Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 67

– Я… Луи, я не… пожалуйста, хватит, – опускаю глаза в пол, встречая пышный букет роз.

– Ты – его куколка, но ты ему не нужна, Прайс. И ты далеко не первая и не последняя, кто решил помочь бедному одинокому Веркоохену. Но я открою тебе глаза – ему нравится быть таким. Для этого парня легче согнуть кулак и ударить, нежели понять твои чувства. О, да, а чувства у малышки есть, и еще какие сильные! И эту малышку приводит в огорчение, что бесчувственный Веркоохен ничего не замечает? Перестань сочинять сказки, Прайс! Перестань делать из него спасательный круг – он топиться и утопит тебя, когда ты подашь ему руку, – шипит парень, а я понимаю, что мое сердце болезненно сжимается, и возможно из-за правды.

От его слов мои глаза защипали слезы. Мне было ужасно неловко, но я понимала, что Луи говорил мне правду в глаза. Нильс не хочет чувствовать, он не хочет другой жизни, ему не нужна вся палитра, чтобы жить, достаточно только мрака и белой дороги.

– Уходи, – с этим слабым и отчаянным словом вырываются наружу слезы.

– Малышка, ты терзаешь себя. Пойдем со мной. Ты же знаешь, я никогда не сделаю тебе больно. Я – обещал, – Луи протягивает руку, на которую я смотрю без каких либо чувств, как и на него самого. – Ну же, – его ладонь может поместить обе мои руки, и я знаю, что если пойду с ним – он сдержит слово, попытается коснуться моих губ, а когда сделает это – будет руководить расположением, как и раньше.

Моя рука дергается, но все еще в сомнениях. Мне был важен Луи Томлинсон, но Нильс был мне важнее…

– Прайс, кажется, ты обещала приготовить ужин, – голос, что заполнил тишину был ядовитый, яростный, холодный, заставляя морозным ветерком пробраться по моей пояснице и поднять глаза. Луи оборачивается.

Он стоял в спортивных темных штанах и черной футболке, сложив руки на своей мощной груди. Босой и недовольный. Его взгляд пронизывал нас и то, как близко были наши руки, но я отступила, спрятав обе руки за спиной. Желудок затянуло в крепком и ноющем узле, может от волнения, а может и от ужаса своей участи.

– Пусть она сама решает, чем заниматься, Нильс, – с нажимом заговорил Луи.

– Она уже все решала раньше. Не будь дураком, Томлинсон, ты тратишь время. И да, ты прав, она моя куколка, – его взгляд вновь переместился на меня, а я утратила способность дышать. Зачем они так поступают со мной? Я чувствую себя будто на сцене отвратительного театра. – Подними их и выбрось в урну. Сделай это без пререканий, Рози, – настойчивый взгляд Нильса был решительным и предостерегающим.

Я не понимаю, когда ноги согнулись в коленях, но розы оказались в моих руках, я поднимаю их с пола.

Выбросить в урну я была не способна. Оттого решаю протянуть их обратно Луи, замечая, с какой слепой яростью пронизывает меня Веркоохен.

– Я не могу иначе, Луи. Прости, – слезы давно увлажнили мои щеки. Я была ничтожной в его глазах. Он мне нравился, по-настоящему. Он стал первым, кто подкрался так близко, но его оттолкнул Нильс, и заменил его. Чувства к Веркоохену стали острее, что приводило меня в глубокое размышление. А Луи… ему казалось, что это мужская борьба, где он уже проиграл.

Этим днем мне хотелось прикоснуться к губам Нильса.

– Имей в виду, что куклы могут пойти по рукам, Прайс. И в скором времени он откажется от тебя, а ты останешься с разорванным сердцем, малышка. Много ума не надо, чтобы увидеть твои чувства, – и я вновь задыхаюсь, а Луи зло отворачивается, последний раз бросает взгляд на Веркоохена и вылетает из нашего общего блока. От громкого стука дверью, с верху, над дверью, слетела едва заметная бела дымка из маленьких расщелин.

Не успеваю прийти в себя, как Нильс оказывает совсем рядом, гневно сотря мне в глаза.

– Ты… Все эти проблемы только из-за тебя! Ты во всем виновата! Ты решила оставить меня без друзей! – внезапный крик заставляет меня сжаться и заколотиться быстро бьющееся сердце. – Сколько можно мучить меня? Сколько можно ставать у меня на пути? – он с бешенством вырывает букет из моих рук, а я вскрикиваю. Мои ладони были сцеплены в пышный колючий букет, а теперь на ладонях появилась кровь, пока Веркоохен удерживал в своих руках цветы.

Задыхаясь от слез и обиды, мои ладони налились кровью, отчего руки стали подрагивать, а Веркоохен расширил глаза. Он… моментально смягчился в лице, а глаза его округлились. Парень хватает меня за запястье, рывком потащив на кухню.

Встав над умывальником, я надрывно всхлипывала, а Нильс, притулившись ко мне, ополаскивал руки в прохладной воде. Боль была не заметной, меня больше волновали слова Луи и Нильса. Неужели я на самом деле рушу все, к чему прикасаюсь. Разве я так делаю? Я не хотела сломить его дружбу с Луи, и даже с Найлом, но я была виновата, и не могла с этим ничего поделать, рыдая над умывальником.

– Прости. Слышишь? Прости, я не хотел сделать тебе больно, – его шепот был волнительный и тихий над ухом, а я не чувствовала боль. У меня болело внутри. Мне казалось, я могу справится с Нильсом, могу ему помочь, но становится только хуже, а чувства… глубже. – Вот, присядь. Рози, сядь. Я помогу тебе, – он почти садит меня на стул, пока я в замешательстве не хочу замечать его суеты, не понимая, почему все складывается подобным образом. Мне хотелось принести ему радость – пришло разочарование; я хотела сделать ему лучше, когда вышло все едва не моим заключением в блоке; я хотела показать ему мир без печали, и окунулась в него, забыв Нильса в той темноте; Хотела, чтобы он почувствовал, а почувствовала я.

Слезы не уходили, они даже с удвоенной силой стекали по моему лицу, капая на пижаму. Нильс бережно смачивает ранки ватой с антисептиком, с волнением остужая спирт, когда он щиплет порезы.

– Я не хотел, Рози. Правда не хотел. Я не подумал, что пораню твои ладони. Тебе больно? – он заглядывает в мои глаза, с низу, а я растеряно отрицательно качаю головой. Мне не важны раны на руках, он не знал, что они вцепились в шипи, он не виноват.

– Ты правда считаешь меня куклой? Той, бездушной, на веревочках, – всхлипываю, когда его глаза вновь поднимаются в мои, но тут же он опускает их на руки, поочередно став перебинтовывать их.

– О, Роуз, о чем ты только думаешь сейчас? – качает головой Нильс, завязывая крепки бантик на ладони. – Я не играю с чувствами, а тем более с твоими. Для Томлинсона – кукла бездушная вещь, для меня – слово касательно твоей… изящности, миловидности и красоты. Понимаешь о чем я? – он внимательно перематывает вторую ладонь.

– Ты разорвешь мне сердце, Нильс? – едва уловимые слова вылетают с моего разума в голос, а он замирает. Он уже меня разрывает на кусочки, делая мне больно своими словами, действиями, поступками. Мне уже больно, по я все еще здесь, охотно перечу его слову и поддаюсь его требованиям. – За то… Что я сделала. Ты меня ненавидишь, правда?

– Розали, – выдохнул парень, произнося полностью мое имя, будто собирался сказать что-то очень важное. – Я не держу на тебя зла. Ты не такая, как остальные. Иногда это приводит меня в ярость, а иногда в замешательство. То, что ты сразу не выбросила букет в урну привело к ранам. Я очень сожалею об этом, мне совсем не хотелось сделать тебе больно, тем более таким способом. Но… согласись, что послушав меня – ты бы была невредима… – он завязывает второй бантик, закончив перебинтовывать мне ладони. Его руки накрыли мои, а его губы коснулись костяшек, отчего я потрясенно сглотнула. – Мне жаль, что так вышло, – он касается своими губами другой руки, и я не понимаю, что за роль он играет на этот раз.

– Ты мне нужен, Нильс, – выдыхаю я, почувствовал легкое давление его ладоней на мои руки. Глаза парня метнулись на меня, а брови нахмурились. Мое сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. – Мне не на кого положится в этом городе. Ты единственный, кто помогает мне. И прошу только об одном – не разорви… – я выглядела жалостливо, и возможно запутавшаяся в чувствах, но его ладони скоро накрыли мои лицо. Теплые, сильные, грубые….

– Я сделаю тебе чай.