Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич. Страница 29

Секрет необыкновенной сверхинтуиции Чипа Дугласа крылся в том, что часть коры его головного мозга, из-за травмы или нездорового образа жизни матери во время беременности, была отнята бессознательным в угоду бОльших фоновых вычислительных мощностей. И пока нормальные дети познавали мир своим «Я», он незаметно для себя самого создавал его идеальную математическую модель. Иногда, гораздо чаще, чем полагается, некоторые фрагменты этой модели вырывались из цепких лап подсознания и по ошибке или же счастливой случайности задевали ту часть, в которой обитала личность Чипа, оставляя быстро тающий след, подобно пассажирскому лайнеру в небе.

Впервые в жизни оказав отцу сопротивление, дав отпор извечному тирану, мальчик вызвал в своем организме выброс в кровь такого дикого коктейля из гормонов и стресса, что подсознательному пришлось вмешаться в ситуацию неприкрыто и пойти на кардинальные меры. Еле заметный инверсионный след знаний за один миг превратился в плотный бурный поток, будто кто-то открутил кран на полную, и Чипа захлестнуло открывшимся ему доселе невиданным миром.

Вселенная — очень сложно устроенный, и в то же время, элегантный механизм, чьи шестерни и блоки при любых обстоятельствах, семь дней в неделю, без перерывов и выходных, выполняют свои функции, заставляя мироздание быть. И как бы ученые умы нашего голубого шарика, несущегося в бесконечной пустоте вакуума, не старались понять задачи и устройство этих самых механизмов, большая их часть все равно остается скрытой, недоступной человеческому пониманию. Но ученых винить в этом бессмысленно, ведь как бы усердно они не работали, их ограничивает одна определенная особенность человеческого мозга: мы, человеки, не можем представить себе вещи большей мерности, чем та в которой мы обитаем. Конечно, существуют отдельные математические теории на эту тему, но их абсолютная абстрактность не дает возможности увидеть картину в целом, осознать, что наш мир — это лишь малая часть огромного, бесконечно множащегося и разрушающегося, замыкающегося в себя ничто.

Мы, подобно нарисованным на листке бумаги человечкам из овалов и палочек, не способны выйти за рамки измерений, предоставляемых этим самым листом. Но Чип, благодаря уникальному устройству своего разума, или же благодаря его уникальной дисфункции, оказался тем единственным, кто смог осознать, что мир гораздо объемней чем кажется. Может быть, он не был так умен, как остальные дети. Может быть, он не был силен в науках, и не знал многих элементарных вещей, которые известны каждому нормальному школьнику, но он оказался именно тем нарисованным человечком, который смог повернуть голову и увидеть, что у чемодана вселенной есть скрытое дно, что их бесконечное множество. Он узрел весь масштаб.

Все те колоссальные знания, которые аккумулировал его необычный мозг долгие годы, собирая их из разрозненных и со стороны, казалось, несвязанных крупиц информации, дали ему понимание, простое и очевидное, как дважды два. Весь объем мироздания доступен нам, но мы не можем осознать этого, потому, что не знаем к нему дороги. Каждый человек может увидеть то же что и он, если поймет, куда и как смотреть. Нужно всего лишь повернуть голову. А когда знаешь расположение дорог, сделать первый шаг к цели не составит никакого труда.

Будь Чип немного умнее и дальновиднее, возможно, он смог бы стать новым Буддой, мессией XXI века, просветленным, ведущим слабые умы к истине, сквозь тернии несовершенства человеческого мировоззрения, но, к сожалению, он был целиком и полностью сыном своего отца. Эгоизм, глупость и вспыльчивость, через гены и потертый ремень исправно передавались в семье Дугласов из поколения в поколение.

Страх перед Биллом бушевал в крови мальчика. Перемешиваясь с адреналином, он призывал его бежать, скрыться в темноте, забиться в самый дальний и незаметный угол. В то же время жажда мести и расплаты за уничтожение Храма Фантазий требовала сатисфакции, ведь именно за ней он и вернулся домой. Эти два порыва, тянувшие Чипа в разные стороны, вдруг, объединились в один, скрепленный новым знанием. Мальчик понял, что теперь он сможет объяснить отцу свое одиночество, и для этого ему вовсе не нужны слова, ему просто нужно забрать его туда, где не ступала нога ни одного из ныне живущих или когда-либо живших людей.

Сжав воротник отцовской рубашки еще сильней, он снова потянул его, но на этот раз не на себя, а вглубь.

В один момент весь мир вокруг старины Билла схлопнулся, погружая его и Чипа в бесконечный вихрь калейдоскопичных отражений реальности. Мириады гостиных кружились вокруг, сливаясь вместе и отпочковываясь друг от друга, в нескончаемом и неосязаемом ничто.

Билл закричал. Точнее он попытался закричать, но воздух застрял в груди и спазм страха сжал его ребра до боли. Его глаза бешено вращались, ища хоть какую-нибудь зыбкую опору для поглощенного ужасом мозга. С каждой секундой Дуглас-младший, строивший из себя альфа-самца, агрессора с чьим мнением просто необходимо считаться, все больше и больше сдавал позиции, показывая кем он является на самом деле — всего лишь маленький, запуганный своим отцом, мальчик, который вот-вот расплачется и намочит штаны. И когда напряжение, казалось, достигло своего предела, Чип потянул его еще глубже.

Умопомрачительное вращение бесконечных гостиных сменилось темнотой, всепоглощающей и абсолютно тихой. В этом месте, а точнее в такой отдаленности от всех существующих мест, не было ничего. Чип привел отца к самому краю, к обрыву, которым заканчивалось бытие, скручиваясь и изгибаясь само в себя. Это было то самое место, которое должно было наглядно показать Биллу, как его сын одинок, именно здесь он и должен был понять… И понимание пришло к нему, но не то, на которое рассчитывал Чип.

При виде вселенского великолепия, которое не могло уложиться в его скудном умишке, Дуглас-младший сделал самый неправильный, но от этого не менее ожидаемый вывод. Он подумал, что бич всех алкоголиков наконец добрался и до него, что это сумасшествие, в которое он так неожиданно нырнул с головой — всего лишь приступ белой горячки, обман, вызванный дешевым пойлом в его старом и воспаленном мозгу. Но затем он увидел глаза Чипа, пристально смотревшие прямо на него. Это уже вовсе не походило на взгляд запуганного двенадцатилетнего мальчика, нет, теперь его карие глаза горели холодным огнем, проникавшим, казалось, в самое нутро и разъедавшим его изнутри, это были глаза дьявола.

Мысль о белой горячке потускнела и развеялась, сменившись новой, более дикой, но от этого не менее настырной: Мой сын — сам Дьявол. Наконец Билла охватила паника, она завладела им полностью, с головы до пят он пропитался страхом и потерял всяческий контроль над своим телом. Теперь им управляли лишь животные инстинкты и, вырвавшееся из оков разума, неуемное желание жить.

Более не осознавая происходящего, Дуглас-младший изо всех сил оттолкнулся от Чипа, тем самым разрывая тонкую путеводную нить, связывавшую их, и более ничем не поддерживаемый, не знающий дороги, устремился обратно, в родной слой реальности. Человечек из овалов и палочек возвращался на привычную поверхность бумажного листа.

«Он не видит, куда идти» — подумал Чип и бросился следом, но как ни старался, не мог нагнать отца.

Подобно ныряльщику, оказавшемуся на огромной глубине, отрезанному от воздуха и света, Билл изо всех сил греб к поверхности, не понимая, что может вынырнуть прямо в винты собственного корабля. К сожалению, именно это и произошло.

В опустевшем коридоре дома Дугласов с еле слышным хлопком материализовался уже протрезвевший и до смерти напуганный Билл Дуглас, а если быть более точным, то только его нижняя часть. Верхняя же находилась в гостиной и истошно орала.

В выходе из трехмерного поля реальности не было ничего сложного, это как сделать шаг влево или вправо, раз и готово. Но вот вернутся обратно — дело, требующее знания и ювелирной точности. Попробуйте представить себе вагон поезда, вращающийся вокруг вас и собственной оси с умопомрачительной скоростью, и в этот вагон нужно запрыгнуть, не переломав при этом себе все кости. Задачка не из легких, и Дуглас-младший, хоть и был предельно близок к успеху, но все же ошибся. Ошибка была незначительной, но роковой. Она привела к тому, что старина Билли вернулся в трехмерность на полметра левее, чем вышел из нее — прямо в стену. Он склеился с ней на атомарном уровне. Обои, гипсокартон, водопроводные трубы, все это намертво срослось с человеческой плотью, образуя на стыках новые химические соединения и при этом причиняя Биллу невыносимую боль.