Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 68

***

Утро следующего дня было никаким. Бесцветным. На улице шел сильный дождь, громыхала молния, что и разбудило меня ото сна. Пошевелившись, я чувствую, как неприятно щиплет в ладонях, отчего смотрю на них, едва заметно потерев друг об друга. Сейчас мне ужасно захотелось домой.

Запереться в своей комнате, оградиться от мира, поглаживая пушистого пса, который и день и ночь будет рад моей руке на его шерстке. Мне хотелось послушать бабушку, которая подбодрит веселыми историями, наведаться в питомник животных, зайти в старбакс к ребятам, подпевая вокалисту. Мне хотелось… обыденного дня, просто один чертов день без ничего постороннего. Но, сейчас это было невозможно.

На часах было раннее утро, и я понимаю, что Нильс в своей комнате будет спать примерно к девяти часам – обычно он высыпает в это время. За его тщательный уход время и помощь, мне хотелось его отблагодарить плотным вкусным завтраком. Я ему была благодарна и хотелось это выразить именно так, а не очередными словами.

Занявшись первое время душем, я обдумала свой план действий, а через полчаса стояла у плиты, замыслив приготовить мясо, спагетти и домашнее печенье, чему обучила меня бабушка Мерфин. К девяти, как я предполагала, услышала тяжелые шаги, а после и хлынувшую воду в душе. К тому времени, пока он вышел из ванной комнаты, я убрала кухню и накрыла столовый стол, в ожидании появления Нильса Веркоохена.

– Ты приготовила завтрак, – констатировал парень, от чего я дернулась, не ожидав его услышать в полной тишине. Повернувшись на его голос, я приоткрываю рот и однозначно приобретаю румянец. Он стоял в одном полотенце, что было обмотано вокруг его бедер. Мои губы моментально пересохли, но смочит их языком в этот момент мне показалось слишком вульгарным и не подобающим. – О, – он усмехнулся уголком губ, завидев, как я быстро отворачиваюсь. – Право, не волнуйся так, я сейчас оденусь.

И надо ему только минута, чтобы оказаться за столом в спортивных штанах. Мне отчаянно хотелось попросить надеть его футболку, и это уже было не из-за смущения, а из-за того, что мне хочется смотреть на это тело. Его волосы были влажными, с них капала вода, и капли по одиночке скатывались по его оголенному торсу.

– Когда ты успела все это приготовить? – он, хватает вилку и с небывалой скоростью потребляет пищу, еда не проглатывая ее, от чего я удивленно наблюдаю за парнем, не спеша разделывая мясо ножом. Нильс, забыв обо всех правилах, словно не ел с неделю, хватает ножку курицы руками, похоже, даже наслаждаясь ее вкусом. – Отлично. Очень вкусно. Поставь чайник, пожалуйста.

Пока Нильс с сумасшедшей скоростью сметает еду с тарелки, я ставлю чайник, сразу сделав два кофе.

– Ты очень голодный, – решаю с ним заговорить, когда он тянется к ваза с печеньем, не дожидаясь своего горячего кофе.

– Детка, я – парень, и особой радости в готовке не получаю. Голод заедаю пиццей и бюргерами с колой, так что твоя домашняя готовка равняется ресторанной стряпне, – довольно воркочет парень.

«Детка» – отдается отголосок в моей голове. Я мало заметно улыбаюсь, выключая свистящий чайник наливая воды в чашки, досыпая сахар и добавляя небольшую порцию сливок.

– Нильс… Я хотела с тобой поговорить и попросить о чем-то важном для меня, – пытаюсь начать разговор, отложив тарелку еды, что была почти не тронута, отпив маленький глоток вкусного кофе. Веркоохен весь во внимании, переводит на меня взгляд.

– Сперва я, – он улыбается мне довольной улыбкой. – Как твои ладони?

– Лучше, – пожимаю я пелчами, почувствовав дискомфорт и опустив руки на колени.

– Я могу посмотреть? – он настойчиво протягивает свою руку и я не могу отказать, поднимая одну руку положив ее тыльной стороной к верху. – Нужно сменить. Станет намного лучше, – он развязывает бинт.

– Нильс, я хотела поговорить… – возвращаюсь я к своей теме, а он меня перебивает.

– Мне кажется, что через неделю здесь не будет и следа. Крови нет, поэтому предлагаю лейкопластырь, – Нильс поднимается с места, точно двинувшись за аптечкой на верхней полке.

– Нильс… Со мной и моим руками все в порядке. Только царапины, – проговариваю я, когда он садиться на свое место и достает вату, антисептики и какую-то мазь.

– Да, это не может не радовать, – он мило улыбается, а я не знаю, как обратить внимание на то, что я хочу поговорить с ним и сказать о том, из-за чего он может стать суровым и грубым сегодняшним днем. Только я открываю рот, как Веркоохен начинает говорить со мной, – Хорошо. Даже очень хорошо. Я помажу тебе руки этой штукой – она быстро затянет порезы.

– Нильс, пожалуйста, выслушай меня, – сдаюсь я его напору и прошу о том, чтобы он просто услышал меня. – Я очень устала и мне бы хотелось на ближайшие четыре дня отлучиться… В Англию. Совсем не на долго.

То, что я боялась – происходит уже со слов «отлучится в Англию», когда он холоднеет, а его рука замирает, переставая пачкать мою руку в лекарстве. Он сцепляет зубы, поджимает губы и нахмуривается, пока вторая рука на столе сжимается в кулак.

– Это не так долго, как кажется. У доктора Родригеса я возьму справку, чтобы закрыть прогулы, возьму задания на дом с мистера Бейли, сделаю все дома, а затем…

– Ты никуда не полетишь, Прайс, – цедит он сквозь зубы. Я невольно сглатываю, непонимающе сжимаясь под его грозным взглядом.

– Но… почему?

– Розали, я не отпущу тебя домой, – на отрез рявкает парень, отчего по моей коже пробегают мурашки. Он пугал, а его ладонь в кулаке настораживала. Наступает молчание и он продолжает втирать мазь в мою ладонь, медленно закрепляя лейкопластырем. – Четыре дня тебе никак не помогут. Даже не пробуй сейчас меня переубедить. Ты только рассеешь спор…

– Я хочу домой, Нильс! Разве тебе никогда не хотелось вернуться в свой родной дом, где твой отец и мать, посидеть с ними за ужином? Поговорить, прогуляться по городу? Как ты можешь быть таким черствым? – я набираю напор, не сдаваясь так быстро, как ожидал того Нильс.

Эти четыре дня пойдут на пользу нам двоим. Он – решит вопрос со своими делами, друзьями, с учебой, а я наберусь новых сил дома, обдумаю свои чувства и желания, разгребу все это по полочкам и стану следовать определенному по шаговому плану. Это будут сложные, но вполне не обязывающие ничего четыре дня.

– Нет, – грубо повторяет Нильс, а я чувствую, как от новой обиды на его отказ в глаза набегают слезы. Сдерживая их, я отвожу взгляд в сторону, пару раз моргнув. – Мне плевать на моих родителей – не удачное сравнение. А ты остаешься тут, и только попробуй упаковать чемоданы без моего ведома – я выкину их на свалку. Ты меня хорошо услышала?

Нильс как чертова сталь, которая не поддается быстрой обработки, оказываясь еще прочнее. Почему я думаю, что он так прост, как любой англичанин? Его воспитала Америка… Как он может говорить такое о своих родителях? Эти люди подарили ему жизнь.

Мне кажется, что Америка давит на меня с каждым днем все сильней, или же я стала впечатлительной? Мне нужен тайм-аут.

Набираю воздуха в свои легкие.

– Я предположила, что ты отпустишь меня, потому что понимаешь и уважаешь мои чувства. Ты играешь со мной, то относишься с полной серьезностью к каждой мелочи, часто отвергаешь, затем притягиваешь ближе… От этого можно сойти с ума, и мне, не как девушке, а как Розали Прайс нужно время, чтобы принять все это. Ты сказал, что я не кукла, но ты дергаешь за ниточки создавая свою игру, в которой у меня не самая лучшая роль. Я прошу дать мне немного время, чтобы понять себя саму и мои чувства – это важно для меня, Нильс. Услышь меня, – то, что он услышал, может повлечь за собой не очень хорошую позицию и отдалить его от меня, но я желаю его искренности больше, чем оказаться в Манчестере. На данный момент. – Я знаю и вижу, что тебе нравится играть, Нильс. Но я не могу перебороть себя и подчиняться тому, кого не знаю до этих пор, который скрывает от меня правду, который нечестен со мной, который может в любую секунду сорваться. и задушить меня собственными руками. Я не сбегаю, говорю тебе прямо все то, что чувствую и что мне больше всего желанно. Это не сложно – понять меня.