Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 69

– Ты не полетишь в Англию, упрекая меня в своих запутанных чувствах, – все так же тихо, но доходчиво объясняет Веркоохен. Я немного вздрагиваю и шмыгаю носом, не зная, как реагировать на его хладнокровие. Почему каждая попытка показать ему что-то хорошее несет за собой именно мои слезы и разочарование? – Я принял тебя. Я с тобой более, чем хорошо общаюсь. Я с тобой веду себя нейтрально, а ты собираешься отдыхать от моих стараний? Если ты будешь меньше думать – станет легче и мне и тебе. И нечего тут вообще обдумывать – нас не связывают ни какие отношения, а я прикасаюсь к тебе, а ты стараешься угодить мне. Все просто, я требую лишь понимания к сложившийся ситуации, поощряя твои тупые выходки. Я с тобой дружелюбен, Прайс!

Дурацкие слезы вновь оказались на моих щеках. Мне хотелось в Манчестер, к бабушке. Почему он меня не понимает? Почему затыкает уши и слышит только себя самого?

– Нет, Нильс. Не трогай меня, – отталкиваю его руки, которые стремительно двигались к моим плечам. Не хочу, чтобы он пытался меня успокоить после всех его слов. Во мне словно прорвалась дамба тех не пролитых слез за эти дни, которые так отчаянно срывались с глаз с еще большей и сильной обиде на Нильса. Мне казалось, нас связывает больше, чем отношения. Мне казалось, что наша жизнь и судьба переплетается друг с другом, подготовив нас к сложностям и противостоянию чего-то большего, но мы должны были быть на одной стороне.

Вновь я выдумала сказку, благородного рыцаря в лице Нильса Веркоохена… Вновь вся сказка сгорает и превращается в пепел.

– Перестань, Роуз, – почти приказывает Нильс, а я отталкиваю его руки, вставая из-за стола. – Розали, да что с тобой?! – прогремел он, застав меня опомниться и вспомнить то дрожание тела, когда голос Нильса изрядно пугал меня. Он продолжает пугать, и никогда не переставал это делать. Он ен понимает, он не видит, как мне плохо из-за его безразличия!

Часто дышу, но нахожу силы развернуться и заострить внимание на вечно-упертых глазах. Что он добивается своим командованием? Что он вообще чувствует, когда я подчиняюсь ему? Знаю, только одно – когда я противоречу его правилам и границам, он отравляет мою жизнь и становится несносным подлецом!

– Подвелся из-за стола и медлишь, Нильс? Как не похоже на тебя! Давай! Подними уже на меня свою руку, чтобы я наконец-то увидела твою отвратительность, заставь изучить коленями этот паркет, чтобы я не сомневалась в твоей бесчеловечности! Ты же привык к такой власти? К власти, которую нужно внедрять через страх, верно? – во время своих горячих и бьющих слов, я впервые уверено гляжу ему в глаза, не боясь увидеть в них презрения. – Ты умен, Нильс. Но я до сих пор не знаю, почему ты смеешь со мной играть, словно я твоя собственная игрушка. Каждый день ты дергаешь за такие важные детали, что заставляешь меня разваливаться на части, прогибаться под твоим напором. Но как бы ты не старался и из кожи вон не лез, я не оставлю попыток открыть люк, в котором ты застрял и пропустить в твою жизнь хотя бы небольшой луч света. И пусть он тебя ослепит! Пусть ты поймешь, как было ценно видеть, и ни черта не замечать! – жестикулирую я, повысив свой тон.

– Ты права, – так просто говорит Нильс. Но тут же усмехается, отчего становится гадко. – Я плохой парень, я внедряю в тебя страх, заставляю опускаться на колени, заставляю рыдать в подушку по ночам, заставлю тебя крошиться… И почему-то до сих пор к твоим довольно развитым мозгам ни как не дойдет, что я этим ломаю тебя, и ломаю во всем смыслах. Я не нуждаюсь в твоей заботе, не нуждаюсь в ласке и нежности, которую ты проявляешь изо дня в день. Мне только надо, чтобы ты ожидала моего слова и действовала, мне нужно, чтобы ты понимала, кто тобой управляет. Я ненавижу, когда ты раскладываешь любое мое действие или слово по полочкам с галочками, и меня бесит, что все вокруг тебя святые! Оглянись, Розали, сегодня тебя окружает свет, а завтра гниль! Я не буду с тобой мил. Я не умею быть милым.

– Ты не тот, за кого себя выдаешь. Ты спрятался, заменил свое сердце… сталью, холодом, большой глыбой льда, – качаю я головой, подойдя на шаг ближе, от чего я беспокойно выдохнула. Находится с разъяренным Нильсом так близко – опасно. – Но, я точно знаю, что здесь, – я прикладываю руку к его горячему телу, к груди. – Что здесь есть что-то живое и очень светлое. Ты прячешь его от всего мира. И это не трусость, а самозащита. Я вижу в тебе огонь, что полыхает, но ты постоянно тушишь его, будто ты сам решаешь, что недостоин на этот свет. Будь умнее, Нильс. Даже такому сильному как ты нужна рука, что вытащит тебя из ямы.

– Ты ни черта не знаешь, ничего не видишь, ты не понимаешь, Розали. Мне комфортно сидеть в темноте, чем выбраться в свет, чтобы кто-то вновь меня обжигал, я вытерпел многое, и больше не хочу испытывать свою силу. Ты не знаешь той жизни, которой живу я. Ты не знаешь, что скрывается за этим, – он указывает на свой висок, – и этим, – решительно берет мою руку и прикладывает в новом касании к его груди. – Ты не та, кто может подать руку – слишком хрупкая, – и я слышу его усмешку, но уже грустную. Он думает, что я слаба, что я маленькая девочка с мечтами. Только, он не знает, что даже маленькие девочки переживали нечто ужасное в своей жизни и так же выбирались из глубоких пропастей.

– Тогда покажи. Покажи, кто ты и свою настоящую жизнь. Покажи, что насыщает твои дни. Покажи то, за что ты так любишь быть плохим парнем, – нашла я свои слова, в которые я тут же задумалась. И правда. Мне хотелось узнать о нем больше. Мне хотелось знать, чем он дышит.

– Исключено, – хмурит он брови. Отпуская мою руку и отступая на шаг назад.

– Ты вновь тушишь себе свет, Нильс. Избегаешь меня, чего ты боишься? Это будет обычный для тебя день. Взамен я покажу тебе мой мир, хочешь? Все честно, – настойчиво бью его броню. Он молчит, и я узнаю это молчание, этот задумчивый взгляд небесных глаз, что теперь в сомнении. – Посвяти единственный день в своей жизни мне. Покажи мне то, что заставит волновать меня, – я практически была возбужденна этой новой и неординарной идеей. Она меня обрадовала и насытила ожиданием.

– Как бы ты не пожалела бы, Прайс.

– Как бы тебя не поразил луч света, Веркоохен, – улыбка стает шире на моем лице, когда он тихо отступает и присаживается за стол. Его рука тянется к бинтам, и он лениво поглядывает на мою лучезарную улыбку.

– Но, я предупреждаю тебя всего раз – испортишь завтрашний день своими выходками – ни единого шага к тебе на встречу я больше никогда не сделаю, – ехидничает парень. – А теперь нужно снять бинт со второй руки.

Я оживленно опускаюсь на стул, не задумываясь, протягивая ему свою ладонь. Как бы он не хотел стать серьезным, его уголок губ подрагивал еще очень долго, не смотря на обычные грубые комментарии парня. Возможно, ему было приятно, что я вижу в нем свет, хорошего человека, и хочу помочь, как друг. Только, он не замечал, как было сбивчиво мое дыхание, когда он касался моей ладони, как я волнительно смотрела в его глаза и щеки приобретали румянец.

Это так угнетает, когда у человека есть глаза, а он не видит…

========== Часть 31 (32, 33) ==========

Утро настало шумно. Нильс забил кулаком мою дверь, пока я не встала и не открыла ему дверь, впуская внутрь моей комнаты. Я, едва не зевая, чувствую, как от недосыпа слезятся, и щиплет мои глаза, как хочется вернуться в постель и продолжить спать. Парень хитро улыбается, когда понимает, что мне не понравилось это пробуждение, но и оспорить я его не могла.

Сегодня был его день. Интересно, когда Нильс Веркоохен поднимался в… шесть утра? Он либо не ложился, либо высыпался до обеда. В чем подвох?

– Детка, в чем дело, ты не выспалась? Может, хочешь поспать? – насмехается парень, но я качаю головой, полностью готова к сегодняшнему дню, пусть он и начался для меня слишком рано. – О’kей, тогда одень что-то более удобно, чем каблуки и пальто. Вот, эта курточка самое то, – он снимает с вешалки у двери мою куртку.