Суженый-ряженый - Крылова Елена Эльмаровна. Страница 22

   -- Я большой и сильный, -- прервал Никита Танину дедукцию. -- Мне можно по ночам одному не только на трамвае ездить, но и пешком ходить. Тут, блин, идти-то...

   Нет, его ответ решительно не удовлетворил Таниного любопытства! Зато собственные соображения казались ей вполне логичными.

   -- ...если бы трамвай не подошел, я бы просто прогулялся немного, -- говорил между тем Никита, а поскольку его любопытство тоже оставалось неудовлетворенным, он опять поинтересовался у Тани: -- Так откуда ты едешь в такую поздноту?

   -- С вечеринки. Здесь недалеко.

   Никита недоверчиво приподнял брови.

   -- И что, блин, не нашлось никого, чтобы проводить тебя?

   -- Ну почему? Девочки меня проводили до остановки, а папа с Бартоломео встретят.

   -- Девочки... -- хмыкнул Никита. -- А что же мальчики?

   -- А мальчиков на нашей вечеринке не было. Мы прекрасно можем обходиться без мальчиков, -- добавила Таня, потакая проснувшимся в ней феминистским настроениям. В присутствии Никиты они всегда в ней просыпались рано или поздно.

   Ее последние слова подействовали на него как-то странно. Он вдруг резко отшатнулся и посмотрел на Таню так, будто видел ее впервые.

   -- Вы что... лесбиянки? -- наконец выдавил из себя Никита.

   Обалдевшая Таня буквально лишилась дара речи. Пожалуй, она и сама отшатнулась бы, если бы было куда. Впрочем, справиться с собой ей удалось быстро. Максимум за три секунды.

   -- Ну да, разумеется, -- подтвердила она, источая сарказм. -- Я думала, ты знаешь...

   Клюев сарказма не уловил и принял ее ответ за чистую монету. Таня поняла это по моментально возникшей между ними стене отчуждения. Она хотела возразить, сказать, что пошутила, даже рот открыла... но тут же его и закрыла. Даже губы на всякий случай сжала поплотнее. Никитино заблуждение вдруг показалось ей решением проблемы, решить которую она уже почти отчаялась. Может, и не самым лучшим, но все-таки решением. Конечно, с ее стороны жестоко столь грубо разрушать иллюзии и лишать человека его идеала, но ведь она и сама чувствует себя не в своей тарелке, позволяя Никите думать, что она лесбиянка. Почему, в конце концов, она должна заботиться о нем больше, чем о себе?

18

   Выйдя тогда из трамвая, Никита попрощался с Таней очень сухо и в дальнейшем, что называется, в упор ее не видел. То есть на самом деле при встрече он всегда здоровался, однако смотрел как бы сквозь нее. Как на пустое место... Нельзя сказать, что Тане это было приятно, но за все надо платить, в конце концов, тут был и большой плюс -- она избавилась от настырного поклонника. Остался, правда, неприятный осадок, но в череде дней он как-то незаметно растворился. Ведь из-за досадной ошибки природы в сутках всего лишь двадцать четыре часа, и Тане, всецело поглощенной диссертацией, просто некогда было вспоминать ту злополучную ночную встречу в трамвае. О промелькнувшем в зеркале образе она, кстати, тоже забыла напрочь и до сего дня ни разу о нем не вспомнила. Да и зачем хранить в памяти то, что хочется забыть?

   А сразу после защиты она познакомилась с Игорем, поначалу ей даже казалось, что он предназначен ей самой судьбой... Кстати, Никита определенно видел их вместе. Пару раз уж точно видел. Правда, они с Игорем не обнимались и не целовались у него на глазах, так что в принципе бывший поклонник имел полное право и дальше лелеять свое заблуждение. Видимо, так ему было легче смириться с собственным поражением.

   Что же касается романа века, то он оказался не слишком продолжительным и всего через три с половиной месяца завершился довольно болезненным разрывом. Еще через неделю Таня поняла, что ее сердце пострадало гораздо меньше, чем она предполагала. Вскоре боль и вовсе утихла, осталось лишь разочарование. И не только в Игоре, а в мужчинах вообще. Но все же ее разочарование было не настолько сильным, чтобы стать лесбиянкой...

   Захваченная в плен вихрем воспоминаний, Таня продолжала ковырять салат и совершенно не слушала Ирочку, которая уже довольно долго что-то говорила, все время повторяя: "Я придерживаюсь широких взглядов". Когда соседка произнесла эту фразу в восьмой раз, Таня наконец очнулась и поняла, что несколько отвлеклась. Желая поскорее покончить с недоразумением, она сделала еще одну попытку возразить:

   -- Ирочка, что бы там Никита ни говорил, я все-таки не...

   -- Танечка, успокойся. Я же сказала, что придерживаюсь широких взглядов, -- в девятый раз заверила ее соседка.

   -- Да нет...

   -- Меня ты нисколько не шокируешь, -- тоном, заранее отметающим всякие возражения, опять перебила Ирочка.

   Ее безграничное доверие и столь же безграничная терпимость прямо-таки обескураживали. Таня поняла, что переубедить соседку вряд ли удастся, и в сердцах подцепила на вилку слишком много салата. Блистать же красноречием с набитым ртом вообще весьма затруднительно, поэтому она просто махнула на все рукой и принялась молча жевать.

   -- Танечка, я понимаю, что прошу тебя об очень большом одолжении, -- тараторила Ирочка, -- но для меня это действительно вопрос жизни и смерти! Мой муж, конечно, не Отелло, но в последнее время он постоянно старается застать меня врасплох! Раньше, уходя с работы, Миша непременно звонил мне, а теперь... -- Она горестно вздохнула. -- С тех пор как Никита... -- она вздохнула еще горестнее, -- теперь он или вообще не звонит, или набирает номер, стоя под собственной дверью, представляешь? Он ведет себя просто глупо! А иногда звонит мне на мобильный, сообщает, что уже едет, потом перезванивает по городскому телефону и говорит, что задерживается. Он же меня просто проверяет! При этом может и в самом деле задержаться, а может явиться буквально через несколько минут. Танечка, Мишины подозрения и ревность измучили не только меня, но и его самого! -- сокрушенно воскликнула Ирочка, прижимая руки к груди. -- Он меня ни в чем не обвиняет, не упрекает, но он так ведет себя... -- Ее руки бессильно упали на колени, и она вздохнула в третий раз. Еще более горестно, чем два предыдущих. -- А потом вдруг начинает передо мной извиняться. Представляешь? Хуже всего, когда он начинает передо мной извиняться, я тогда чувствую себя... -- Ирочка помотала головой, стараясь сдержать слезы. Жалость к себе и Мише переполняла ее. -- Если честно, я вообще уже не знаю ни кому из нас хуже, ни что хуже -- его ревность или его чувство вины из-за собственной ревности. Представляешь, на следующей неделе мы собираемся ехать на Кипр. Ничего себе отдых получится!

   Таня была человеком отзывчивым, и душераздирающая картина трещащего по всем швам булыгинского семейного счастья вызвала у нее искреннее сочувствие, но что сказать, она не знала. Говорить банальности не хотелось, читать мораль глупо, да и не ее это дело.

   Тем временем Ирочка постаралась взять себя в руки и перешла к сути своей просьбы:

   -- Понимаешь, Танечка, если бы Миша увидел тебя в объятиях мужчины... -- Испугавшись, что может быть неправильно понята, она осеклась, но тут же заговорила снова: -- Нет, так много я не прошу...

   -- И на том спасибо, -- пробормотала Таня, прожевывая слова вместе с остатками салата.

   Соседка, впрочем, так волновалась, что на ее сарказм вообще не обратила внимания.

   -- А поскольку все и так считают, что ты и Глеб...

   -- Но если все так считают, в чем проблема? -- удивилась Таня.

   -- В том, что Миша с этими всеми не общается. Но если бы он тебя увидел или хотя бы услышал... Только я не знаю, есть ли у тебя знакомые мужчины... то есть я хотела сказать... какой-нибудь знакомый, которого можно было бы попросить о подобном одолжении...

   Тане пришло в голову, что Булыгины переехали сюда недавно, уже после того, как она рассталась с Игорем, так что соседка и в самом деле вряд ли видела ее в обществе мужчин. Только на руках у Захарова, но это, разумеется, не в счет.

   -- Так вот, если бы ты, Танечка, согласилась, -- Ирочка умоляюще сжала перед собой руки, -- Глеб мог бы приехать к тебе, и вы в условленное время разыграли бы в лоджии страстную любовную сцену. За перегородкой вас видно не будет, главное, чтобы было слышно.