Песня цветов аконита - Дильдина Светлана. Страница 71
— Никто не желает тебе зла, — говорили ему. — Но нам велено следить за тобой.
«Телята пустоголовые!»
— А если он прикажет вам пойти и утопиться?
— Просто так — не прикажет. Если же вдруг господину понадобится наша смерть — что ж, мы его люди. И ты.
— И я… — нехотя соглашался подросток. Вслух не решался произнести того, что раньше свободно слетало с языка. Помнил. И повторения не хотел.
Простым слугам не так-то просто было покинуть Островок — он хорошо охранялся. А за слугами Йири присматривали особо. На всякий случай — вдруг что недозволенное передадут господину.
Аоки так рассудил — следить-то следят, но больше за теми, кто находится рядом с Йири, и старательно подобной чести избегал. А сам присматривался ко всему. Да и в бытность свою в доме Хоу успел приятелями обзавестись. Хоть и мало толку от этого, но все же… И пока остальные гадали, какой станет их жизнь и что будет с молодым господином, Аоки даже не вспоминал о нем.
Сердце Островка было обнесено стенами. Поначалу он разведал, кто и когда его покидает. Гонцы не годились, гонцом не прикинешься, гости со свитой в тяжелые дни не наведывались. Оставались те, кто привозит продовольствие, и мусорщики. Стараясь не вызывать подозрений, Аоки свел знакомство со всеми, кого сумел встретить. Не мудрствуя лукаво, набрал золота и самоцветов, наведавшись в покои господина, когда тот отлучился. Спрятал за подкладку рукава. Воровство — подлее убийства, но эти побрякушки принадлежат Йири, как домашней киске шелковая лента. Стоило подумать про кошку, как в голове созрел план, и мальчишка спать не мог, все ворочался, восторженно обдумывая детали. Ему рисовались картины небывалого торжества. О нет, он не вор! Он верный слуга.
Расхохотался при мысли такой. Заворчали за тонкой занавесью, отделявшей его лежанку от соседней.
— Да сплю я уже, сплю! — буркнул мальчишка, перекатился на живот и начал загибать пальцы, обдумывая подробности. Не упустить бы чего.
А наутро, пока и не рассвело толком, помчался к одному из чернорабочих Островка. Высыпал перед ним на землю сокровища, ревниво глядя — не приближайся!
— Видел? Твое будет, если поможешь.
Тот, к кому обратился Аоки, коренастый мужчина лет тридцати, головную повязку снял и утер лицо. От вида такого богатства аж испарина выступила. Взгляда не сводил с обещанной награды, но спросил нерешительно:
— Это же… целый дом купить можно. Да за такое, коли хватятся, не то что без головы оставят — я уж не знаю, что и придумают!
Подросток губы скривил, рассмеялся:
— Трусишь? Да не бойся, не хватятся! Еще и спасибо скажут, что взял! А ты донеси на меня, коли боишься! Останешься с медной монеткой в знак благодарности!
— Ладно уж, — кивнул мужчина. — Я привезу одежду, только волосы спрячь под повязкой — других таких поискать, вмиг заметят. Мусорщик предупрежден, поможешь другим сгрести сор в его телегу. Когда остальные уйдут, заберешься в мусор, никто тебя не увидит.
Сердце колотилось — не от страха, от восторга. Скоро он будет свободен! Но сейчас не только о предстоящем побеге думал мальчишка. Не только о себе помнил. Отдавать долги? Что ж, он готов.
…Тот — сидит в кружевной невесомой беседке, смотрит, как ласточки носятся над прудом. Сумерки. Фиолетовый хаэн расшит белыми звездами снега. Лицо, как всегда, спокойно. Йири не удивлен, увидев рядом мальчишку.
— Это ты?
— Санэ, — насмешливо произносит Аоки. — Не ожидал, что я осмелюсь явиться без зова, мой господин? Позовешь слуг, чтобы они убрали меня отсюда?
— Нет, — он чуть улыбается, и улыбка эта выводит Аоки из себя.
— Если наш повелитель умрет, сколько ты проживешь, Ласточка? Говорят, у вас, северян, тела умерших скрывают в ямах? Ты себе уже приготовил?
Тот смотрит на воду. И та же улыбка — легкая и тихая.
— А я… я нашел способ отсюда выбраться, — выпаливает мальчишка на выдохе. — Тебе и в голову не приходило, что с Островка можно уйти?
Аоки смеется.
— У меня есть друзья. Не то, что у тебя. Я скоро буду свободен — не помешаешь! А ты… оставайся, растение этого сада!
— Зачем ты пришел?
— Я… — мальчишка опешил, но тут же завел с прежним напором: — Чтобы ты знал, что не все подвластно тебе !
— Согласен. И что же?
— Может быть, хочешь, чтобы и для тебя дверь открылась? — с издевкой спрашивает мальчишка. — Не больно ты волен уйти, господин мой. За тобой ой как смотрят…
— Знаю.
— У меня есть друзья! — с вызовом повторяет мальчишка. — Хочешь, сегодня же покинешь Островок? Или предпочтешь умереть, застыв, как лягушка перед ужом?
В глазах его ясно читается: согласись. Я хотел бы убить тебя — но ты спас мою жизнь, хоть и был жесток потом. Я верну тебе долг, и наградой мне будет — страх на твоем лице, и слова, которые ты скажешь мне после.
— Мне не нужна твоя помощь.
И снова — этот намек на улыбку, лицо небесного посланника, стоящего выше смертных.
Аоки немеет.
— Тебе здесь не выжить! Разве что засунут тебя на какой-нибудь каменный остров — и никому ты ни слова не скажешь! Об этом уж позаботятся!
Тот протягивает ладонь и касается золотистых волос. Гневное золото. Зеленый пожар под густыми ресницами. В раскосых глазах — ненависть, такая пламенная, безудержная, что становится прекрасной. Она тоже в своем роде — совершенство.
— Трус! — шепчет Аоки и отбрасывает руку Йири, не в силах выносить этого спокойного взгляда, скользящего по нему, как по изысканному изделию.
— Это лишь слово.
— Ты знаешь, что с тобой будет? Хочешь сам отправиться в Нижний Дом? Это будет легче всего, — говорит он со злобой. Месть не удалась. — Или ты даже умереть от своей руки не способен? У тебя нет друзей. Ты… просто вещь, — бросает он, встряхивая золотой копной. — Будь у тебя воля и гордость…
— Иди, мальчик. Даже если бы ты явился как друг, я не пошел бы с тобой.
— Дурак… — шепчет Аоки. Почему-то ему хочется плакать. Его вновь заставили казаться ничтожеством. Глупым мальчишкой. Неудачником…
— Пусть же они отплатят тебе за все! — в гневе выпаливает он, глядя на синий тяжелый шелк — занавес беседки.
В последние дни он старался, не покидая покоев, знать все, даже в любимый уголок сада не хотелось спускаться. Но — снова не выдержал. Навестил Иримэ. Не сказать, что легче стало — она смирилась с предстоящей потерей.
Йири ушел.
Деревянной резной галереей — драконы обвивают колонны, выползают из плюща и прячутся в нем. Йири не шел — почти скользил между колонн, быстро и мягко. Но это текучее движение грубо прервали.
— Благословенному недолго освещать наши дни. Теперь ты снизойдешь до простых смертных? Тебе не помешают друзья.
— Как и Белым Лисам.
Несколько секунд — глаза в глаза. Потом Ханари, вскрикнув, отдергивает руку. На ней — кровь.
— Тварь!
Йири поворачивается и исчезает. Весь Дворец-Раковина знает, что иногда он движется, словно призрак. К себе — бросает анару на циновку возле кровати. Опускается на колени, сцепив пальцы. Губы шепчут молитву, но лицо безмятежно, словно лик небожителя. Йири привык, что оно должно быть таким.
Звездная метель охватила небо. Тысячи светящихся капель срывались в бездну — шальное безумие звезд, повторяющееся из века в век.
— Ты тратишь жизнь на мечты и бесполезную страсть. Я ожидал от тебя большего.
— Не могу, — глухо. — Я помню, что надо семье, помню о чести Дома. Но из меня плохая подмога сейчас.
— Чем дальше, тем хуже.
— Да. — Голос — холодный металл.
А старший неторопливо роняет слова, порою переводя взгляд на небо — то, что творится там, нечасто увидишь.
— Лучше бы он умер тогда.
— Тогда и меня бы не было.
— Глупости всё.
— Не глупости, Шену. Я понимаю — уже не ребенок давно. Это либо моя жизнь, либо моя погибель.