Дорога на Ксанаду - Штайнер Вильфрид. Страница 16

— Я бы дал знать старухе, что мне абсолютно все равно, как я умру. Главное, у меня осталось еще немного времени, чтобы смотреть в глаза Анны Шаррер.

Анна встала и поцеловала меня в лоб.

— Вам пора идти.

Я пошел, ничего не ответив. Не посмотрев еще раз на Бетельгейзе. Не попросив ее о следующем свидании.

— Сдержанность, — сказал я громко таксисту. — А как вы думаете, можно ли завести ее у себя дома, как, например, домашнее животное, если вы ее просто терпеть не можете?

22

«Суинберн считал фрагмент из «Кубла Хана» величайшим примером музыкальности английского языка. Тот, кто в состоянии проанализировать это, смог бы разложить даже радугу (метафора Джона Китса [58]). Перевод или даже краткий обзор стихотворений, в чьей основе лежит музыка, напрасен, а иногда может даже стать роковым. Нам остается довольствоваться лишь тем фактом, что Колриджу во сне подарили страницу неоспоримого глянца.

Случай сам по себе хотя и необычный, но не единственный. В психологическом исследовании «The World of Dream» [59] Хэвлок Эллис [60] сравнивает его со скрипачом и композитором Джузеппе Тартини. [61] Тот во сне услышал, как дьявол (его слуга) исполняет на скрипке удивительную сонату. После пробуждения он вывел из обрывочных воспоминаний произведение «Trillo del Diavolo». [62] Другой классический пример бессознательной деятельности мозга — случай с Робертом Луисом Стивенсоном. [63] Сон подарил ему, как он сам описывает в «Chapter on Dreams», [64] заговор Олаллы. Или, например, случай с доктором Джекилом и мистером Хайдом, [65] произошедший в 1884 году. Итак, Тартини сыграл музыку, пришедшую ему во сне, Стивенсон позаимствовал темы, то есть общие формы. Словесное вдохновение Колриджа стоит в этом же ряду, который Беда Достопочтенный [66] приписывает Кедмону [67] (Historia ecclesiastica gentis Anglorum, 4, 24 [68]). Случай произошел в конце VII века в миссионерской и воинствующей Англии англосаксонского Королевства. Кедмон, грубый и к тому же немолодой пастух, однажды тайком ушел с пира, так как испугался, что скоро ему вручат арфу, а он не умеет петь. Он пошел в конюшню и там уснул. Во сне кто-то позвал его по имени и приказал петь. Кедмон ответил, что не умеет, тогда незнакомец сказал: «Спой начало произведения». Пастух начал читать стих, который прежде никогда не слышал. Проснувшись, Кедмон не забыл ни строчки и смог рассказать его монахам близлежащего монастыря Хильд. Монахи узнали в стихе строчки из Священного Писания, но пастух не мог знать его ранее, ведь он даже не умел читать. Кедмон «разложил Писание, как чистое животное, и повторил его снова в прекрасном стихе. И снова воспел создание мира и человека и всю историю Ветхого Завета, исход сына Израильского и приход его на землю обетованную и многие другие моменты из Писания. Принятие человеческого образа, страсти Христовы, Воскресение и Вознесение Господа, сошествие Святого Духа, просветительскую деятельность апостолов, ужас страшного суда и адских мучений, блаженство рая и благословение Господа». Кедмон стал первым святым поэтом английского народа. Беда говорит, что «нет никого равного ему, ведь он учился не у людей, а у Бога». Много лет спустя он напророчил час собственной смерти и ожидал его во сне. Остается только надеяться, что он снова встретил своего ангела.

На первый взгляд сон Колриджа кажется опасным и даже менее удивительным, чем у его предшественников. Но «Кубла Хан» — великое произведение. И в случае с Кедмоном мы можем с уверенностью сказать — те девять строк, которые ему приснились, имеют на самом деле «сонное» происхождение. Но Колридж являлся поэтом по призванию, в то время как Кедмон обнаружил в себе этот дар случайно. Есть еще один факт, который делает чудо того сна, в котором родился «Кубла Хан», просто непостижимым. И если этот факт подтвердится, история со сном Колриджа станет бессмертной по сравнению с самим автором. История, по сей день не достигшая финала.

Поэт увидел сон в 1797 году (некоторые критики говорят — в 1798), а саму историю про сон он опубликовал только в 1816 году в качестве пояснения или оправдания за недописанное произведение. Двадцать лет спустя в Париже появляется первый западный вариант одной из тех универсальных историй, которыми так богата персидская литература. Сборник рассказов Рашида эд Дина, датированный XIV веком. На одной из страниц можно прочесть: «На востоке Шангту Кубла Хан возвел дворец по плану, привидевшемуся ему во сне». Тот, кто это написал, был визирем Хасана Махмуда, потомка Кублы.

Некий монгольский император видит во сне дворец и строит его в XIII веке. В XVIII веке английскому поэту снится стихотворение об этом дворце, но он не мог знать, что эта постройка однажды уже снилась. С этой симметрией, которая работает с душами спящих мужчин и объединяет не только континенты, но и века, на мой взгляд, с трудом можно сравнить левитации, воскресение и появление-на свет поучительной книги.

Какое же объяснение нам предпочесть? Тот, кто отрицает все сверхъестественное, станет убеждать нас в том, что это простое совпадение. Как, например, простой набросок лошади и льва будет иметь что-то похожее или сходство облаков. Другие станут утверждать — поэт каким-то образом узнал про историю возникновения дворца и потом стал говорить, будто произведение ему приснилось, стремясь создать блестящую мистификацию, смягчившую бы незаконченность стиха и, возможно, оправдавшую бы его. Это предположение кажется правдоподобным, но оно вынуждает нас признать наличие ранее неизвестного текста какого-нибудь востоковеда, из которого Колридж должен был узнать про сон Кубла Хана. Более заманчивыми кажутся, правда, гипотезы, выходящие за грань рационального. Так, можно было бы предположить, что душа императора проникла в Колриджа после того, как дворец был разрушен, чтобы поэт смог воссоздать это чудо, но уже словами, которые прочнее мрамора и металла.

Первый сон подарил действительности настоящий дворец, второй же, пять столетий спустя, — стихотворение (или по крайней мере его начало). Сходство двух снов указывает на план, а чудовищная разница во времени раскрывает нам нечеловеческого творца. Желание исследовать нечто бессмертное, или по крайней мере долго живущее, было столь же смело, сколь и бесполезно. Можно предположить, что он так и не закончил его. В 1691 году Патер Гербилон установил: от дворца Кублы остались только обломки. Из стихотворения же мы узнаем, что спастись смогли только пятьдесят строк. Такого рода факты допускают предположение, что результат работы сновидений точно так же не достиг конца. Первому привиделось во сне видение дворца, и, проснувшись, он повелел возвести его. Второму же, ничего не знавшему о существовании первого, приснилось стихотворение об этом дворце. Если придерживаться такой схемы, можно допустить, что будет еще и третий человек. Он так же, не подозревая о первых двух, заснет, и ему привидится тот же сон о прекрасном дворце, а проснувшись, он воплотит его в мраморе или даже в музыке. И случится это еще через пару столетий. Возможно, череда сновидений не закончится никогда. Может быть, ключ ко всему находится в самом последнем сне.