Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес". Страница 122
— О, я вполне понимаю, что могу раздражать своим видом, что меня можно ненавидеть за моё уродство, — пролепетал потрясённо Хайнэ.
— Да причём здесь ваше уродство?! — заорал в бешенстве Астанико и, вскочив на ноги, смёл все книги со своего стола. — Вы всё меряете своим уродством, меж тем как дело в девяти из десяти случаев вовсе не в нём!
— Но тогда…
— Ненависти не нужны никакие причины! — перебил Хайнэ Главный Астролог, приблизившись к нему вплотную. — Точно так же, как они не нужны любви! Она или есть в вашем сердце, или нет! И если она есть, то рано или поздно она выльется на кого угодно, вы можете объяснять это тысячей поводов, но на самом деле они не имеют никакого значения, равно как не имеет значения человек, которого вы ненавидите! Ясно вам?!
— Да, — проговорил Хайнэ, низко опустил голову. — Но всё же я не думаю, что вы ненавидите меня так сильно, как пытаетесь убедить меня и себя. Я знаю, что вы искренне хотели бы мне помочь. Я верю в это. Вот, например, сегодня, когда вы убеждали меня поговорить с Сорэ Саньей…
Астанико злобно расхохотался.
— А вам не пришло в голову, что я, может быть, пытаюсь заманить вас в ловушку? — язвительно поинтересовался он. — Что, если я специально отвёл вас в место, которое прослушивается, чтобы вы предложили Сорэ Санье солгать на суде, и тем самым скомпрометировали себя? Что, если вы оказались спасены только благодарю глупости этого самодовольного идиота, которой не дал вам произнести и слова?
Слова эти казались вполне логичными, и именно эта логичность убила в Хайнэ последнюю надежду.
— Что ж, в таком случае, нам, наверное, больше не о чем разговаривать, — равнодушно, без злобы, проговорил он и поднялся на ноги, опираясь на свою трость.
Он заковылял к дверям, но Главный Астролог неожиданно бросился вслед за ним и, схватив за плечи, развернул к себе лицом.
— Стойте, Хайнэ, — проговорил он, тяжело дыша, и внезапно со всей силы прижал его к себе. — Я вас люблю.
Хайнэ застыл в его объятиях, как громом поражённый.
— Вы глупы, наивны, инфантильны и не видите ничего, кроме собственных страданий из-за уродливой внешности, — продолжил Астанико. — И всё-таки я вас люблю! Вы мой единственный друг. Единственный человек, который разглядел во мне что-то хорошее. Все остальные считают, что я подлец, и клянусь, они совершенно правы: я подлец! Если бы только знали, сколько в моей голове всего подлого: и ненависти, и интриг, и честолюбивых планов. Все остальные видят эти интриги, как будто они у меня на лице написаны, и кто-то презирает меня, а кто-то, кому я удобен, подыгрывает, и только вы со своей наивностью поверили, что за всем этим стоят какие-то порывы души и прочие романтические, прекрасные эмоции! О, как я люблю вас за это, будь это даже двести тысяч раз неправда!
Хайнэ не мог ничего сказать: его душили слёзы.
— Вот видите, — наконец, проговорил он, обнимая его. — Я всё-таки был прав. Вы хороший человек, даже если сами в это не верите, лучше многих…
— Спасите меня, — вдруг проскрежетал зубами Астанико. — Поверьте мне!
— Верил, верю и буду верить, — пообещал Хайнэ, всё-таки не удержавшись от слёз.
— Поверьте мне тогда, когда ничто не будет к этому располагать, и когда на кону будет вся ваша жизнь! — закричал Астанико с внезапной страстью.
Хайнэ отстранился от него, испытав какое-то странное, неприятное предчувствие.
— Что вы имеете в виду? — пробормотал он.
— Скажите мне, где вы храните учение Милосердного! Я ведь знаю, что оно у вас есть! — Глаза Астанико горели каким-то странным, безумным огнём. — У вас в доме всё равно будет произведён обыск, так вот доверьтесь мне и скажите, где вы храните книги, с тем, чтобы я поехал их и перепрятал в надёжное место!
Хайнэ похолодел; в груди у него всё сжалось от ужаса.
— Что, ненадолго хватило вашей веры в мои добрые чувства? — зло рассмеялся Астанико. — Конечно, все вы такие. Готовы любить и верить, только если вам лично ничто не угрожает.
Он отвернулся, сделав такое движение тыльной стороной руки, как будто утирал слёзы.
Хайнэ чувствовал растерянность, переходящую в глубокое отчаяние.
— Почему вы сделали такой вывод… что у меня есть эта книга? — только и смог пробормотать он, не в силах решиться на отчаянный шаг.
— Полноте, Хайнэ, да вы ведь просто сыплете цитатами из неё! — воскликнул Астанико с прежним своим раздражением. — Любому, кто читал её, станет ясно, откуда все эти ваши идеи, а я читал, разумеется, читал!
«Он действительно читал учение Милосердного! — вспыхнуло в голове у Хайнэ. — Я был прав…»
Колебания, разрывавшие его, становились всё более мучительными.
«Он прав, — с мучением думал он. — Чего будут стоить мои слова, если я не докажу их на деле, если не поставлю на кон собственную жизнь? Манью говорил мне, что моя вера ничего не стоит, а я ещё не мог понять, почему это так…»
— Ладно, Хайнэ, вы, конечно же, совершенно правы, не доверяя мне, — вдруг сказал Астанико совершенно спокойным, холодным тоном. — На самом деле, мне просто было любопытно, решитесь ли вы на это откровенное безумство — передать себя в руки человека, который уже доказал, что способен на любую подлость. Спросите у вашей сестры, если не верите. Я вам объявил свои доводы и не думайте, что я солгал. Помимо этой странной, необъяснимой антипатии к вам лично, у меня есть и более логичные и разумные причины для того, чтобы погубить вас, которые согласуются с некоторыми другими моими интересами. Разумеется, я использовал бы найденные у вас дома улики против вас, если бы вы имели неосторожность сообщить мне их местонахождение. Жаль, что вы оказались менее глупы и доверчивы, чем я предполагал, но, с другой стороны, этот факт пополнит копилку моих наблюдений над человеческой натурой. Я не люблю ошибаться, но это бывает весьма полезно.
С этими словами Астанико пожал плечами и принялся подбирать разбросанные по полу книги.
Хайнэ прислонился спиной к дверям и закрыл глаза.
— Что же вы не идёте? Идите, — сказал ему Главный Астролог равнодушным тоном.
— Я… — прошептал Хайнэ. — Подойдите сюда, я скажу вам, где книга.
— Глупость, — отчеканил Астанико. — Я уже сказал вам, что сделаю с этими сведениями.
— А я сказал, что буду верить в хорошее в вас, несмотря ни на что, — ответил Хайнэ дрожащим голосом. — Я не могу обмануть ваше доверие, пусть даже вы обманете моё.
— Из вас и в самом деле бы вышел хороший пророк Милосердного, — усмехнулся Астанико. — Уж, по крайней мере, в одном вы будете с ним похожи — оба закончите свои дни на костре.
Он подошёл ближе, и Хайнэ, наклонившись к его уху, рассказал о секретном месте у себя дома, в котором прятал учение Милосердного.
Главный Астролог выслушал эти сведения в полном молчании и ничего на это ответил.
— Вы весь дрожите, — только и заметил он, дотронувшись до предплечья Хайнэ. — Вам нужно лечь в постель.
Хайнэ ждал, что он скажет что-то ещё, но Астанико снова сел за стол и вернулся к своей книге, перестав обращать на него какое-либо внимание.
Попятившись к дверям, Хайнэ наощупь распахнул их и выбрался наружу, едва помня себя.
«Ну, вот и всё, — неожиданно весело подумал он, считая удары бешено колотившегося сердца. — Теперь уже ничего не сделаешь. Теперь остаётся только ждать. Когда он поедет домой ко мне, сегодня, завтра? Может быть, я доживаю свои последние дни».
Его вдруг охватило какое-то легкомысленное, радостное настроение.
«Как бы мне хотелось провести последний день своей жизни? — задумался он. — Нужно сделать что-нибудь запоминающееся… Хотя нет, всё это ерунда. На самом деле я хочу только одного — провести этот день с человеком, с которым мне будет хорошо».
Он заковылял в покои Онхонто, почти не чувствуя боли в ногах, такой счастливый, как никогда прежде.
Когда он распахнул двери, Онхонто, по-прежнему не ночевавший в опочивальне своей жены, стоял к нему спиной, расставляя цветы в вазах. Лишённый возможности работать в саду, как прежде, он всё же не мог забыть своей любви к цветам и попросил, по крайней мере, разрешить ему самому составлять букеты. Это было позволено, и теперь, ранним утром, вся комната была заставлена неглубокими тазами, в которых плавали свежесрезанные цветы — последние осенние и те, которые цвели круглый год в тёплой оранжерее.