Сексуальный студент по обмену (ЛП) - Грехем Анджела. Страница 32

А потом мы с Кингстоном на лимузине отправляемся в Лондон. Он ведёт себя тише, чем обычно, потерявшись в мыслях, но крепко сжимает мою руку всю нашу долгую поездку. Он спросил, не хочу ли я остановиться и перекусить, и сначала я отказалась, не желая откладывать наш приезд, но после почти четырёх часов пути, мне, наконец, приходится настоять, чтобы мы остановились ради туалета. И я чувствую себя намного лучше, когда возвращаюсь обратно к машине, и обнаруживаю, что он раздобыл для нас снеков.

Поездка, может, долгая и тихая, но в ней отсутствует дискомфорт. И в ту минуту, когда мы прибываем, его облегчение — и напряжённое ожидание — ощутимы.

Кингстон почти не ждёт, когда машина остановится на подъездной дорожке, прежде чем открыть дверь и выскочить, хотя всё ещё предлагает мне свою руку. Я быстро выбираюсь из машины и, стараясь не отставать от его быстрых шагов, спешу за ним.

— Отец, мы дома! — кричит он, вертя головой из стороны в сторону, и тянет меня за собой, когда осматривает две передние комнаты. — Отец?

— Позади вас, сынок. На террасе.

Мы не иначе, как бежим туда, и находим... Джерарда со своей пожилой матерью, которые наслаждаются вечером и чаем.

— Эхо, — Джерард встаёт и сжимает мои плечи, целуя в обе щёки. — Какой чудесный сюрприз. Мама, это...

— Я точно знаю, кто это, и до чего же она прекрасное создание. Иди сюда, милая, — она похлопывает по подушке рядом с ней. — Я очень рада, что у меня выпала возможность встретиться с Эхо моего Кингстона. Я много слышала о тебе, молодая леди.

— Бабушка, — начинает Кингстон, его голос ломается от смущённого беспокойства, — не лучше ли тебе будет прилечь? Разве ты не...

— Чушь, — перебивает она его. — Я весь день отдыхаю.

— Бабушка, что сказал доктор Морган? Что-то указывало на это? Он знает, что ты здесь?

Она поднимает руку, качая головой.

— Хватит с меня разговоров о врачах и обо всём, что их касается. Почему бы вам, мальчикам, не пойти в другое место и обсудить что-нибудь, а? — когда она не получает ответа, то отмахивается от мужчин. — Оставьте нас, оба.

— Но, бабушка...

Мне приходится задушить своё хихиканье, глядя на ужас на лице Кингстона, ошеломлённого тем, что его отправляют прочь.

— Мой дорогой мальчик, ты же не собираешься спорить со старой, умирающей женщиной, не так ли?

Теперь я знаю, где он научился вопросительно изгибать свои брови.

— Конечно, нет, — на его лице лёгкая усмешка, а настроение улучшается, несмотря на то, что он всё ещё выбит из колеи. — Могу я обнять тебя сначала, прежде чем исчезну?

— Если нужно, — поддразнивает она и улыбается, раскрывая руки.

Когда Кингстон наклоняется, чтобы обнять её, она закрывает глаза… и слегка втягивает его запах, словно хочет запечатлеть его в памяти.

— Спасибо, что приехал домой. Я бы сказала, что тебе не нужно было этого делать, но, поскольку ты привёз нашу девочку, я не стану это говорить. Теперь ступай.

— Пошли, сынок, — Джерард, похоже, доволен разговором, он выдаёт весёлость глазами, когда смотрит на свою мать. — Пусть птички пощебечут.

«Пока», — одними губами произношу я Кингстону, слегка махая ему рукой.

Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что женщина рядом со мной кажется какой угодно, но не увядающей. Она полна сил, а также приятна и красива, как и внук, который её обожает.

Кажется, мы болтаем больше часа. Она рассказывает мне бесконечные истории о Кингстоне — после того, как устраивает мне трехуровневый «экзамен» — который, судя по её улыбкам и кивкам, я прохожу.

Когда над нами в воздухе нависает серьёзность, она берёт обе мои ладони в свои и, крепко удерживая их и не отпуская, продолжает:

— Когда мой мальчик приехал ко мне прошлой осенью, после того, как его пребывание с тобой было прервано, он был... таким, каким я никогда его не видела. Полагаю, что лучшее слово, чтобы описать его состояние, — «убит горем». Понимаешь, Эхо, в этой семье влюбляются только один раз, быстро и всецело. Кингстон тебя любит. Я сразу поняла это, хотя он сам ещё тогда этого не осознавал, и он будет любить тебя всю оставшуюся жизнь.

Мне хочется сказать ей, что я чувствую то же самое к нему, но не решаюсь, чувствуя неуверенность, как это сделать.

— Любовь — такая прекрасная вещь, знаешь. Она не всегда даётся легко — мы все не без изъяна, — но жизнь с кем-то, кого мы ценим и любим, намного полнее, чем без него.

Несмотря на свою молодость и наивность, я согласна, но у меня нет возможности ответить.

— Скоро меня не станет, — говорит она, глядя на пышный сад. — Я не смогу помочь ему обрести какую-либо надежду или свет, если ты не чувствуешь к нему того же. Итак, юная леди, скажи мне сейчас — пока у меня всё ещё есть время, — нужно ли мне поговорить с моим милым мальчиком. Пожалуйста.

Она ищет ответ в моих глазах, её безусловная любовь и беспокойство проникают мне в самую душу.

— Миссис, эм... простите меня, леди Хоторн, я...

— Ты можешь называть меня Поппи, милая.

— О, спасибо, — я ёрзаю на месте. — Поппи. Как мак. Какое красивое имя. Цветок... он означает «мир», верно?

— Отчасти, да. Также говорят, что он символизирует вечный сон.

Она внимательно следит за моей реакцией на сравнение.

— Но... вы прекрасна, энергична, — трещу я, без забот пересекая границы. — На самом деле, вы кажетесь здоровой... в отличной форме, правда, — я улыбаюсь ей, сравнивая каждую её черту с чертами Кингстоном, и ощущаю восхищение, находя у них множество сходств.

— Ты очень добра, но женщина моего возраста знает, когда пришло время разобраться со своими вопросами. Всё, что у меня есть, достанется Кингстону: моя усадьба в Шотландии — его самое любимое место в мире. Он надеется разделить его с тобой, Эхо. Так что, пожалуйста, ответь на мой предыдущий вопрос, чтобы я могла обрести мир, о котором ты говорила.

— Здесь всё хорошо?

Появившись с чайником в руках, Кингстон наполняет чаем чашку своей бабушки.

— Любовь моя, я могу предложить тебе чаю?

— Нет, я в порядке, но спасибо, — ловлю его взгляд и прилагаю все усилия, чтобы передать без слов, что он должен перестать так беспокоиться, поскольку его бабушка кажется милой, и что если я ошибаюсь, то найду его.

— Хорошо, я ухожу, — смеясь, он пятится из комнаты, и я хихикаю, когда поворачиваюсь, чтобы увидеть, как его бабушка смотрит на него с очень очевидным сообщением на лице. — Наверное, нужно послать к чёрту теорию про излюбленного внука.

— Я отослала его, чтобы немножко позлить, — говорит Поппи, когда Кингстон уходит. — И теперь ты ответила на все мои вопросы, милая.

— Я... я ответила? — к сожалею, возможно её ясность мыслей приходит и уходит, потому что я точно знаю, что вообще ничего не говорила.

— Часто бывает так, что не слова говорят громче всего, милая девочка. Ты смотришь на моего Кингстона так же, как я смотрела на своего Оливера... так же, как Миранда смотрела на Джерарда. И теперь я обрела мир. Я так рада, что ты приехала, рада, что смогла убедиться сама. Благополучия тебе, дорогая Эхо. Будь любима. И люби в ответ, всецело и бесстрашно, хорошо?

— Хорошо, — соглашаюсь я с тоской. — Я определённо могу это сделать.

Я вежливо извиняюсь, надеясь, что с ней всё будет хорошо.

~~~~~

После обеда мне снова показывают комнату Кингстона, только на этот раз это делает сам Кингстон.

— Твои сумки принесли, но уверен, что в комоде ты найдёшь несколько новых вещей, которые могут тебе понравиться. Спи сладко, любовь моя.

Он смело и нежно целует меня у двери, а затем поворачивается, чтобы войти в комнату напротив.

— Мне нравится твоя бабушка, — добавляю я быстро. — Она замечательная.

Он оглядывается через плечо, ослепляя меня красивой улыбкой.

— А ты ей больше, чем просто нравишься. Знал, что так будет, если бы ей когда-нибудь довелось встретиться с тобой. И очень рад, что ей это удалось.