13 кофейных историй (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 45

– Нет, совершенно ничего. Миссис Халли представила духов, которые овладели ею, потом прозвучало имя бедняжки Рут Вивиан Дагворт – и я потеряла сознание. Наверное, от духоты. Очнулась уже после того, как осыпалось зеркало.

Я нахмурилась. Как говорила леди Клэймор, Абигейл лишь ненадолго лишилась чувств. Дождь из осколков – обморок – и через мгновение уже властный окрик: «Что здесь происходит, леди и джентльмены?» Да и мне тоже показалось, что все случилось быстро… Впрочем, случается и так, что события, произошедшие перед обмороком, начисто стираются из памяти – не удивлюсь, если так было и с Абигейл.

– А кто такая эта Рут Дагворт? Откровенно говоря, я не слишком хорошо знаю историю вашего рода, – спросила я, переводя тему.

– Рут? – тяжело вздохнула герцогиня. – Виржиния, дорогая, ликер – просто чудо. Долейте-ка мне и себе не пожалейте. Да, довольно, благодарю. Рут Дагворт… – Она поднесла наполовину полный кубок к губам, но не сделала ни глотка. – Эта женщина – самая большая загадка рода Дагворт. Она жила примерно двести тридцать лет назад. Лорд Джон Дагворт, ее супруг, был графом – герцогский титул Дагворты получили позднее, породнившись с королевской фамилией. Сама же Рут была дочерью простого рыцаря, особой бедной, но честной. Судя по сохранившимся портретам, четырем в общей сложности, молодая графиня отличалась редкой красотой, семейные хроники говорят о ее скромности, добром нраве и музыкальном таланте. У Джона был младший брат, Гордон; когда Рут родила первого ребенка, мальчика, он обвинил бедняжку в измене, ссылаясь на то, что ребенок не похож на мужа и вообще ни на кого из Дагвортов.

Абигейл сделала паузу, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями. Я же почувствовала смутное беспокойство, как едва различимый комариный зуд над ухом – вроде бы и мешает что-то, но когда пытаешься сосредоточиться и понять, что именно, ощущение ускользает. «Не похожий на родителей»… Где-то я это уже слышала, и не так давно.

– Обвинение раскололо семью на две части, – тем временем продолжила Абигейл. – Кто-то поддерживал добродетельную красавицу Рут, кто-то предпочитал поверить Гордону. Сам же граф Дагвортский сетовал в письмах к друзьям, что распри его утомили и он-де готов даже признать своим сыном и бастарда, лишь бы укоротить злые языки и вернуть Рут улыбку. Но было уже поздно. Колесо сплетен завертелось – и задавило простую рыцареву дочку. Рут не выдержала позора и, как говорят, сбросилась со стены замка. Джон от горя сошел с ума и стал искать смерти на дуэли, в чем и преуспел через полтора года. Титул перешел к его брату Гордону. Поговаривают, что тот хотел сжить маленького Грегори, единственное дитя графа, со свету, но вмешался призрак почившей Рут и, как водится, пригрозил Гордону страшными карами. В итоге мальчик остался жить при замке в качестве бесправной и безгласой зверюшки… Однако у Гордона не было ни родных детей, ни бастардов, и когда он скончался – при весьма странных обстоятельствах, замечу, – то титул унаследовал Грегори. Как говорится в семейной легенде, призрак Рут Вивиан Дагворт и поныне хранит род, следя за тем, чтобы титул наследовали только те, в ком есть ее кровь и Джона.

– Занятная легенда… – начала было я и запнулась. – Уж не призрак ли этой Рут мы видели на стене?

– Призрак? Увольте, – поморщилась Абигейл и зябко натянула на плечи накидку. – Это было всего лишь чучело в белом платье, набитое соломой. Его выбросили со стены, а потом подобрали и внесли в ворота. Конюх видел двух мальчишек. Их позже отыскали и допросили. Оказалось, что их подговорил устроить невинный розыгрыш некий высокий господин с каштановыми локонами и серыми глазами.

– Фаулер? – насторожилась я. Вот так дела! Надо будет срочно написать Эллису.

– По всему выходит, что так, – вздохнула тяжело Абигейл, откидываясь на спинку кресла. – Узнать его среди других гостей они, правда, не смогли, но это же дети. Память у них – что твое решето. Вот и мои сорванцы такие же! – брезгливо поморщилась она. – Водят дружбу с этим… с этим… И совершенно забывают о его репутации! А вдруг это он пишет угрозы? Впрочем, от них есть и польза – Кристиан и Даниэль наконец-то вспомнили, что у них есть еще и мать, а не только друзья.

– К слову о записках. – Я спохватилась и достала конверт, который прятала в потайном кармане широкой юбки. – Возьмите, Абигейл. Я тут поразмыслила на досуге… Скажите, в каком порядке появлялись эти записки?

Абигейл отодвинула в сторону пустой кубок и вытряхнула на стол содержимое конверта. Через минуту записки выстроились длинной цепочкой.

– Сначала были эти, – герцогиня уверенно указала на клочки дорогой белой бумаги. – Примерно через два месяца стали появляться вот эти. – Голос ее дрогнул. – Карточки со словом «ложь» я находила трижды. В последний раз – совсем недавно.

– Понятно. – Я провела рукой над дорожкой из записок. Те словно излучали тепло… Скорее всего, иллюзия, навеянная двумя порциями ликера. – Они такие непохожие друг на друга… Вы не думаете, что их писали разные люди?

– Уверена в этом, – неожиданно зло ответила Абигейл, не сводя взгляда с моей руки, замершей над дешевым листком бумаги с надписью «Готовься расстаться с жизнью через тридцать ночей или верни то, что тебе не принадлежит». – Кто-то воспользовался моим положением, и… – Она осеклась и взглянула на меня испуганно.

А я застыла, как громом пораженная. Кусочки мозаики сложились, наконец, в цельную картину.

– Абигейл… – В горле у меня пересохло. – Это вы написали самую первую записку?

– Нет, – откликнулась герцогиня слишком поспешно и яро. – Нет, конечно, нет, что за глупости! – и она рассмеялась сухим, ломким смехом, похожим на шелест старой бумаги.

– Это вы ее написали, – произнесла я уже увереннее и поймала ее взгляд. – Самую первую, конечно же… Кому еще! Абигейл, я права?

С минуту мы сверлили друг друга взглядами – обе взволнованные, разрумянившиеся от кофейного ликера, упрямо поджимающие губы. А потом Абигейл вдруг вздохнула – и расправила плечи, словно сбросив тяжкий, пригибающий к земле груз.

– Да, – с торжествующим блеском в глазах произнесла она. – Все верно, Виржиния. Первые записки я отправляла себе сама.

– Но почему? – От неожиданности у меня перехватило дыхание и заполошно забилось сердце. Одно дело – смутные предположения, и совсем другое – открытые признания. Мысль о том, что Абигейл может писать себе угрозы сама, давно бродила на задворках моего разума, но я всегда гнала ее прочь, как гонят от парадных ворот немытых попрошаек и торговцев крадеными побрякушками. – Просто затем, чтобы привлечь к себе внимание сыновей?

– Просто? – Уголки губ Абигейл дрогнули и опустились. – Милая, сыновья – самое дорогое, что у меня есть. В них смысл моей жизни, единственная причина существования… «Просто внимание!» Я люблю их всем сердцем, так представь, каково мне было ежедневно слышать от них только «доброе утро, леди Абигейл» или «мы сожалеем, леди Абигейл», когда они что-нибудь натворят? Говорят, как с чужой, с посторонней. О, небеса, Виржиния, как я в эти моменты завидовала своей собственной горничной, которую дочь называет «матушка» – с такой нежностью, с такой любовью! – Герцогиня захлебнулась глотком воздуха и отвернулась, прикусывая губу едва ли не до крови. – Со своими страхами, и надеждами, и потаенными желаниями – со всем они бежали к этому Фаулеру, чтоб ему пусто было! И даже после той истории… той… – Абигейл замялась, а я благоразумно не стала объяснять ей, что уже знаю, о какой истории пойдет речь. – Неважно, словом, после выходки, едва не погубившей моих мальчиков, они приняли его сторону, а не мою, я поняла, что пора действовать решительно. Нужно было поставить вопрос ребром – или его жизнь, или моя. И знаете что, Виржиния? Мальчики выбрали меня! – победно заключила она. – В тот вечер, когда я показала им первую записку, они побледнели и впервые за два года обратились мне просто «мама», без всяких «леди». Может, это не слишком соответствует этикету, но зато я почувствовала, что мои мальчики по-прежнему любят меня…