Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 211

Ида и Жюли замерли и переглянулись, явно не ожидавшие, что с губ юной маркизы Лондор могут сорваться подобные слова. Слышать о том, что Жозефина признает свою неправоту и, более того, извиняется за неё перед двумя женщинами, которых открыто презирала, было поистине странно. Возможно, все это было очередным спектаклем, издевкой, которая должна была ещё сильнее унизить Иду. Все эти мысли так четко и резко отразились на лице Иды, которое тут же приняло несколько ожесточенное выражение, хоть и осталось спокойным, что юная маркиза Лондор порывисто подалась вперед, стремясь доказать искренность своих слов и намерений.

— Ида, я прошу вас простить меня! — воскликнула Жозефина, хватая среднюю виконтессу Воле за руку и почти падая на колени перед ней. Ида, не ожидавшая этого порыва, отпрянула назад, невольно отдергивая руки, но Жозефина, с надеждой глядевшая в глаза виконтессы Воле крепко сжимала её тонкую ладонь. Во всей её позе и во внезапности этого движения чувствовалась искренность. Несколько детская, наивная и несдержанная, но все же искренность.

— Вы просите прощения у меня? — спросила Ида, беря себя в руки, и улыбаясь несколько печальной улыбкой. — У падшей женщины?

— Вы ведь не такая! — горячо воскликнула Жозефина, ещё сильнее сжимая руку виконтессы. — Я знаю, вы любили его, любили больше всего на свете! Вы бы поступили совершенно иначе, если бы не были влюблены. Ведь вы любили его? Любили?

— Любила, — тихо проговорила Ида, кивая и отворачиваясь. Ей не хотелось лгать, отвечая на этот вопрос, да и смысла в этой лжи уже совершенно не было. — Пожалуй, даже слишком сильно.

— Я знала, — Жозефина закивала головой так радостно, как будто только что на её глазах оправдали человека, которого обвиняли в тяжком преступлении, и который был ей очень дорог. — Я знала, что все не может быть так просто. С тех самых пор, как мы с вами проводили вместе время в гостиной вашего кузена, я начала задумываться о том, каковы вы на самом деле. Клод много говорил о вас, и в те дни я поняла, что он говорил о вас истинную правду. Боже, виконтесса Воле, простите меня, пожалуйста, что я вела себя с вами так дурно.

— Оставьте, мадемуазель Лондор, я не держу на вас обиды, — Ида выдернула, наконец, свою руку из пальцев мадемуазель Лондор. Сейчас, в этот миг, она и в самом деле была не в силах злится на эту девушку, которая ненавидела и проклинала с детской непосредственностью и максимализмом и с такими же непосредственностью и максимализмом просила теперь прощения. В этом было что-то очаровательное и Ида даже отчасти завидовала ей, потому как сама давно утратила эту способность и уже не помнила, каково это чувство, когда кажется, что весь мир подчиняется только тобою созданным законам, а ты являешься его центром. Пожалуй, почти так же жил и Эдмон, за тем лишь исключением, что он понимал, что люди окружающие его имеют свои взгляды и свою волю и имеют право не прощать его, как бы искрение и сколько бы времени он не просил прощения. Весь его мир умещался в нем самом, в то время, как мир Жозефины был везде, кроме её сердца.

Тем временем юная маркиза Лондор продолжала, глядя на Иду взглядом полным надежды и почти умоляющим:

— Виконтесса Воле, помните, в наш последний разговор вы сказали, что предлагаете мне временное перемирие, но никогда бы не предложили дружбу?

Ида нахмурилась припоминая детали разговора.

— Да, — наконец кивнула она, — вы ответили, чтобы я не думала будто вам это льстит.

— Теперь я осмелюсь попросить у вас вашей дружбы, если вы, конечно, захотите мне её дать. Быть может, не сегодня и не сейчас, но когда-нибудь вы сможете стать другом мне, а я вам.

Жозефина произнесла эти слова так просто, что Ида невольно спросила себя, понимает ли эта девушка, это дитя, чего просит? Она, часть высшего света, часть того общества, которое ценит мораль более всего на свете, просит дружбы у женщины, которую это общество отвергло и которую никогда бы не согласилось принять обратно. Но порыв юной маркизы был совершенно искренним и оттого трогал ещё сильнее, не смотря на то, что речь Жозефины более походила на речь какой-нибудь экзальтированной романической героини. Отвергать столь щедрый дар, предложенный от чистого сердца, было в высшей степени непростительно.

— Я приму вашу дружбу, раз вы мне её предлагаете, — Ида улыбнулась, стараясь сделать свою улыбку как можно более теплой и приветливой. Ей никогда не предлагали дружбу так и она не знала, как следует принимать её. Клод, который долгое время был её единственным другом, никогда не спрашивал разрешения, чтобы быть им и называться. Жюли, которая стала ей другом так же внезапно, как и Жозефина сейчас, тоже никогда не говорила о том, что приходится другом своей сестре. Они обе лишь твердо знали, что могут положиться друг на друга в любой момент.

— О, я ведь даже не могла представить, что вы столь добры! — воскликнула Жозефина и обернулась к Жюли, которая до этого молчала, недоверчиво приподняв брови и взирала на разворачивающееся перед ней действо, как строгий театральный критик смотрит на плохую игру актеров. — Жюли, я… Я желаю попросить прощения у тебя тоже. За последнее время все мы сильно переменились, но я понимаю, что ты не скоро сможешь простить мне мое дурное отношение к тебе и то, как мы поступили с тобой. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь ты тоже согласишься принять мою дружбу.

— Думаю, твое поведение в большей степени заслуга твоей матери, чем твое собственное желание, — несколько снисходительным и холодным тоном ответила Жюли, но все же пожала протянутую ей тонкую руку юной маркизы. — Я принимаю твои извинения.

Жозефина лучезарно улыбнулась, не веря своему счастью. Переступая порог «Виллы Роз» она даже не могла подумать, что ей в её замысле будет сопутствовать удача и её не просто согласятся выслушать, но и, хоть и некоторой настороженностью, примут её извинения и предложение дружбы. Но это было не единственное, что она хотела сказать сестрам Воле и Жозефина, опустив глаза, произнесла:

— Есть ещё кое-что.

— Мы слушаем, — с поистине королевским достоинством кивнула Ида, словно бы давая позволение продолжать разговор.

— Я давно думала об этом разговоре, но он не состоялся бы сегодня, если бы я случайно не услышала в городе, что вы твердо решили покинуть нас. Дело в том, что я… — Жозефина запнулась не зная, как продолжить. Пожалуй, даже просить прощение у виконтессы Воле и Жюли было куда проще, чем произнести то, что она собиралась сейчас сказать. — Я поняла, что теперь я могла бы ответить на чувства вашего брата, но мне не хотелось бы делать это до тех пор, пока мы с вами в ссоре. Клод не заслуживает того, чтобы разрываться между нами, потому как мы одинаково дороги ему.

С губ Жюли сорвался удивленный вздох.

— Никогда не думала, что услышу нечто подобное, — прошептала она и её губы тронула легкая, беззлобная усмешка. Ида лишь сдержанно кивнула в ответ на это признание. Да, Клод не заслуживал. Однажды он уже разрывался так между ней и Эдмоном, стараясь сделать так, чтобы обе стороны не чувствовали себя обделенными его вниманием и в наградой за эти старания ему была страшная правда, которую он узнал от посторонних людей.

— Я хочу попросить вас лишь об одном, мадемуазель Лондор… — виконтесса Воле спокойным, почти суровым взглядом смотрела на юную маркизу.

— Жозефина. Прошу, зовите меня Жозефина, — горячо воскликнула мадемуазель Лондор, решительно взмахивая рукой, словно говоря, что не потерпит другого обращения, кроме этого.

— Жозефина, — все тем же спокойным тоном, который более подходил для обсуждения заключаемой сделки между двумя одинаково серьезными дельцами, продолжала Ида, — я хочу попросить вас не причинять моему кузену ещё большей боли. Он пережил достаточно и я хочу, чтобы теперь, в такие непростые для нас времена, он снова страдал. Если вы снова заставите его страдать, то я никогда больше не прощу вас, пусть даже вы будете просить прощение на коленях. Слышите, Жозефина?

— Нет, конечно же нет. Я не хочу причинять ему боль, — поспешно отозвалась юная маркиза и покачала головой так энергично, словно хотела этим показать твердость своих намерений. — По крайней мере умышленно, как я делала это раньше. Напротив, я хочу попытаться сделать его счастливым.