Путешествие в Россию - Альгаротти Франческо. Страница 29

Письма

ФРАНЧЕСКО АЛЬГАРОТТИ — А. Д. КАНТЕМИРУ

19 декабря 1739 г. Лондон

Me voilà de retour de mon grand voyage que bien de personnes voudraient avoir fait avec nous. Maleur à moi si j’étais à présent en France. Combien de questions n’auraient {ils} — essayer! De ces questions importantes que V. E. doit sans doute connaitre. J’ai regu avant hier une lettre de Venise dans laquelle on me {mande} que mon livre est déjà imprimé, avec les vers à l’Impératrice. J’écris ce soir-mème afin qu’on en envoie par la première {occasion?} un exemplaire pour V. E. et un autre qu’Elle aura la bonté de faire présenter à S. М. I. Je me flatte que V. E. fera agréer questa povera opera d'inchiostro: et que la philosofie et les muses auront un favorable accès auprès des homines presentés or par les maines de V. E. Je ne souhaite rien tant que de donner quelques témoins de la profonde admiration avec laquelle j’ose lever les yeux sur cette Puissante Impératrice, l’honeur des {vivants} et l’exemple de l’Univers; et il me flatte en meme temps que quoique ni M. le Comte d’Ostermann ni personne à Resenbourg m’aie parlé de ces vers, une fois qu’on m’apprenne que V. E. les a approuvés, ils seront trouves égaux au grand sujet.

Que V. E. me permette de La remercier de la lettre qu’Elle a daigne d’écrire a M. le Comte d’Ostermann qui mérite bien assurément, qu’on fasse le grand voyage, que ce voyage sera à jamais une époque de ma vie, agréable et glorieuse, et d’autant plus glorieuse si je ne puis me flatter que l’Impératrice me dédaigne mon hommage.

J’ai Thonneur d’ètre, avec un profond respect, de V. E.

Le très humble et tres fidèle

Algarotti

De Londres 19 X{II} 1739 [504]

Je me flatte que V. E. aura reçu une lettre que j’ai eu Thonneur de Lui écrire de Berlin.

Mon adresse est toujours à Paris, Costée-Louse, en Suxotte-Street.

Перевод

Вот я и вернулся из моего длительного путешествия; как много людей сейчас хотели бы совершить его вместе с нами. Нелегко пришлось бы мне, окажись я сейчас во Франции. Меня бы просто засыпали вопросами! Все это были бы вопросы дельные и, без сомнения, Вашей светлости известные. Я получил позавчера письмо из Венеции, в котором меня извещают, что моя книга уже напечатана, вместе со стихами, посвященными Императрице. [505] Я распоряжусь сегодня же вечером, дабы с первой же оказией послали один экземпляр для Вашей светлости — и второй, каковой прошу Вас, если это будет Вам благоугодно, поднести Ее Императорскому Величеству. Льщу себя мыслью, что Вашей светлости придется по душе questa povera opera d’inchiostro [506] и что философия и музы встретят у людей благосклонный прием, пройдя через руки Вашей светлости. Я же всего лишь желаю засвидетельствовать глубокое восхищение, с каким решаюсь взирать на эту могущественную Императрицу, честь и славу обитателей Земли и пример для всей Вселенной; в то же самое время мне лестно осознавать, что, хотя ни господин граф Остерман, ни единый человек в Резенбурге [507] не говорил со мною об этих стихах, едва только меня известят, что Ваша светлость их одобрила, их тут же сочтут достойными столь величавой темы.

Позвольте, Ваша светлость, поблагодарить Вас за письмо, которое Вы соблаговолили написать господину графу Остерману; ему самым безусловным образом принадлежит заслуга того, что наше великое путешествие состоялось — а путешествие это составило целую эпоху в моей жизни, приятную и славную; стократ более славную, ежели Императрица соизволит принять мой дар.

Имею честь с глубоким уважением оставаться Вашей светлости нижайшим и преданнейшим слугою,

Альгаротти.

Из Лондона 19 декабря 1739 года.

Льщу себя надеждою, что Вы уже получили письмо, которое я имел честь Вам написать из Берлина. Мой адрес по-прежнему парижский: Коте-Луз, на Сюксот-стрит.

Автограф (на французском языке): РНБ, ф. 971, собр. П. П. Дубровского, авт. 148, № 17.

Впервые (отрывки): Crasshoff Н. A. D. Kantemir und Westreuropa. Berlin, 1966. S. 122, 123 (Veroffent lichunden des instituts für slawistik; N 35).

Перевод, выполненный Ю. H. Ильиным, печатается впервые.

Антиох Дмитриевич Кантемир (1708–1744) — поэт-сатирик и просветитель, дипломат.

В ноябре 1731 г. был назначен дипломатическим представителем в Лондоне, с сентября 1738 г. — русский посланник в Париже. С Альгаротти познакомился в 1736 г.

ФРАНЧЕСКО АЛЬГАРОТТИ — М. И. ВОРОНЦОВУ

14 января 1764 г. Пиза

<1>

Его светлости графу Воронцову,

государственному канцлеру

Российской империи и проч.

Пиза, 14 января 1764 года.

От Франческо Альгаротти.

С безмерным удовольствием я прочел труд господина Ломоносова о мозаиках, [508] с коим Вашей светлости угодно было меня ознакомить, и со всей ясностью понял, что Вашей светлости Россия будет обязана, как своему Меценату, появлением этого прекраснейшего искусства и тем, что теперь возможно будет в виде такого рода живописи передать нашему далекому потомству весть о славных свершениях, которым не хватает только историка, подобного Полибию. Изучив образцы смальт, привезенные Вашей светлостью из Рима, господин Ломоносов при помощи химических процедур создал мозаичные смальты, весьма похожие на те [509] по колориту, прочности и весу, и сумел, их используя, изобразить великий день Полтавской битвы, панно, каковое должно украсить одну из сторон того памятника, который попечением царицы Елизаветы будет воздвигнут Отцу Империи Российской и ее собственному. [510]

Искусство мозаики, хотя и требует многих затрат, с древности и до нынешней поры не только никогда не пресекалось, но и непрерывно совершенствовалось. Те части античных полов, что еще сохранились в целости, грубее более поздних образцов этого искусства; даже знаменитый пол храма Фортуны Пренестины [511] более ценен сюжетами, которые там изображены, нежели красотой обработки. И хваленые голубки кардинала Фурьетти [512] — что они такое по сравнению с теперешними нашими мозаиками, поистине прекрасными?

Из Константинополя искусство это перешло в Венецию, когда начали строить красивейший в мире собор Св. Марка. [513] По правде говоря, мозаики этого прекраснейшего собора несут на себе печать некоторой скованности, что была свойственна всей той поре. То же самое, полагаю, можно сказать о мозаиках, которые есть в городе Киеве [514] — так говорили мне те, кто их видел. Однако в последующие времена для мозаик трудились первейшие наши художники; картоны для мозаик делал даже такой живописец, как Тициан. [515] Впрочем, искусство это, как Ваша светлость могла убедиться, доведено было до совершенства только в Риме; подтверждением тому служит, например, изображение св. Петрониллы, которое можно видеть в соборе Св. Петра, — разве не примете Вы его за самую картину, нарисованную Гверчино, только отраженную в зеркале? [516]

Весьма странно, что Людовик Великий — так французы называют Людовика XIV, и Кольбер, еще более великий, [517] так и не помогли Франции перенять искусство мозаики, а ведь способствовали же оба тому, что во Франции стали делать шпалеры по образцу фламандских и ковры наподобие персидских! [518] Получается, что гений французов не заботится о вещах вечных. Те здания, что воздвигнуты при Людовике Великом, построены из камня, добываемого недалеко от Парижа и мягкого, словно овечий сыр; камень этот каждые несколько лет приходится отчищать, поскольку он чернеет из-за целых рощ мельчайших растений, поселяющихся на его поверхности. Семена этих растений приносятся ветром и легко проникают в поры камня. Пройдет совсем мало лет — и уцелеют лишь немногие из этих построек; а портик Агриппы, опирающийся на гранитные колонны, стоит как ни в чем не бывало и будет стоять еще много веков, если только кому-либо из пап не придет охота придать современные черты внешнему облику Пантеона, как это только что проделали с его интерьером. [519]