Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич. Страница 28

Чип вышел в центр всего этого хаоса и посмотрел на валявшегося под ногами солдатика. От него оторвали голову Барби и теперь из необычной, интригующей, молчаливо хранящей свою загадочную историю, игрушки он превратился в скучного пластикового вояку, каких можно найти в любом детском магазине.

Благодаря грубому росчерку аэрозольного баллончика с краской, и спущенным до колен штанам единственный и лучший в мире друг снова превратился в обычное заброшенное здание, серую и неприметную развалину без единой капли шарма и уникальности.

Чип медленно опустился на колени, подобрал покалеченного солдата своей личной армии и сжал его с такой силой, что крохотный штык-нож, висевший на поясе вояки, впился в ладонь и проколол кожу до крови.

Мальчик испытал первый в своей жизни приступ застилающей глаза и практически неконтролируемой ярости. В глубине души он всегда боялся, что рано или поздно превратится в своего отца. И вот этот день настал, первый шаг на пути к бесконечному саморазрушению.

Вместе со своей свитой и храмом Чип потерял последние остатки веры в людей. Он потерял тот якорь, который удерживал его от свободного полета в пропасть жестокости, так тщательно с малых лет взращиваемой в нем Биллом. А на дне этой пропасти его ждал зверь. Дикий и нецивилизованный, он живет в каждом из нас и иногда заставляет совершать такие же дикие и нецивилизованные поступки.

Лишившись последних путей к отступлению, Чип решил, что, несмотря на все крики его интуиции об опасности, он вернется домой (ведь больше идти ему было некуда) и встретится с Биллом лицом к лицу. На этот раз он посмотрит своему страху, своему отцу в глаза и, наконец, ответит насилием на насилие.

* * *

Дуглас-младший сидел на диване и бездумно пялился в экран телевизора. Бутылка бурбона, которую он держал в руке, уже давно опустела, а за второй идти не было ни сил, ни желания.

«Опять пьешь? — старина Билл представлял, что бы сказал его отец, увидь он его сейчас. — Посмотри на себя, ты, кусок собачьего дерьма. Разве таким я тебя воспитывал? Расплылся по дивану, и сопли жуешь, как баба. Мало я тебя порол, что ты таким уродом бесполезным вырос, да еще и сынка такого же породил. Смотреть тошно».

Дуглас-старший всегда был недоволен своим сыном. Будучи человеком старого покроя, он часто говорил, что дети должны воспитываться в строгости и армейской дисциплине, иначе из них непременно получаются лентяи и хиппи. Единственными эффективными методами воздействия на детский неокрепший ум он считал суровый голос, увесистый подзатыльник и ремень с пряжкой. Никаких пряников, только кнуты.

«Я еще выращу из тебя настоящего мужика» — постоянно повторял Дуглас-старший, вбивая в сына очередную житейскую мудрость. Но Билли, вместо того, чтобы перенимать самые лучшие качества своего отца (а таких было совсем немного) учился как правильно бить, не оставляя синяков, и как губка впитывал все нюансы плохого воспитания.

Повзрослев, Билл, вместе с чрезмерной агрессивностью и фальшивой мужественностью, приобрел множество комплексов и неиссякаемое чувство вины. Ему постоянно казалось, что Дуглас-старший своими побоями готовил его к какому-то очень важному испытанию, с которым он должен столкнуться во взрослой жизни. Что вся та боль и шрамы на заднице — своеобразная закалка перед грядущим. Но никаких явных вызовов жизнь Биллу не бросала, и с каждым годом он все больше и больше убеждал себя, что завалил тест, пропустил свою битву, а это, в свою очередь, еще больше подпитывало чувство вины перед отцом, вложившим так много сил в его подготовку.

Но теперь, его мнение кардинально изменилось. Сидя перед телевизором и разглядывая переливы пустой бутылки, он думал о Чипе и о том, что болезнь сына и есть то самое жизненное испытание, а он к нему оказался совершенно не готов. А еще он думал о том, что будь сейчас Дуглас-старший жив, то он непременно бы хохотал и злорадствовал, узнав, что его непутевый сынок породил на свет еще более непутевого внука.

* * *

Чип не хромал. Его походка была тверда и на редкость ровна, как для человека с прокушенной ногой. Он шел по подъездной дорожке к своему дому, крепко сжав кулаки, и не видел перед собой практически ничего. Красная пелена священного гнева застилала глаза и заглушала гром где-то там, под правым виском.

«Беги, если хочешь жить! Беги!»

Но Чип не собирался отступать, с него хватит. Он точно знал, что если сейчас пойдет на попятную, развернется и убежит, как велит ему голос в голове, то так на веки и останется в плену своих страхов, в тюрьме, построенной всеми этими жестокими людьми специально для него, в своей личной камере смертников.

Звук открывающейся входной двери выдернул Билла из пучины самоедства и сожалений.

— Ты где был? — рявкнул он, не вставая с дивана. — Разве я разрешал тебе выходить из дому?

Он краем глаза заметил силуэт, возникший в дверном проеме, и лениво повернул голову. Увидев порванную штанину, лицо Билла тут же стало пунцовым, а возле глаза надулась крупная вена — стандартный сценарий по которому каждый раз разыгрывались все домашние скандалы семейства Дугласов.

— Это еще что за херня? — он бросил пустую бутылку на диван и встал. — Я кого спрашиваю?

Чип молчал. Подходя к дому, он был уверен, что сможет совладать с собой, и удержать ситуацию под контролем, но оказавшись на пороге комнаты, вся его уверенность морской волной разбилась о скалу отцовского воспитания. Взгляд мальчика привычно уткнулся в пол, а язык спрятался в глотку.

— Отвечай, ты, мелкий гаденыш, что произошло с твоими чертовыми штанами? Ты думаешь я миллионер, или как? Ты думаешь, я горбачусь на заводе, чтобы ты вот так брал и выставлял меня на деньги? Ну, ничего, я тебе покажу, как на шею мне садиться.

Билл подошел поближе и замахнулся, чтобы отвесить сыну крепкую пощечину, но не успел.

При виде до боли знакомого замаха, пламя ярости в груди Чипа разгорелось с новой силой, подпитывая его уверенность в себе. Мальчик протянул вперед руки и, схватив отца за воротник его красной клетчатой рубашки, потянул на себя. Он не хотел его бить, хоть такая мысль, признаться, вертелась в голове. Сейчас, больше всего на свете Чип хотел показать ему как он одинок, поделится с ним своим отчаянием, заставить его понять… Но в арсенале мальчика не было нужных слов, а даже если бы и были, Билл все равно бы не стал слушать. И вся эта плохо спланированная революция, которой он так жаждал, могла бы закончиться в тот самый момент, фактически даже не начавшись, но ему снова на помощь пришел его необычный дар.

Интуиция — это способность проникнуть в самую суть, заглянуть под толстую кожу бытия, минуя защитный слой теорий и экспериментов. Благодаря ей, Чип обычно на секунду становился экспертом в решении квадратных уравнений или верно ставил запятые в предложениях, не зная при этом нужных правил. Но стоя в дверях гостиной и держа своего отца за воротник, он обрел такое знание, о существовании которого не догадывался ни один человек на земле. Навязчивый грохот «Беги, если хочешь жить!» сменился другим, еще более жестким ощущением.

Наш мозг в фоновом режиме постоянно выполняет кучу разнообразных замеров и вычислений. Мы этого не замечаем, эти действия тщательно спрятаны от сознания, но, тем не менее, они есть. Когда вам жарко, нечто, кроющееся в бессознательном, отдает приказы потовым железам работать усерднее. Когда вы переходите дорогу и, глядя по сторонам, видите приближающийся автомобиль, ОНО мгновенно оценивает расстояние до него, его скорость и вероятность того, что вы под него угодите и, проведя множество расчетов, ОНО одергивает вашу ногу, давая понять, что встреча с хромированным бампером не входит в ваш график дня.

Процесс этот начинается с нашего рождения и заканчивается смертью, не останавливаясь ни на мгновение. При этом в его реализации задействована большая часть мозга, а для наших осознанных «Я» эволюция оставила лишь тонкий, верхний слой.