Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 192

Найджел поднялся, выпрямился и, глянув в сторону девушки, словно нашел в ней жертву, а так оно и было, пошел к ней медленным, испытывающим шагом. Как только он оказался близко, ее дыхание остановилось, как и само сердце, поднимая руки, защищаясь дистанцией.

Но у нее не получилось отдалиться. Хоффман младший схватил ее руки и почти кинул ее в стену, зажимая как можно крепче, заломив руки сзади.

– Ты сама вынуждаешь меня на грубость, – прорычал парень, теряя голову от того, как стойко стоит Розали, как пытается выкрутиться, как пытается ударить его, но он еще сильнее сдавливает ее, причиняя задыхающуюся боль.

Она боролось с желанием не выкрикнуть ругательство, боролась с тем, чтобы не заговорить. И она молчала, находя в себе силы остановиться, не шелохнувшись в следующую минуту.

– Разумное решение. Но, ты меня вывела, красотка, не хочешь отработать должок?

Розали резво задышала, когда большие руки Найджела с холодом пробрались под данный ей халат хватая края не длинной ночной майки и подтягивая с бедра на верх.

Она вновь вывернулась в его руках, но Найджел намного сильнее девушки, что он ей показал в тот же, момент – ухватив за волосы и оттянув назад.

Как только Найджел ослабил свою хватку, Розали разворачивается, и насколько позволяют ей силы, ее колено поднимается между ног ее обидчика. Тот, сдерживая вой, сгибается, совершенно забывая о девушке, которая пихает его в сторону и освобождается из цепких рук.

Бросаясь к прикрытой двери, которая была не заперта после прихода Найджела, она кинулась в бег. Адреналин тут же разбежался по венах, жар поднялся в теле, а холодный пот выступил на лбу. Она выбежала, часто спотыкаясь и отталкиваясь об стенки коридора.

– Розали! – послышалось ей в след ужасный рык, злобный крик, вой с угрожающим осадком. Задыхаясь уже на первом углу, она теряла силы – их не было. Но девушка боролась не только с этим преступником, который выпрямляясь, пошел по ее следу, а и за себя. Дом был большим, он был запутан, и она, не зная своего нахождения, просто поддавалась инстинкту самосохранения – бежала туда, куда глядят глаза.

Она обнаружила огромную лестницу, что больше напоминала декорацию гостиной палаца или же замка. Ее босые ноги тихо, совсем не слышно поддались по застланной красной дорожке, придерживаясь перила.

В доме громыхал только шорох быстрого бега и выдохов.

Она остановилась, когда ей на встречу вышел какой-то мужчина, удивленно посмотрев на девушку, которая замерла на месте. Мужчина был одет в костюм, белые перчатки и держал в руках веник с совком, у которого была длинная ручка. Его замешательство передавало лицо, а громкий топот приближающихся шагов доносился со стороны лестницы.

Мужчина лишь улыбнулся, незнакомке, пройдя по какому-то узкому коридору, оставляя Розали. Та же, встрепенувшись, от не малого удивления побежать дальше, исчезая за углами. Но в конечном итоге она забежала в открытую комнату, запираясь с внутренней стороны. Оглядев, она понимает, что это какая-то спальня, среднее с ее наверху, что так любезно выделили ей эти люди, но ее ничего не интересовало, кроме огромного окна без решетки.

Она не теряла времени, ни на что не отвлекалась. Это был единственный шанс выбраться с этого дома, а дальше бежать туда, куда можно, настолько быстро и долго, насколько хватит сил. Розали отпирает окно, выглядывая вниз.

В лицо ударяет холод, от чего тело пронизало дрожью уже не от страха, и по коже побежали мурашки. Второй этаж был не таким уж и страшным, если бы пришлось выбирать между жизнью и смертью. Но пугало только одно – зима, снег и минусовая температура. Срывая гардины, она, кое-как привязывая их к батареям, девушка скоро перелазит через окно.

Безусловно, ее сердце трепетало от страха, от холода, от того, что ей приходиться делать и идти на самые крайние меры, дабы спастись. Она опускается ниже, тяжело дыша, а изо рта выходит видимый пар. Но в момент, когда она была только на середине своей спасательной веревки из гадины, она рвется, издавая устрашающий и совсем небезопасный рваный звук, а в следующий миг, ее тело падает на землю, что окутана снегом.

Задыхаясь, то ли от боли, то ли от холодного снега, она теряет ориентир, цокая зубами и осматриваясь. Шелковый халат был тонкий, под ней еще одна ткань ночнушки, а ноги голые, босая, в снегу, промокшая, и она, борясь с болью и ударами о землю – встает.

Розали стала воином не только в сердце, на словах, но и в своей жизни. Она хотела жить, выжить и сбежать.

И она сбегала, по холоду, по снегу. Бег давался трудно. Сугробы были не малы, и ее ноги часто путались одна за одну, подкашивая все тело. Но рано было сдаваться. Девушка упрямо бежала к не высокому забору, что огораживал дом по территории. И только когда она перелезла его, когда она почувствовала глоток свободы, адреналина, который давал ей понять, что вот она – свобода, девушка остановилась, оглядывая местность.

Вокруг ничего не было. Только земля устланная снегом, лес, и дорога. Ни одного дома, ни единой души, ни признака того, что тут кто-то обитает и готов ей помочь. От того, как разрывалось ее сердце, она не чувствовала боли в ногах и даже холода.

Было только чертово чувство обречения, и когда это человек понимает, он опускает руки. А Розали не хотела этого, ее сердце, душа, тело хотело бороться, и она могла это делать, и даже, если ее ждет смерть в глуши зимнего леса – это лучший конец ее жизни. Лучше, чем возвращаться в дом и ждать.

Ожидание убивает. Ожидание губит душу. Ожидание ломает сознание. Розали перестала надеяться, и три дня, которые она безмолвно верила в лучший конец – угасло все. Нильс не приходил, ее никто не спасал. Значит, она сама за себя.

Жизнь жестока, не так ли? – как же иронично.

– И куда же ты побежишь теперь? – раздался черствый и надменный голос Найджела, который наблюдал за тем, как быстро ломаются все надежды девушки.

Но он не знал, как сильна духом девушка, не знал, что она пережила прежде, не знал как сильно она изменилась со своим внутренним «я» за последнее время. Он ничего о ней не знал, как и сама Розали о себе.

Но бороться она могла и сейчас она это и делала. Доказывая, очередной раз, доводя окружающим о своей сильной борьбе, и выдержке – она побежала по снегу, по сугробам, почти оголенная и запыханная в сторону леса.

«Пусть лучше замерзну, пусть лучше умру, пусть меня никто не найдет… пусть лучше останусь одна, чем буду выносить эти издевательства…» – проговаривала она в своем разуме.

И как быстро все ломалось, трескалось, разбивалось на все части ее рвение и не упокоение, когда ее руку ухватил догнавший ее Найджел. Это был уже конец всему живому, что осталось в ней, и конец тому, что цвело в ее душе. Все гибло и изнывало от недостатка всего того, что одним разом отняли.

Это было несправедливо.

В грубой форме, с доставлением боли и ужасным криком девушки, Найджел тащил ее, словно последнюю заблудшую дворнягу, к которой чувствовал полное безразличие. Часто кидая ее в снег, и тут же хватая за волосы, что приносило адскую боль, он поднимал ее. В забор, который так быстро преодолела Розали в первый раз, Хоффман постарался, чтобы она ушиблась всем телом в первый попавшийся косяк.

Но она не завыла от боли, что так желалось ей на тот момент, она лишь до боли сжала кулаки, приходя в себя. На снег упали красные капли крови, после того, как девушка с силой сжимала кулачки, врезаясь ногтями в ладони. Ни какая боль в теле не могла задушить ее страдание, что было внутри ее разума и сердца.

Не было той боли, которую она могла бы сравнить с болью души. Физически невозможно было страдать, раны всегда заживают…

Найджел впихивает девушку обратно в комнату, ту же самую спальню, откуда та вырывалась с большей надеждой, и которой так быстро не стало.

Парень не жалея силы, толкает бедняжку, и та, не долетая до кровати, падает на пол. Вновь ушиби и тихий плачь.

– Мерзкая тварь, вставай! – зло прокричал парень, находясь около дрожащего тела лежащей на полу девушку, у которой и сил-то не было самостоятельно встать на ноги. Но Хоффман младший был взбешен ее поступком, побегом, тем благородством, которого не должно было быть.