Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 196

Эдмон молча пожал протянутую ему руку и, коротко поклонившись, быстрым шагом направился к той части лагеря, где располагались те бригады, которые должны составить отряд, отправлявшийся на встречу с русским. Его злила собственная неосмотрительность и ненавязчивая беспечность Ромини, с которой тот вторгался в его жизнь. Одновременно с этим его заботила мысль о том, заметил ли кто-то ещё за ним привычку рассматривать иногда циферблат часов, ведь полковник Ромини был не единственным наблюдательным человеком среди офицерского состава.

***

Пожалуй, ничто не могло начаться столь отвратительно, как рейд французского отряда к Дунаю. Эпидемия холеры обострилась внезапно и неожиданно, буквально за ночь скосив больше полутысячи человек. Но марш-бросок французской армии маршал отменять не стал и на утро, как и было запланировано, отряд двинулся по направлению к Констанце.

Эдмон был мрачен. Утром, перед выходом из лагеря он успел переброситься парой слов с Ромини и этот короткий разговор не прибавил ему оптимизма. Данте, как и всякий итальянец, был суеверен, и теперь полагал, что предприятие, которое началось с обострением эпидемии, просто обречено на провал. Эдмон же, далекий от веры в роковые совпадения, лишь усмехнулся на это, но чем дальше отряд отходил от лагеря, тем сильнее чувствовалось ожидание какой-то катастрофы. Даже Блан, накануне весьма радовавшийся предстоящему рейду, с мрачным видом покачивался в седле, почти не правя лошадью. И чем сильнее одни проникались этим мрачным ожиданием чего-то зловещего, тем сильнее другие выказывали свою восторженность предстоящей схваткой, и этот контраст мыслей являл собой не менее страшное зрелище, чем свирепствовавшая в лагере эпидемия. Эдмону отчего-то вспоминалась когда-то давно прочитанная историческая работа о битве при Хаттине и, хотя явных исторических параллелей не было, казалось, что их рейд должен стать чем-то подобным. Болгария, конечно, мало походила на засушливую Палестину, но роль пустынного климата могла взять на себя болезнь.

Комментарий к Глава 56

При редактировании этой главы к автору пришло осознание того, что ему (не смотря на допускаемые исторические вольности) нравится писать про войну. Даже, наверное, больше, чем про основную сюжетную линию) Так, собственно, и появились две последних гранки)

========== Глава 57 ==========

Комментарий к Глава 57

Ох, честно сказать, я не верю в то, что у меня наконец-то появились силы, чтобы вернуться к любимой работе, но… кажется, это и в самом деле так. Не сглазить бы)

Надеюсь, те, кто ждал продолжения сумели дождаться)

Лето было в самом разгаре. Казалось, природа никогда не была так красива, как теперь. Словно специально приберегала все краски для декораций к драме, подмостками для которой стал Вилье-сен-Дени. Розы цвели, как никогда пышно. Красные вобрали в себя все, от темного бордо до яркого алого, белые хранили чистоту снега, укутывавшего их зимой. Трава была изумрудно зеленой, птицы с упоением заливались в небе, ярко-синем, по-летнему высоком, бескрайнем. Все было великолепно. Настолько великолепно, что невольно брала злость на природу, которую совершенно не волновала трагедия, происходившая в жизнях отдельно взятых людей. В то время, когда измученная и страдающая душа требовала непрекращающихся дождей, пасмурного неба и примятой травы, все вокруг буйствовало и жило своей жизнью. Впрочем, как и всегда.

Клод и в самом деле явился на следующий день к обеденному времени. Выглядел он не лучше, чем накануне, из чего можно было сделать вывод, что бессонная, полная раздумий ночь не пошла ему на пользу. Впрочем, не находилось ещё человека, на которого подобное времяпрепровождение действовало бы иначе, а Клод за прошедшую ночь передумал о множестве вещей. В первую очередь он, конечно, пытался осмыслить положение Иды, а во вторую — решить, как же ему теперь следует относиться к герцогу Дюрану. И если первое ему удалось с успехом, то вычеркнуть Эдмона из числа своих друзей с такой же легкостью, Лезьё не смог, отчего чувствовал себя почти предателем. И в тот момент, когда он переступал порог гостиной «Виллы Роз» это чувство достигло своего апогея.

Ида, которой в предыдущий день пришлось высказать сразу несколько откровений, отстраненно молчала и, вместо обычного доброжелательного приветствия, встретила брата холодным кивком головы, даже не поднявшись из кресла. Она выглядела, как человек избавившийся от тяжелого груза. Так, должно быть, выглядел бы Сизиф, если бы однажды смог затащить свой камень на вершину. Зато Жюли была необычайно, почти нездорово, оживлена, ежесекундно давая указания Люси, качавшей на руках малышку Диану, которую никак не удавалось успокоить, отчасти из-за активности матери.

— Я не совсем вовремя? — поинтересовался Клод и его негромкий, усталый голос почти растворился в обилии звуков, которыми была наполнена гостиная.

— О нет, совершенно нет, — ответила Жюли и тут же снова обратилась к Люси, которая выглядела ужасно измученной. — Бога ради, Люси, успокой её! Сделай же хоть что-нибудь! У тебя это всегда великолепно получалось! И оставь нас!

Люси, понимавшая, что единственный способ успокоить Диану-Антуанетту — это унести её на второй этаж, подальше от матери, поспешила покинуть гостиную, бросив в дверях сочувственный взгляд на посторонившегося Клода. Как только Люси скрылась за дверьми и детский плач стал чуть более приглушенным, Жюли на несколько мгновений замерла и опустилась в кресло, но тут же снова, обращаясь толи к Клоду, толи к абстрактному собеседнику, проговорила:

— Это почти невыносимо! Все это как всегда сваливается на нас в самое неподходящее время! Конечно, большинство наших соседей сейчас начнут говорить о божественной справедливости…

— И будут правы, — негромко вставила Ида, но маркиза Лондор, не обращая на сестру никакого внимания, продолжала:

— Что мы будто бы заслужили это все и попали в сети, которые сами же и расставили, но я не вижу в этом никакого перста судьбы, лишь стечение ужаснейших обстоятельств.

— А чем стечение обстоятельств отличается от перста судьбы? — так же негромко поинтересовалась виконтесса Воле, опуская голову на руку. Внезапный вопрос, не имевший однозначного ответа, заставил Жюли на мгновение замолчать, опустив глаза, и Клод воспользовался образовавшейся паузой, чтобы сказать:

— Поскольку я не вижу здесь Моник, то позволю себе предположить, что поговорить с ней не удалось.

— Она заперлась в своей комнате и даже не вышла к завтраку, — тут же оживилась Жюли, говоря так громко, словно надеялась, что её слова достигнуть ушей младшей сестры. — Она не желает никого ни видеть, ни слышать и на все наши слова отвечает гордым молчанием. Даже Жак не смог уговорить её выйти, а он был невероятно убедительным.

— Ей нужно время, чтобы осмыслить все это, — спокойно отозвалась Ида, не поднимая головы. — Ты же знаешь Моник: все, что идет вразрез с общественной моралью, ужасно её задевает.

— Она должна быть тебе благодарна… — начала было Жюли, но осеклась под взглядом сестры, которая смотрела на неё хмурым, пронзительным взглядом.

— Давайте покончим с разговорами о долге, — произнесла она удивительно спокойным голосом. — Мне кажется, в мире нет вещи, которую я ненавидела бы сильнее, чем слово «долг».

— И между тем, Эдмон должен был бы жениться на тебе, — позволил себе вмешаться Клод, пересекая гостиную и устраиваясь на диване рядом с Жюли.

— Он ничего не обещал мне, а значит, ничего и не должен, — безразлично пожала плечами виконтесса Воле. — Он обещал мне только деньги и он мне их дал более чем достаточно. Я обещала ему только удовольствие и отдала обещанное сполна. На этом наши отношения заканчиваются.

— Обществу все равно… — начал Клод, но Ида лишь усмехнулась, и, устало откинувшись на спинку кресла, ответила:

— Да к черту это общество.

— Ты же понимаешь, что никто не будет смотреть сквозь пальцы на твой поступок, — продолжал настаивать Клод.

— И что же они сделают? — мрачно рассмеялась Ида. — Притащат меня к церкви и обрежут волосы? Да, впрочем, даже если бы они и могли это, то что бы ты предложил мне? Пойти на это добровольно? Голова все равно будет отрублена, даже если я сама поднимусь на эшафот и сама положу её на плаху.