Дорога на Ксанаду - Штайнер Вильфрид. Страница 12

Но голос, парящий над шумом ледяной пещеры и извержением, принадлежит таинственной женщине. Сидя под убывающей луной, она пытается плачем заманить своего неземного возлюбленного. «A woman wailing for her demon lover». [48] Первая из ряда женских образов, которыми Колридж населяет свои стихи в том магическом году. Существо из плоти и крови, но тем не менее наполовину истлевшее, живущее на грани жизни и смерти.

В третьей части «Кубла Хана», странно отсеченной от двух предыдущих, появляется еще одна женщина. Но уже в другом виде, отличном от воспевающего демонов лунного создания, и тем не менее идентичная первой:

Только эта песнь обращена не отсутствующему возлюбленному. Она открывает тем, кто ее слышит, шлюзы предвидения. Сначала поэт говорит о себе самом. Он прославляет силы, которые высвободила в нем «абиссинская девушка». Если бы только он был способен пробудить к жизни в себе ее игру и эту песнь. «I would build that dome in air, / That sunny dome! Those caves of ice!» [50]

Если бы он построил его, мы сразу заметили бы это, но речь не о том. Тем не менее сослагательное наклонение должно сохраниться, ведь обряд посвящения, скрытая тема «Кубла Хана», закончится только тогда, когда посвященный полностью перевоплотится. Возвращение в божью обитель пуританского мышления было бы отрезанным, моральные принципы лежали бы в руинах, а посвященный стал бы навсегда потерянным для христианского мира.

Некоторые из его православных друзей должны были точно так же реагировать на «Поэму о старом моряке». Кажется, пафосный тон не подходит к сослагательному наклонению. Здесь присутствует поэтический голос, пропитанный росой и райским молоком. Но в отличие от своей матриархальной наставницы, которая может свободно парить между мирами и скакать в этих рамках, как средневековая ведьма, ученик обречен на выбор. Голоса предков, которые хан слышит сквозь шум у истоков священной реки, «пророчат войну». А неистовые противники войны принадлежат настолько разным мирам, что дальше некуда.

Высоко вверху залитая светом сфера буржуазно-протестантской самодостаточности и веры, светящееся голубое небо, которое бороздит метафорическая птица. Плоскогорье, полное садов, стен и башен; между ними тела, сухо и грубо вписанные в свои контуры. Снизу — потоки из земных глубин; взмывающие в воздух скалы, словно шарики для настольного тенниса, на которых в лунном свете царят ведьмы с их чувственными ритуалами и заставляют языки летать, глаза открываться, а с таким старанием созданные очертания тел превращают в мусор и пепел. Так, предсказанная война идет с одной стороны на давно исчезнувшем ристалище, где христианские патриархальные полчища, облаченные в доспехи, сметают со своего пути языческую плоть и сминают стальной рукой луну. С другой стороны, это происходит на вертикальных плоскостях, разделяющих высшие и глубинные уровни человеческого сознания и служащих лестницей для вражеских воинов. Читая «Кубла Хана», мы при помощи крохотного зонда проникаем в голову самого Самюэля Тейлора Колриджа, парим над священной рекой, соединяющей разные уровни. И становимся свидетелями отчаянных попыток баланса в беспощадной борьбе между жизнью и смертью.

Колридж опубликовал свое стихотворение через восемнадцать лет после написания, якобы под влиянием лорда Байрона, которому особенно понравилась одна строчка: «A woman wailing for her demon lover». Но христианская сторона уже давно одержала победу в душе Самюэля Тейлора Колриджа.

20

— Ты должен, — сказал Даниель, когда мы уже сидели на кухне после неспокойно проведенной ночи. Передо мной стояла огромная сковородка яичницы с беконом, а мой друг ел зелень — видимо, решил поупражняться в сдержанности.

Солнце стояло уже довольно высоко и пускало в меня желтые стрелы, как раз в мой слабый правый глаз. Возможно, он так сильно налился кровью, что оно приняло зрачок за мишень.

— Потому, что нет такого места, — я указывал ножом на сковородку и пытался подражать его утреннему голосу, — которое ты бы не видел. Ты должен изменить свою жизнь.

Даниель подцепил вилкой шкварку и поднял ее, словно искал под ней спрятанный передатчик.

— Завтрак разговаривает с тобой. Поразительно, правда? Колридж?

— Очень смешно. Что ты подразумевал под сдержанностью? Я думал, я должен воспевать ее.

— Для тебя это невозможно. Но я тут поразмыслил. Все это — вопрос диалектики. Ты, мой дорогой, держишь это в юной свежести, даже больше в цветастых поэмах, которые ты так же элегантно разрезаешь, как этот кусок шпика. Но если человек, подобно мне, приблизился к концу, он обязан ценить абстракции.

— И ты так сильно замахнулся? Я думал, что с метанием копья уже давно покончено.

— Хочешь послушать мою теорию или нет?

— А что мне остается?

— Дай мне вина. С той стороны, узкая бутылка из Штирии. [52] Ты должен попробовать. Спасибо. Итак. Начнем с Гегеля, ты наверняка его знаешь. У него есть одна заслуга. Именно он придумал структуру диалогов в «Стар-Трек». [53] Гегель был фактическим автором Джина Родденберри. Доктор Маккой, Спок, капитан Кирк. Тезис, антитезис, синтез.

Даниель встал и закрыл жалюзи, видимо, заметил нападение солнечных частиц на мою сетчатку.

Я схватился за первую сигарету за сегодняшний день. Еще один радостный момент.

— Какое отношение, — спросил я после первой затяжки, — это имеет к твоему странному стремлению к сдержанности?

— Давай в двух словах: к данной проблеме существуют два подхода. Мистер Спок сказал бы приблизительно так: «Надеяться на то, что тебе откажут в твоих желаниях, — в принципе нелогично». А доктор Маккой посоветовал бы тебе полностью отдаться своим чувствам даже ценой потери остатков твоего достоинства. Но благодаря Гегелю есть синтез — капитан Кирк.

Я взял вилку и постучал себя по лбу.

— Хочешь кусочек макового рулета после завтрака?

— Сначала договори.

— Ну хорошо. Капитан Кирк обдумал бы все. Он сказал бы, что просто надеяться на исполнение нелогично, а бездумно расстаться с желанием было бы бесчеловечно. Можете спокойно опутывать вашу Анну сетью, господин Маркович. Ноне переусердствуйте. Не убивайте вашу тоску, но сделайте так, чтобы ее хорошее самочувствие не зависело от того, что ее слушают. И прежде всего, молодой, неопытный друг, ни к чему не принуждайте ее. В конце концов, мы же не клингоны! Все, что нужно, — любящая сдержанность.