно пропадали из виду, провалившись куда-то под землю. От них оставались лишь замершие гримасы одинаковых лиц и растоптанные тела. Тысячи закованных в броню ног насухо выжимали последние капли жизни из трупов, смазывая заржавевшую машину войны. Отсеченные конечности стали ее запчастями, она ощетинилась копьями недоступной простым смертным победы, забрасывала людей камнями напрасных надежд, омывала берега Алокрии алым приливом, выбрасывая на черный пляж обглоданные останки сынов страны.

   Друзья, товарищи и незнакомцы старательно умирали на поле боя. Складывалось ощущение, они собрались здесь именно для того, чтобы плеваться кровью, недоуменно глядя на оперение стрелы, пробившей кольчугу на груди. Они пришли, чтобы липкими пальцами попытаться засунуть вывалившиеся кишки обратно в себя и громко ругаться, когда эти сизые змеи в очередной раз выскользнут из рук. Они вступили в бой, чтобы попробовать открыть глаз, выбитый метким ударом кистеня или засыхающий мутной лужицей, размазанной по лезвию вражеского меча. В момент мимолетной передышки они пытались утереть пот с лица, но обнаруживали на месте руки лишь кровоточащий обрубок. За победу сражались правители, остальные пришли сюда, чтобы умереть...

   Король Бахирон Мур, презрев опасность и возраст, который ощутимо давил на его плечи после нескольких лет спокойной жизни, бросился в бой. Оруженосцы остались где-то позади, захлебнувшись в бурном потоке людей, крови и стали. Он знал, что не умрет сегодня, потому что просто не мог оставить Алокрию без законного правителя. Пока существует королевство, будет жить и король, ничто не могло его удержать. А марийцы, так страстно желая смерти короля, все же не решались встретиться с ним на поле боя и поднять на него оружие. Словно полубог в сверкающих доспехах, не померкнувших даже после нескольких слоев живого багрового цвета, Бахирон уверенно шел вперед, расширяя зазор в рядах республиканских войск. Его солдаты втискивались в эту щель, вдохновленные примером короля. А он продолжал свой путь, всаживая себе в душу одну раскаленную иглу за другой при каждом глотке воздуха, в котором стоял обжигающе холодный смрад смерти. В лицо летели брызги крови, но они моментально исчезали, то ли впитываясь в кожу, то ли испаряясь от внутреннего жара. Сражение продолжалось, и Король испытывал жуткую боль от убийства людей, которых считал своими подданными, своими сыновьями.

   Внезапно перед Бахироном выросла фигура Илида. Бывший комит армии заметно постарел за этот год. Хоть он и был настроен решительно, болезненный вид и пустой взгляд могли скорее принадлежать закоренелому любителю дурманящих зелий, а не великому полководцу прошлого.

   Битва стихла сама по себе, пробежав всполохом примирения от центра поля боя, где встретились алокрийский король и марийский диктатор. Илийцы и марийцы переводили недоверчивые взгляды со своих противников на Илида и Бахирона, а потом обратно. И только сейчас они увидели, что их враги имеют лица вчерашних соседей, соотечественников, знакомых и даже друзей. Кто-то узнал своих работников в мастерской. Другой услышал голос трактирщика из заведения у дома, где ему довелось раньше жить. Купцы, торговцы и извозчики непонимающе смотрели в глаза друг другу. Здесь не было противников, были простые люди, с которыми они обычно здоровались при встрече на улице, беззлобно ругались у торговых палаток, смеялись над выступлениями шутов на главных площадях городов во время крупных праздников, ходили в церковь. Это все люди, которые встречаются и расстаются, дружат и ссорятся, знакомятся и забывают, любят и злятся друг на друга, растут сами и рожают детей. Живут вместе, а не убивают.

   У противника, оказывается, есть лицо. В бою так легко было разрубать восковые фигуры и ломать гипсовые маски, а сейчас, увидев людей в своих врагах, убийство стало преступлением, а лица новых жертв будут в вечных кошмарах преследовать своих нечаянных палачей. Внезапная пауза показала, что марийцы и илийцы - это лишь названия, условности, ярлыки и ценники на товарах в играх правителей и богачей. Все они - люди, которые просто хотели жить.

   - Нам незачем сражаться, Илид, - опустив меч, произнес Бахирон Мур. - Сдавайся, старый друг.

   Зарычав, По-Сода кинулся на короля, занося клинок для сокрушительного удара, который способен разрубить облаченного в доспехи человека как соломенную куклу. Взглянув в клокочущую бездну пустоты в глазах друга, Бахирон понял, что уже видел это раньше: позу Илида, его рывок и замах...

   Много лет назад, в далекой юности, они вместе тренировались в одной из галерей королевского дворца в Донкаре. Молодой алокрийский король Мур и его оруженосец По-Сода, выходец из уважаемой старой семьи Градома, фехтовали примерно на равных. Если один превосходил другого, то с каждым новым поражением тот становился сильнее и опытнее, и они менялись местами. После тренировочного боя каждый из них выносил с галереи одинаковое количество оставленных тяжелыми затупленными мечами синяков, кровоподтеков, царапин и равное число побед. Но всякий раз, когда Бахирон одерживал верх над Илидом, тот с беззлобной насмешкой утверждал, что в настоящей схватке юный король проиграл бы. "Ведь ты снова сражался ради того, чтобы победить, - потирая ушиб, говорил По-Сода. - А не для того, чтобы убить меня". Улыбаясь на замечание друга, Бахирон обычно отвечал: "Я просто не могу тебя убить".

   Однажды, поднявшись на ноги после очередного поражения, Илид неожиданно окунул короля в омут пустого взгляда и с сожалением произнес: "Ты одолел меня, но снова проиграл. Если не будешь пытаться убить, то когда-нибудь ты погибнешь, встретив похожего на меня противника. Я не всегда буду рядом, друг. Научись защищать себя сам". Эти слова запали в душу Бахирону, и он почему-то решил прекратить тренировки с Илидом, объяснив это тем, что им стоит менять противников, дабы быть готовыми ко всему, что может встретиться на поле боя. Мариец отнесся к этому с пониманием и поддержал решение юного короля, не подозревая, что тому просто было очень неприятно видеть в нем врага. В тот день во время их последней совместной тренировки, По-Сода бросился на Мура, занеся затупленный меч для одного точного и мощного удара, чтобы убить наверняка. Прямо как много лет спустя, встретившись на илийско-марийской границе во время последнего сражения гражданской войны.

   Сделав шаг в сторону, Бахирон вскинул меч и вонзил его под нагрудную пластину доспеха Илида. Диктатор умер почти мгновенно.

   - Все-таки смог, - заключил король, глядя на скользящие по лезвию густые капли крови. - Видишь, старый друг? Сейчас я сражался, чтобы убить.

   Над полем боя повисла такая тишина, что стали слышны стоны раненых и частое дыхание людей, глядящих в черные провалы глазниц смерти. Отдышка, тяжелые вздохи, бряцание оружия и брони, тихий жалобный скрип ремней и застежек, шелест мятой травы и хлюпающая под ногами кровавая грязь. Неужели битва закончилась?

   Где-то вскрикнул марийский солдат, не заметивший, как его проткнуло копье. В это же время на другом краю поля клинок, со свистом разрезав воздух, вонзился в шею растерянного илийца и, прихлебывая, начал насыщаться забродившей во время боя кровью. Описав изящную дугу, кистень с хрустом смял чей-то череп, а в воздухе запели свою траурную песнь стрелы, осыпающиеся на задние ряды противостоящих армий. Люди вновь потеряли свои лица, превратившись в глиняные игрушки, убивающие друг друга просто потому, что они находились здесь и сейчас, а о том, кто из окружающих враг, было сказано заранее. Разве не ради этого марийцы и илийцы собрались тут?