Восход Левиафана (СИ) - Фролов Алексей. Страница 79

- До сего дня, - поправил его Локи. - Думаю, это не ты выбрал его, Карн. Это он выбрал тебя.

Теперь Карн понимал, что имел ввиду Эрра, сказав «ты не готов». Как всегда, бог войны был абсолютно прав. Оружие Ахилла при всей своей мощи не шло ни в какое сравнение с последним клинком Мурамасы. Парень еще не в полной мере осознавал произошедшее, но не сомневался в том, что с этим мечом он будет сражаться гораздо эффективнее.

- Я готов, - он посмотрел на Эрру и узрел в глазах древнего бога свое отражение. Эрра видел, что Карн изменился. Да он и сам это чувствовал. К лучшему или к худшему, но теперь он другой. Он стал сильнее.

- Отлично, - кивнул бог войны. - Скоро выступаем.

***

Грязно-коричневые холмы, до горизонта заполненные пожухлой травой и редкими скелетами облетевших деревьев, сменились сплошной стеной дремучего сосняка. Потом на смену засыпающему лесу пришли приземистые обшарпанные домики захолустного поселения, которые вскоре сменились уже знакомыми холмами. Осень брала свое, немилосердно вырывая из окружающего ландшафта воспоминания о цветущем лете.

Карн смотрел в окно мерно покачивающейся электрички и думал о том, почему все так странно в этом мире. Люди сознательно отказались от родства с природой в пользу загазованных железобетонных лабиринтов. Они сменили деревянные дома, построенные с душой, теплые, «дышащие», ЖИВЫЕ дома на пустые каменные коробки, похожие одна на другую, как шахматные клетки. И каждый теперь старался забиться поглубже, отгородившись от окружающего мира экранами мониторов, разговорами о зарплате и своей кухонной независимостью.

Все были недовольны тем, как живут. В интернет-чатах и во время застолий под аккомпанемент пьяного икания не прекращались споры о религии, истории и вездесущей политике. Кто-то кричал, что Сталин - герой. Другой с пеной у рта доказывал ему, что Джугашвили - маньяк и убийца. Кто-то был абсолютно уверен в том, что битва на Куликовом поле поставила точку на татаро-монгольском нашествии, но ему упорно возражал очередной «боксер по переписке», мол, никакого нашествия не было, школьные учебники бессовестно врут. А в соседней комнате уже едва ли не махали кулаками, ведь кому-то казалось, что Путин - чуть ли не герой, а другой все бы отдал, чтобы дать власть Жириновскому. И все всё знали лучше любого профессионального политика и партийного функционера. Все были революционерами по призванию и не забывали напомнить о своем высшем образовании (а то и двух).

Между тем дни слагались в месяцы, а месяцы в годы - и ничего не менялось. Люди только говорили и говорили, пытаясь разговорами забить зияющие пустоты в своих душах. Но разговоры у них всегда были столь же пусты.

А там, за пределами городов, запутавшихся в непролазной сети радиоволн и глупых стереотипов, стояли леса. Вековые исполины скребли небо своими раскидистыми ветвями, а у корней этих непоколебимых громад кипела жизнь. Тут было все - кров и еда, свобода и честность. Неглупый человек, имеющий пусть даже базовые навыки выживания и желание учиться, без труда сумеет прожить в одиночку в самом суровом климате. Спросите Беара Грилза, он в этом деле - мастер. А лучше Шамана, того, который хохочет.

Карн понял это абсолютно отчетливо, когда почти два года не покидал пределов города, а потом неожиданно для самого себя присоединился к компании старых друзей и пошел с ними в поход. Нормальный такой поход, через лес, вдоль речек и озер, по непролазным чащобам с тридцатикилограммовым рюкзаком за плечами и ножом на поясе. Они тогда прошли всего 33 километра, но для современного городского жителя это нехилое испытание. А для большинства - попросту невыполнимое. Как ни прискорбно.

Шли почти шесть часов, пока не достигли пункта назначения - озера идеально круглой формы, что было спрятано в глубине старого леса. Это было карстовое озеро, глубокое, без нормального спуска. Правда, народные умельцы смастерили из березовых веток несколько вполне приличных лесенок, по которым можно было довольно удобно спускаться в воду. Вроде тут даже рыба водилась, но ее никто ловил. Быть может, потому, что здесь вообще было мало людей.

И лежа на туристическом коврике подле костра, глядя в увядающую синеву вечернего неба, слушая тихий разговор своих добрый товарищей, Карн понял все. Понял, насколько ненавидит города. Насколько ему противна сама мысль о возвращении к этой повседневной суете, глупой работе, глупым устремлениям и никому не нужным амбициям.

Они готовили еду прямо на костре, заваривали в котелке иван-чай и никто слова не сказал ни о политике, ни о религии. Но им действительно было, о чем поговорить! Было о чем искренне посмеяться. Было, чему порадоваться. Они были счастливы, пусть даже не каждый понимал это. Пусть даже сам Карн понял это далеко не сразу.

А когда они шли через бурелом, сквозь заросли крапивы в человеческий рост, под палящим оком светила, без труда прогревшего воздух до тридцати градусов, им еще хватало сил на шутки. И никто не стенал, даже девчонки. Девчонки наоборот, были веселы и улыбчивы. Когда разбили лагерь, они тут же принялись за готовку, а парни в течение получаса натаскали столько дров, что в итоге даже осталось. Каждый занимался делом. Карн, например, выточил несколько осиновых кольев на случай наступления нежити, и он был безусловно убежден в том, что именно эти колья помогли им спокойно пережить ночь.

А ведь он пошел в поход простуженным, у него над верхней губой даже повылезали эти мерзкие пузырики. В ночь перед походом удалось поспать всего три часа и померив с утра температуру, он увидел на градуснике роковые цифры 37,7. Уже думал слиться, а потом плюнул и пошел.

В первые часы на солнцепеке он чувствовал себя крайне плачевно, дыхание было учащенным, суставы ломило. Он действительно болел. Но когда они вышли к лесному озеру, он неожиданно почувствовал себя лучше, и следующим вечером вернулся в город абсолютно здоровым.

По этому поводу можно рассуждать очень долго, но для Карна все было очевидно. Как и для любого другого участника того памятного похода. А сколько всего интересного они повстречали на своем пути! Наткнулись на заброшенный пионерский лагерь (ни дать ни взять - Чернобыль), посетили слет бардов, и ни на метр не сбились с маршрута, хотя пользовались лишь распечатанной картой, на которой даже автодорогу с трудом можно было разглядеть.

Он очень долго вспоминал тот поход, в буквальном смысле зарядивший его жизненными силами. И не страшно, что до мероприятия он не знал некоторых членов их команды. Прощались они с искренними улыбками, обнимались тепло и по-дружески. Потому что там, вне пресловутой «зоны комфорта», где душ заменяет река, а теплую постель - туристическая пенка и спальник, там нет всех этих глупых условностей. Там каждый становится тем, кто он есть. И все очень быстро узнают друг друга. И очень быстро сближаются.

Карн не сомневался: именно этого не хватает современному, смешно сказать - «цивилизованному» миру. Настоящей дружбы, искренней близости. Свободы быть собой, быть настоящим рядом с такими же, как ты, НАСТОЯЩИМИ.

- Не грусти, паря, - Локи, как всегда, без лишних вступлений ворвался в его размышления. - Хотя, полагаю, твоя глуповатая улыбка должна намекнуть мне, что ты вспоминаешь что-то хорошее. Да только глаза все равно грустные. Как у брошенного котенка.

- Что прицепился? - беззлобно рыкнул на него Карн, не отрываясь от окна. - Такие воспоминания мне сбил!

- Скучно ему, - сказал Эрра, сидевший напротив Карна, как и он сам - с головой погруженный в созерцание проносящихся мимо пейзажей. - Вот и балаболит.

- А вообще, я вот понять не могу, - Карн пришел в себя, нехотя возвращая красивые и милые сердцу образы прошлого в кладовую памяти. - На кой черт тащиться на электричке? Потом ведь еще пешком топать, потом, Тот говорил, лодку будем нанимать... К чему такие сложности, мы же спешим? Нельзя было как-то попроще...

- Нельзя, - обрезал Тот. Он сидел ярдом с Эррой, уставившись в раскрытую книгу. На обложке было написано «Введение в педагогическую деятельность». Но то была лишь обложка, на самом деле в потрепанную корку советского учебника бог мудрости вложил один из своих бесценных фолиантов. Чтобы внимание не привлекать. Фокус старый как мир, но безупречно эффективный.