Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 238

— Пала под натиском своих собственных провинций, которых было слишком много, для того чтобы управлять ими, — спокойно ответил Эдмон.

— Римские императоры предпочитали зарабатывать себе славу огнём и мечом на чужих землях, позабыв про собственную столицу, — пояснил свою мысль де Сент-Арно. — Город трудно взять, если он не разъедаем изнутри распрями торгашей, чиновников и простого люда.

— Город, в который ведут все дороги, не может быть спокойным, — кивнул герцог Дюран и, помолчав мгновение, спросил: — Вы считаете нормальным вести светскую беседу, когда идет сражение?

— Этот бой я всё равно выиграл, благодаря недальновидности моих русских оппонентов, — пожал плечами маршал. — К чему же мне отказывать себе в удовольствии побеседовать с адъютантом?

Эдмон хотел было ответить на это сдержанным замечанием с легким налетом иронии, но внезапный крик со стороны склона холма отвлек обоих от мирной беседы.

— Господин маршал! — по склону, опираясь на обнаженную саблю, взбирался перепачканный кровью и землей офицер. — Господин маршал!

— Ну, кого там принесло? — с неудовольствием спросил де Сент-Арно.

— Это капитан Блан, — ответил Эдмон, с трудом узнавая в этом человеке недавнего оппонента.

— Если вы пришли сказать, что на вашем фланге все плохо, то можете идти обратно — я и сам это вижу, — маршал мельком взглянул на подчиненного, скрещивая на груди руки.

— Отряд лейтенанта Ларже попал под обстрел и отрезан от колонны, — выдохнул Блан, указывая острием сабли куда-то вниз, в дым и грохот сражения. — Если ему не помочь, то от его отряда ничего не останется.

— Какого черта? — выругался маршал. — С ним должен быть Ромини.

— Ромини тяжело ранен, а его отряд разбит, — продолжал настаивать Анхель. Мимо подножия холма двое солдат пронесли на носилках тяжело дышавшего офицера, с губ которого слетали глухие стоны. На груди и боку у него багровели пятна крови, заметные даже на темном мундире, а левую руку он прижимал к окровавленному лицу. Приглядевшись, Эдмон с некоторым ужасом узнал Данте Ромини.

— Проклятье! — зло воскликнул маршал, который тоже заметил эту процессию и узнал в раненном своего адъютанта по особо важным поручениям.

— Нужно помочь лейтенанту Ларже! — повторил Блан.

— Лучше верните свой отряд в лагерь, Блан, — сухо приказал де Сент-Арно, — а вы, Дюран, возьмите пару десятков солдат и выведите Ларже из окружения. Если ситуация не так печальна, то можете даже попытаться прорваться вперед. Вы же, помнится, рвались в бой.

Анхель взглянул на Эдмона, еле сдерживая усмешку. Адъютант маршала — холеный, вычищенный и накрахмаленный — совершенно не вязался с той бойней, которая происходила внизу. Эдмон же, лишь смерив Блана гордым взглядом, прошел мимо, коротко бросив стоявшему рядом солдату:

— Коня.

***

Конь был убит ещё на подступах к месту, которое занимал отчаянно оборонявшийся отряд Ларже. Вместе с животным не досчитались и нескольких солдат. Когда же Дюрану удалось наконец-то добраться до укреплений, за которыми обосновался Ларже, от сопровождавших его солдат и вовсе осталось чуть больше половины. Сам же он являл весьма печальное зрелище — от прежнего адъютантского лоска не осталось и следа. Радовало то, что русских удалось сильно потеснить, и они вряд ли стали бы предпринимать атаку в ближайшие полчаса.

Ларже сидел у склона окопа, привалившись спиной к холодной земле и зажимая рукой рану на бедре. Его мундир был обагрен кровью и распорот, мелкие кудри прилипли ко лбу, сабля была воткнута в землю рядом. Дюран, почти съехав по крутой стене редута, которая была пропитана кровью и оттого сделалась скользкой, направился к лейтенанту. Увидев его, Ларже сильнее сжал зубы и крикнул охрипшим голосом, пытаясь перекричать грохот боя:

— Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал!

Эдмон предпочел пропустить эту колкость, понимая, что сейчас не время сводить личные счеты и поэтому, тоже громко, ответил:

— Маршал приказал вывести ваш отряд из окружения.

— В таком случае, можете остаться и умирать вместе с нами, — невесело засмеялся Ларже.

— У меня нет времени на иронию.

— Не узнаю вас, — снова засмеялся лейтенант и внезапно серьёзно добавил, — В любом случае, у меня много раненых и в первую очередь нужно вытащить их.

— Выводите тех, кто может идти, остальных вытащим после, — как можно спокойнее ответил Эдмон. — А я уведу то, что останется от вашего отряда.

— Дело в том, что я сам едва ли могу идти, — несколько зло ответил Ларже, указывая взглядом на расползшееся по его бедру кровавое пятно. В этот момент одна из вражеских пуль врезалась в землю в непосредственной близости от того места, где нашли укрытие Эдмон и его оппонент. Недолго думая, Дюран подхватил Ларже, перекидывая одну его руку через свою шею, и уверенно поволок раненного врага к своему отряду. Вопреки убеждениям, Ларже не сопротивлялся и даже схватился больной рукой за эфес сабли, не желая оставлять оружие на поле боя.

Отряд Ларже продолжал отчаянно обороняться, теряя солдат каждую минуту. От отряда Эдмона осталось около десятка человек. Казалось, что вся русская земля ополчилась на них. Дюрана это, однако, мало волновало. Он раз за разом возвращался в окоп и, перепачканный в грязи и крови, вытаскивал очередного раненого, но всякий раз оставался без единой царапины, что лишь разжигало его. И отчаянная жажда смерти гнала его вниз снова и снова, по крутому склону, туда, где русские солдаты уже перелазили на французскую сторону редута. Кругом стоял грохот выстрелов, звон металла, беспорядочные крики на двух языках. Гул голосов и грохот сражения смешивался со стонами агонии и ржанием лошадей. В воздухе стоял запах пороха, земли и крови. В голове Эдмона не было ни одной мысли. Глядя остекленевшими глазами на окружавшее его людское месиво, он, не задумываясь, наносил удары и так же, не задумываясь, искал солдат во французских мундирах. Смерть опять была кругом него, обдавала своим дыханием, заставляла заглянуть в свои пустые глазницы, но всякий раз отводила руку. Эдмон вытащил из окопа пятнадцать человек, хотя ему и в голову не приходило считать скольким он спас жизнь и отвечать на беспорядочные благодарности спасенных. Ларже лишь недоуменно пожал плечами, глядя на самоотверженность капитана и поспешил убраться в штаб, оставив свой отряд на попечение Дюрана. Эдмон, занятый поиском смерти, не обратил на это внимания, пока молодой перепуганный капрал, тот самый, что так преданно бегал за ним по штабу, не остановил его, схватив за рукав:

— Капитан Дюран! Лейтенант Ларже… Он ушел в штаб…

Эдмон равнодушно взглянул на молодого человека и спокойно пожал плечами.

— Что делать? — простодушно спросил капрал, глядя снизу вверх на единственного, кто, по его мнению, в состоянии был решить, что делать их заметно поредевшему отряду.

— Переходим в наступление, — хрипло скомандовал Дюран и снова направился вниз. Ситуация, как ему казалось, критичной не была, а значит, можно было наступать, следуя распоряжению маршала.

— А как же лейтенант Ларже? — крикнул капрал, вздрагивая и отшатываясь от пролетевшей мимо пули. Эдмон обернулся на него, презрительно усмехнувшись одним уголком рта, и, уже громче, крикнул:

— Переходим в наступление!

Весь отряд пришел в движение, услышав приказ. Солдаты, только и ждавшие того, чтобы продолжить бой, ринулись вперед. Эдмон спокойно вынул из ножен саблю, и так же спокойно двинулся вперед вместе с теперь уже своим отрядом. Сейчас он мог умереть, он как никогда был близок к тому, чтобы погибнуть, но это мало волновало его. Русские солдаты, тоже двинувшиеся вперед, встретили их радостными криками и звоном оружия. Эдмон отстранено оглядывал их, словно выбирая того, кто мог бы быть достоин чести нанести ему единственный смертельный удар.

Внезапно на верху редута появился крупный и рослый русский офицер с обнаженной саблей и, оглядев представшее его взору французское укрепление, встретился глазами с Дюраном. Быстро ринувшись вниз, он взмахнул саблей. Эдмон не почувствовал ничего, даже не вздрогнул, лишь отступил на несколько шагов назад. Русский офицер замер на месте, ожидая сопротивления, но Дюран медленно опустил голову и коснулся живота, глядя, как на белой лайковой перчатке, поверх пыли и грязи, расползается кровь. В этот же миг его пронзила невероятно острая боль, растекаясь поперек живота. Эдмон слабо застонал, сгибаясь, в надежде на то, что боль немного утихнет, но она становилась только сильнее. Стиснув зубы, он сжал в пальцах рукоять сабли и, разогнувшись, резко метнулся вперед, к русскому офицеру, который, не ожидая этого выпада, не успел ни отступить, ни защититься. Издав глухой, почти нечеловеческий стон, Эдмон с внезапной ненавистью вонзил клинок по самый эфес в грудь русского офицера. Он не разжал пальцев, когда противник, судорожно ловя ртом воздух, осел на землю, заваливаясь на бок и увлекая его за собой. Вокруг никто не обращал на них внимания, и они молча лежали на земле, в метре друг от друга. Эдмон медленно приподнялся и со стоном отодвинулся к земляной стене редута. Встать он уже не мог — стоило ему только сделать усилие, как боль вгрызалась в него и больше не отпускала.