Дорога на Ксанаду - Штайнер Вильфрид. Страница 15
Анна убрала руку и рассмеялась мне в ухо.
— Но не на карте же! Ну вы и бумажный фетишист! Пойдемте, снаружи нас ждет настоящая жизнь.
Мы вышли на террасу. Забавным устройством на столике оказалась подзорная труба.
— Рефлектор, — поправила меня Анна, — зеркальный телескоп. Конечно, приближение не слишком захватывающее, но для домашнего использования сойдет. Гора Паломар [57] для бедных. Что вы хотите увидеть?
— А что там есть? — спросил я, все еще покачиваясь после моего неожиданного приступа. Даже на свежем воздухе я еще недостаточно пришел в себя.
— Вы и вправду не имеете понятия, не так ли? Звезды, планеты, галактики или все испанские деревеньки?
— Потемкинские, — сказал я. Вот она, настоящая шутка.
— Что ж, — Анна бросила оценивающий взгляд на свой прибор и на небо, — для этого времени года и суток я могу предложить вам, во-первых, Юпитер, с его как минимум восьмью видимыми лунами, а во-вторых — Сириус, самую светлую неподвижную звезду. Кажущаяся яркость достигается тем, что на самом деле это две звезды. В-третьих — тяжелую туманность вокруг Ориона, М42. И целую кучу красных великанов.
— Туманность, — сказал я слабо, — туманность звучит хорошо.
Анна присела в раскладное кресло, посмотрела сквозь маленький цилиндр, вмонтированный над большим. Изменила наклон большого цилиндра на несколько миллиметров и в конце концов прочно зафиксировала его.
— Рефлектор настроен, — сказала она, — прошу.
Я уселся перед прибором, увидел парочку светящихся точек. Произнес что-то вроде «ого!» или даже «вау!».
Анна почти наполовину перевесилась через перила от смеха.
— Не понимаю, что тут смешного? — спросил я.
— Это поисковик, — сказала Анна, — а вам нужно смотреть в окуляр.
Пристыженный, я позволил ей показать мне, где находится окуляр, и повторил попытку.
Я увидел огромный океан, в котором плавали флуоресцентные насекомые. По краям океана находились пурпурные и фиолетовые канаты, потом уходившие далеко в космос. Своего рода застывший взрыв — последствие того, что Бог наступил в космическую лужу — вот что я увидел. Это было великолепно, я не мог оторваться от окуляра. Я заметил светящуюся точку и окрестил ее «Подвижной планетой Алекс и Анна». Потом я увидел серую мурену, поднявшую морду со дна океана, а еще хитиновый панцирь жука-великана, переливавшийся на левом фланге туманности цветами индиго и багряно-красным.
— Неплохо, вы не находите? — спросила Анна.
Слава Ориону, она не положила снова свою руку на мое плечо, иначе бы я по инерции опрокинул ее рефлектор через перила.
— Великолепно, — согласился я, после того как смог оторваться. — Эта ваша М42.
Анна откинула со лба прядь волос, ее глаза блестели: она в самом деле гордилась космосом.
— Хотите, — спросила она, — добавки?
— Нельзя ли, — сказал я в разбуженном во мне астрономическом энтузиазме, — увидеть все сразу?
— По порядку было бы лучше.
— Может, тогда сначала моих родственников?
— Вы говорите загадками.
— Я имею в виду тех красных великанов, — попридержи-ка язык, клоун! Глава один: один шутит, другой не смеется, — я был бы благодарен за небольшое введение.
— С удовольствием, — сказала Анна. Она принесла бокалы из гостиной и поставила их перед нами на перила. Эта идея показалась мне исключительной.
— Начнем с вашего первого вопроса. Цвет звезд. Это не фантазии графиков, вы сами в этом убедились в М42.
Далее последовал увлекательный рассказ про температуры поверхностей, плотности материй, гравитацию и давление газа. Она объяснила мне спектральный анализ, с помощью которого можно измерять химические и физические процессы на поверхности звезды. Рассказывала о белых карликах и красных великанах, сверхновых звездах и пульсарах. Я же все время смотрел ей в рот.
— А систему спектральных классов, к которой можно отнести каждую звезду, — сказала она в конце, — называют диаграммой Герцшпрунга — Рассела.
— Герцшпрунга? — переспросил я.
— Ну да, Герцшпрунга, — сказала Анна, — Герцшпрунг и Рассел были астрономами, которые и разработали эту систему. — Она предложила мне «Кэмэл». Я с благодарностью взял и прикурил сигарету.
— Красные великаны относятся к спектральному классу 0. Они просто огромны. Их периметр равен орбите Юпитера вокруг Солнца. К тому же они очень холодные, около трехсот градусов на поверхности.
— Какие ледяные! — удивился я. — А там живут красные медведи?
— Они не смогли бы, — начала Анна и засмеялась, — удержаться на поверхности. Там нет земли. Красные великаны состоят из газа. Хотите взглянуть?
Я кивнул, и Анна настроила резкость.
— Вуаля, — сказала она, — Бетельгейзе.
— Что?
— Очень старое имя. Ассирийское или шумерское, сейчас не помню. В любом случае это значит «плечо». Мы все еще в созвездии Ориона. Бетельгейзе — у его левого плеча. Очень старая звезда. Через пару миллионов лет она погаснет, как сверхновая звезда.
— Прекрасная смерть, — сказал я. — С этого момента у меня есть новый ответ для старухи с косой.
Ключевое слово для Анны. Она исчезла на мгновение. Вернулась с очередной бутылкой вельтлинского и вельветовой курткой под мышкой. Ночной январский ветер был еще холоднее, чем температура у плеча Ориона.
— Старуха с косой? — переспросила она. — Тогда каковы будут три последи их желания у бывшего поэта?
На какое-то время я потерял рассудок, схватился не за бокал, а сразу за бутылку и чуть не захлебнулся.
— Анна, — удивился я, — откуда вы все знаете? Вы меня пугаете.
Она напугала меня еще больше, положив руку на мое левое плечо и присев. Она даже хотела что-то сказать, но я так сильно наслаждался моментом, что мне самому пришлось его разрушить.
— Красивые, не так ли, — я указывал горлышком бутылки на ее руки, — Бетельгейзе для рук.
Анна не заметила моей остроты, к сожалению или к счастью. Ее рука осталась лежать на моем плече.
— Вы не должны пугаться, — сказалавдруг она, — только потому, что я кое-что о вас знаю. Расскажите мне про старуху с косой.
— Ну хорошо, — сказал я заикаясь, — это старая британская или кельтская легенда, сейчас точно не помню.
Старуха появляется перед тобой, когда ты находишься, так сказать, в самом расцвете лет, и предлагает выбрать способ смерти.
— И?…
— Ах, — сказал я, сделав большой глоток, на сей раз из бокала, а не из бутылки. И еще я решил дать Винцеру во время следующей дегустации по меньшей мере девяносто пунктов, — перед сегодняшним вечером я выбрал бы наверняка что-нибудь быстрое и сильное, например взрыв дирижабля при пересечении Атлантики или нечто в том же роде. Возможно, удар веткой по голове во время урагана в Париже. Или что-то кулинарное: речные раки, которых я захотел бы съесть. Защищаясь, они подпрыгнули бы и вцепились мне в сонную артерию.
Наконец-то подействовало. Анна убрала свою руку, но, к сожалению, я почувствовал себя не увереннее, а, наоборот, оставленным в одиночестве.
— А сейчас? — спросила Анна строго — она хотела это знать.
— Если бы я встретил старуху сейчас, у меня был бы достойный ответ. Я сказал бы: дорогая старуха, я хочу уйти так же красиво, как сверхновая звезда. Если возможно, приблизительно через пару миллионов лет.
Мне пришлось сесть по причинам, связанным скорее с гравитацией, чем с давлением газа. Я был готов к красному великану в окуляре Анны. Анна присела на корточки прямо передо мной, положила обе руки на мои колени, а я забеспокоился из-за моей помпы.
— Что бы вы ответили, — спросила она и безжалостно посмотрела в мои беспомощно моргающие глаза, — если бы эта старуха сидела перед вами сейчас?
Перила находились слишком далеко, на расстоянии вытянутой руки не было ни одного изумруда. К тому же я настолько опьянел, что духи, боровшиеся за остатки рассудка, наконец отступили, а я остался сидеть в раскладном кресле наедине с разбушевавшимися чувствами. В порыве безумной отваги я положил руки на руки Анны и совершенно серьезно сказал: