Руины Камелота (СИ) - Липперт Джордж Норман. Страница 7

— Ошибка! — яростно объявил Барт Дэррику, отталкивая его назад мясистой рукой. Затем он повернулся к Гете. — И двойная ошибка! Ты знаешь, что кинжалы запрещены на поединке!

Гете лениво пожал плечами и скосил взгляд в сторону Габриэллы. Она снова была на ногах, но вся дрожала. Она все еще чувствовала место на горле, где было лезвие. Габриэлла коснулась шеи и вздрогнула.

— Я забыл, что у меня кинжал, — глухо сказал Гете, не отрывая глаз от ее лица. Он подмигнул, и звериный оскал тронул уголки его губ.

— Забыл он, — издевательским тоном произнес Барт. — Вон отсюда. И оставь проклятый кинжал.

Дэррик стоял у входа в дуэльный зал. Он посмотрел на Гете. Только, когда тот передал свой кинжал Трейнору и повернулся, чтобы собрать свои вещи, Дэррик перевел взгляд на Габриэллу. Он медленно кивнул один раз. Габриэлла поняла. Гете воспользовался кинжалом, только потому что она его побила. Может быть, никто не заметил этого, но это была правда.

Независимо от того, что показал окончательный счет, она выиграла.

Церемония свечей всегда происходила на закате. Академический собор был забит до отказа, воздух был спертый от жара теснившихся тел, большинство одетых в свои лучшие, но менее удобные одежды. Собор был наполнен бормочущими голосами, дымом свечей и разносящимся ароматом ладана. Габриэлла наблюдала, как ладан медленно поднимается от алтарных сосудов, соединяясь и создавая немые волшебные фигуры в воздухе. Профессор Тоф, Магистр магии, как правило, присматривал за сосудами, направляя ленты дыма своей палочкой, и время от времени посыпая цветным порошком на огонь, который ярко вспыхивал и выбрасывал языки пламени.

Несколько студентов стояли на постаменте, образуя полукруг вокруг алтаря. В черных мантиях с капюшонами было трудно отличить девочек от мальчиков. Действительно, толпа студентов, казалось, сливалась в единую, черную змею, усеянную нервными лицами.

— Что там изображено? — прошептала Констанция, толкая Рисс и кивая вверх над собравшимися семьями.

— Битва Рагнарек, — тихо ответила Рисс. — Во главе король Артур, видите? Его конь вон тот, что кружит под сводами купола.

— Я не вижу его, — вздохнул Дэррик, качая головой.

— Это потому, что у тебя нет никакого воображения, Дэррик, — пробормотала Рисс себе под нос.

Габриэлла перевела взгляд от кружащихся фигур из дыма на сотни людей, которые толпились в полумраке внизу. Вон семья Дэррика позади всех. Огромная черная борода его отца была причесана и смазана так, что блестела в свете факелов. Рядом с ним стояла с улыбкой краснощекая мать Дэррика, изредка оглядываясь, стараясь не потерять двух его младших братьев. Габриэлла видела, как их взъерошенные головы подпрыгивают и снуют среди толпы, не обращая внимания на торжественный характер вечерней церемонии.

Затем она опустила глаза на передний ряд собора. Большинство присутствующих, конечно же, стояли, тесно набившись на открытой площадке собора, но два ряда каменных стульев выстроились непосредственно перед алтарем. Здесь располагался королевский двор в своих нарядных одеждах. Габриэлла увидела Персиваля, отца Дестры, и остальных людей, входящих в совет отца. В центре возвышались два тяжелых, деревянных трона, богато украшенных по сравнению с каменными сиденьями с обеих сторон. Отец Габриэллы, король Ксавьер, сидел на троне справа. Другой трон был пуст, кроме небольшой гипсовой вазы, тщательно запечатанной хрустальной пробкой.

Габриэлла почувствовала приступ грусти, глядя на пепел своей матери, но это была теперь уже застарелая грусть. Прошло много лет с того нападения и их бегства под покровом ночи, много лет с тех страшных недель, когда Габриэлле было не известно, живы ли ее родители или мертвы, и вернется ли она когда-нибудь к ним. Теперь все это были только смутные воспоминания: маленький, заснеженный домик, красный плащ с капюшоном, долгие унылые ночи, наполненные страха. Теперь мать Габриэллы была едва смутным сном, дуновением духов, эхом поющего голоса. Габриэлла скучала по ней своим детским раненым сердцем. Молодая женщина, которая выросла с этим горем в своем сердце, чувствовала теперь лишь смутную печаль, испытывала легкую боль от отсутствия чего-то, что она никогда не знала.

Рисс приблизилась к уху Габриэллы.

— Да, не волнуйся ты так, — прошептала она. — Возможно, в скором времени ты и Дэррик вернетесь сюда снова, только тогда вы будете одеты в белое вместо черного.

Габриэлла покраснела и ткнула Рисс локтем.

— Ты неисправима! — прошипела она. — Ты же знаешь, что по традиции я должна выйти замуж за человека королевской крови. А из Дэррика такой же принц как из посудной тряпки.

— Будь прокляты эти традиции, — заметила Рисс, слегка пожав плечами. — Всем достойным иностранным принцам пошел уже шестой десяток. Твой отец не пожелает тебе такой судьбы. К тому же, — усмехнулась она. — Я лучше всех была в классе по гаданию, если ты помнишь. Я никогда не ошибаюсь.

Габриэлла покачала головой, чувствуя жар, охвативший ее щеки. Она украдкой посмотрела в ​​сторону. Дэррик не слышал, или если слышал, то не показал виду.

Послышалось шуршание ожидающей внизу толпы. Габриэлла увидела, как ректор академии движется по центральному проходу, разделяющему толпу. Собор затих, так что единственным звуком было эхо от стучащего по полу посоха ректора. Его прямые волосы были аккуратно разделены на пробор, обрамляя каменное лицо и подчеркивая суровую величественность его официальной одежды. Когда он дошел до алтаря, он остановился и взглядом обвел студентов, на мгновение останавливаясь на каждом лице. Его грубые черты лица были суровы, но в то же время источали нежность. Его бледно-голубые глаза встретились с Габриэллой на мгновение, а затем двинулись дальше. Наконец, он повернулся к собравшимся семьям.

— В эту ночь, — произнес он, его чистый голос зазвенел в тишине, — ваши дети, чьи лица вы видите перед собой, больше не дети. Перед тем как они вошли в этот собор, они находились под вашей опекой, но выйдут они как взрослые мужчины и женщины, ответственные только перед самими собой и своим королем. Сейчас вы можете попрощаться с вашими детьми и встретить новые лица своих сограждан. С этого вечера и впредь они, как и вы, принадлежат Королевству Камелот. Сегодня наш долг перед ними заканчивается. Сегодня вечером начинается их долг перед Богом, королем, и самими собой…

Шум поднялся из толпы. Головы склонились и одобрительно кивнули. Кто-то промокнул глаза платком. В передних рядах знатные лорды и леди источали твердую решимость. Отец Габриэллы встретился с ней взглядом и слегка улыбнулся с гордым видом.

— А теперь, — сказал ректор, повернувшись к ряду студентов, — примите свое пламя. Вы готовились к этому событию с первого дня школы. Вы знаете, что делать. Выходите вперед, как только я назову ваше имя.

Затем торжественно и методично ректор начал зачитывать имена выпускников. Один за другим выпускники выходили к алтарю, где Магистр магии, профессор Тоф, встречал их с улыбкой в своей замусоленной остроконечной шляпе и струящейся бордовой мантии. Для каждого студента он зажигал палочку ладана из сосуда и передавал ему или ей. Держа пламя в руке, студент поворачивался и поднимался на помост, проходя мимо своих товарищей и направляясь в галерею свеч.

Дэррик вышел первым. Габриэлла наблюдала за ним с почти нелепым чувством гордости. Он склонил голову перед профессором Тофом и торжественно принял свое пламя. В задней части собора два молодых голоса радостно засвистели, и волна смеха прокатилась над толпой. Габриэлла увидела, как мать Дэррика шепотом ругает своих сыновей, пытаясь скрыть улыбку счастья на собственном лице. Через минуту наступил черед Констанции, а затем Рисс.

Наконец, Габриэлла услышала свое имя. Ректор взглянул на нее строго поверх очков, когда она подошла к алтарю.

— Добро пожаловать и примите мои поздравления, Ваше Высочество, — мягко сказал профессор Тоф, протягивая ей палочку горящего ладана. Габриэлла с довольным видом улыбнулась ему, испытывая легкое головокружение, а затем посмотрела в сторону. Ее отец сидел менее чем в десяти футах. Его корона блеснула, когда он кивнул ей, лицо его сияло гордостью. Габриэлла улыбнулась ему в ответ. Она повернулась, поднялась по лестнице к помосту, и миновала оставшихся студентов.