Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич. Страница 27

Гром в голове исчез так же неожиданно, как и появился, сменившись ощущением назойливой и тупой боли в правой ноге. Соседский ротвейлер все же не упустил своей возможности выполнить собачий долг и, когда Чип перемахивал через второй забор, вцепился ему в икру. Острые зубы моментально разорвали старые джинсы на бахрому, а в плоти оставили три глубоких, кровоточащих борозды.

Чип оперся о дерево и немного отдышался. Рана его беспокоила не сильно, в отличие от мысли о том, что за ним гонится впавший в бешенство Билл. И даже когда он прислушался и не заметил никаких признаков погони, все равно не мог успокоиться.

«Беги, если хочешь жить!» — после таких озарений довольно сложно прийти в себя, в особенности, если тот, кто хочет твоей смерти — твой собственный отец.

Большинство детей в сложившейся ситуации обратились бы за помощью к друзьям или знакомым, но у Чипа не было друзей. Трудно заводить таковых, если не понимаешь самой концепции дружбы. Поэтому он решил, что сможет переждать бурю отцовского приступа ярости в единственном месте, которое ему нравилось, и о котором никто кроме него не знал — в Храме Фантазий.

Чип нашел Храм пару лет назад, когда отец впервые отпустил его погулять самого. Увлекшись наблюдением за собственными ногами, он не заметил, как забрел слишком далеко, потерял все ориентиры, и заблудился. Обычные дети, когда заблудятся, плачут и зовут на помощь, но Чип просто пожал плечами и побрел дальше. В тот момент его больше интересовали его собственные ноги, и то, как они любопытно сгибаются при ходьбе, нежели возможность снова попасть домой. И он бы шел так до самой ночи, пока его не подобрал какой-нибудь сердобольный прохожий или педофил на старом фургоне без окон (тут уж как повезет), но интуиция снова подсказала ему дорогу.

Люди, хотя бы раз сталкивавшиеся с тем, что принято называть творческим кризисом, продали бы душу за одно из таких озарений, какие приходили к Чипу чуть не по три раза на дню. Попади этот дар в неверные руки и мир мог бы измениться до неузнаваемости в кротчайшие сроки, но у вселенной особенное чувство юмора. Она вручила универсальный инструмент познания всего сущего в руки мальчику, который благодаря ему узнал, что через два квартала нужно перейти дорогу и за белым домом нырнуть в дыру в заборе, и он даже не задавался вопросом: «Зачем?».

Дом, к которому Чипа привело проведение, стоял посреди пустыря, и был давным-давно заброшен. Семью, которая в нем жила, застрелили грабители и с тех пор ни один из риэлторов, бравшихся его продать, не мог довести дело до конца. Люди по своей природе полны суеверий и не горят желанием покупать недвижимость, залитую человеческой кровью. Кто знает, что взбредет в голову призракам бывших владельцев, обреченным праздно летать по пустым коридорам и комнатам целую вечность? Чип же в приведения не верил и от суеверий был так же далек, как и от обучения в колледже. А дом ему приглянулся сразу. В чем-то они были похожи друг на друга, оба сломанные и одинокие.

Не задумываясь о последствиях, Чип поднялся по прогнившим ступенькам и толкнул входную дверь, она оказалась не заперта и с натужным скрипом открылась.

В доме никаких призраков не оказалось. Изучая заброшенное здание, мальчик с каждой минутой все больше и больше привязывался к нему. Ему нравились полумрак и тишина, которыми было наполнено это место, они дарили ощущение отдаленности от внешнего мира, необыкновенное чувство уюта, в котором он так отчаянно нуждался. Но самое главное — это ощущение большой важности. Несмотря на разруху и грязь, воздух в здании пах тайной.

Домой Чип вернулся так же случайно, как и потерялся, но с тех пор каждый день после школы он отпрашивался у отца гулять. Старина Билл разрешал ему, наивно полагая, что его сын гоняет мяч с кем-то из соседнего квартала, или же играет в войнушку в лесопосадке, в то время как мальчик сидел часами в своем новом убежище, прячась от гнетущей реальности и задир сверстников.

Люди с аутическими расстройствами личности часто создают себе какие-то ритуалы, например, они могут смотреть одно и то же шоу в одно и то же время или перед сном перечитывать понравившийся фрагмент из книги, годами. Чип не был исключением, но так как нарушения в его мозгу были довольно незначительными, то и ритуал мало бросался в глаза. Его страстью было коллекционирование «интересных», по его мнению, вещей.

Пластиковый двухголовый солдатик, с приклеенной головой от куклы «Барби», выброшенное на помойку поющее чучело рыбы, игральная кость с шестерками на всех гранях, и множество других «ценностей» Чип хранил в большом чемодане под своей кроватью. Иногда, по вечерам, когда отец уходил в бар, мальчик расставлял странные игрушки на полу в коридоре и часами просто смотрел на них, он любовался своими трофеями, вырванными из коварных лап мусорных баков и помоек.

Но количество вещей росло день ото дня, а места под кроватью не прибавлялось. Чип предполагал, что рано или поздно он больше не сможет прятать свои сокровища от отца, тот их увидит и заставит выбросить, навсегда. Необходимо было найти такое место, где он смог бы уберечь свою коллекцию и при этом, любоваться ею, когда пожелает. Заброшенный дом на пустыре отлично подходил под все его запросы.

Чип потратил на транспортировку целую неделю. Школьный рюкзак он использовать боялся, это казалось ему слишком подозрительным, поэтому большую часть вещей перенес за пазухой или в карманах. И вот, когда первая и самая сложная часть работы была сделана, он приступил ко второй — обустройству своего нового логова.

Гостиная показалась ему идеальным местом для хранения игрушек. Подойдя к вопросу со всей скрупулезностью и придирчивостью, он расставил экспонаты в идеальном, как ему казалось, порядке, затем вышел в центр помещения и окинул довольным взглядом свои владения.

«И увидел он, что это хорошо».

Чип не заметил, как простоял среди своих странных вещей около часа, наблюдая за тем, как лучи света, пробивавшиеся сквозь завесу грязи на окнах, причудливо освещают их, играют с ними, придавая совершенно новый, необычный вид. Зрелище увлекло мальчика настолько, что ему казалось, будто его фантазия вышла из-под контроля. Он воображал, что вещи оживают, начинают двигаться и говорить, и все это под его чутким практически божественным контролем. По велению его разума они ссорились, мирились, враждовали и любили друг друга. Именно в тот момент ему и пришло в голову название для заброшенного дома, имя для его нового друга — Храм Фантазий.

Когда Чип доковылял до своего убежища, рана на ноге уже перестала кровоточить и только изредка напоминала о себе всплесками ноющей боли. Бутч, конечно, сделал все, что было в его силах, чтобы остановить крепкого, шестнадцатилетнего парня, но этого оказалось недостаточно.

Поднимаясь по знакомым скрипучим ступенькам, Чип предвкушал вожделенные мгновения спокойствия, которые подарит ему его старый, пыльный друг, но обнаружил, кое-что необычное и весь запал тут же улетучился.

Как и все аутисты, он был педантом в определенных вещах, и, покидая свое убежище, всегда плотно закрывал входную дверь, чтобы ни ветер, ни случайно пробегавшая мимо бродячая собака не потревожили идиллию, которую он так тщательно выстраивал годами в своем Храме. Но сейчас она была слегка приоткрыта, а, значит, кто-то нарушил стерильность и святость этого места.

Неприятная дрожь пробежала по всему телу Чипа, это было ледяное дуновение надвигающейся беды. Глядя на слегка приоткрытую дверь, краска на которой вздыбилась от возраста и солнца, парень знал наверняка, что за ней его ждет очередное разочарование этого, бесконечного в своих попытках сломить и раздавить его, дня.

Храм Фантазий был не просто осквернен, он был практически полностью разрушен, изуродован актом бессмысленного вандализма, которые так присущи подросткам из неблагополучных или чересчур благополучных семей. Все игрушки были разбросаны как попало, большинство сломаны, а некоторые и вовсе отсутствовали. На северной стене комнаты красовалось огромное, уродливое граффити, изображавшее, скорее всего, название какой-то банды, стаи, в которые любят собираться дикари ради повышения шансов выжить в бетонных джунглях. Пол был усеян белесым ковром из окурков, а в углу возле окна лежала куча человеческих экскрементов.