Восход Левиафана (СИ) - Фролов Алексей. Страница 96
Внезапно Карн понял, что они вышли из Лимба далеко от того места, где вошли в него, очень далеко. До того, как попасть на «изнанку» они шли по лесам и равнинам средней полосы, осень только-только вступала в свои права. Но здесь температура была градусов на семь-десять ниже и, судя по ощущениям, гораздо выше давление. Деревья в березняке, который ждал их в низине под холмом, явно отличались от тех, что он привык видеть дома. Безусловно, это березы, но... другие.
Карн не мог сказать, откуда, но он почти знал, что они оказались за многие сотни, а может и тысячи километров к востоку и на пару сотен километров севернее. Он посмотрел на небо - фаза луны та же, зато сменились созвездия.
Вслед за бородачом они спустились в низину, потом вновь взошли на холм, тоже поросший молодыми березками, углубились в рощу, прошли ее насквозь и оказались у берега узкой, но мощной реки. Поток бурлил и яростно нес свои воды к черному горизонту, где грань между небом и землей уже стерлась.
Они перешли реку по бревенчатому деревянному мосту, под ними не скрипнуло ни одного бревна. Мост казался неимоверно древним, но не производил впечатление дряхлости. Люди следовали за ними на почтительном удалении в несколько метров.
На правом берегу реки стояло несколько десятков деревянных домов. Обыкновенные деревенские избы, таких Карн навидался в детстве, каждое лето отправляясь в изгнание к бабушке с дедушкой. В большинстве своем избы были одноэтажные, но довольно большие, с высокими двухскатными крышами. Над каждой торчала большая каменная труба, из которой лениво выплывали клубы молочно-белого дыма.
И не было ни частокола, ни рва, ни других оборонительных сооружений. Они вошли на одну из улиц, освещенных дрожащим светом жаровен, установленных вдоль дороги через равные промежутки. Карн отметил, что улицы в поселении очень широкие, по две или даже три полосы в каждую сторону. Но не было на земле следов шин. Зато он увидел характерные выбоины, которые могли оставить только конские копыта в железных подковах.
При ближайшем рассмотрении дома оказались настоящими произведениями искусства. Резные наличники, ставни, украшенные изумительной резьбой. Бревенчатые двери тоже имели декоративные украшения в виде деревянных дощечек разных форм. Орнаменты были очень разнообразные, но все же отдельные элементы повторялись, и чаще других Карн замечал свастичные узоры.
Они прошли через широкий двор, который, скорее всего, служил поселению центральной площадью. Посреди двора под деревянным навесом, что покоился на двух массивных столбах, располагался обложенный камнем колодец. Вокруг - несколько широких деревянных лавок. Карну вся эта композиция почему-то напомнила центральный зал митреума, где посредине был фонтан, а вокруг - деревянные скамейки.
Возле колодца их поприветствовали два молодца. Они поклонились гостям и вскинули руки в жесте «от сердца к небу». Интересный обычай, подумал Карн. Он как-то читал о том, что древние славяне использовали этот жест, по всей вероятности - во время священнодействий. К сожалению, фашисты опоганили символическое действие, хотя в их случае речь скорее шла о так называемом римском салюте. Но разве массу когда-нибудь интересовали нюансы? По той же причине, по причине узколобости и откровенной глупости, на долгие десятилетия во всех «цивилизованных странах» свастика стала символом зла и жестокости. Ну, цивилизация цивилизацией, а с буддистских храмов никто свастики не спешил срывать. Им как-то вся это кутерьма всегда была до звезды. Что сказать, молодцы ребята, не дали исконную культуру в обиду! Не то, что мы...
Когда Карн прошел мимо двух молодчиков, он боковым зрением заметил, как один толкнул второго и что-то восхищенно прошептал ему на ухо. И вновь знакомые буквы никак не хотели складываться в осмысленные слова. Карн их вроде бы даже понимал, но что-то клинило в голове и он не мог осмыслить ни единого понятия. Хотя кое-что он все-таки разобрал, парень сказал «адхва-га». Вот так вот! О нем здесь действительно знают! Только с чего бы? Карн и сам лишь недавно узнал о себе.
Мужчина остановился у ступеней перед высоким двухэтажным домом. Это строение ничем не отличалось от других, ни величиной, ни внешним декором. И везде - те же свастичные узоры, вырезанные рукой выдающегося мастера.
- Для меня честь принимать вас в своем доме, - вновь поклонился бородач. - Прошу, внутри вас ждет сытный ужин и ночлег.
- Еще раз благодарим за гостеприимство, теперь уже - лично тебя, - Тот вежливо поклонился.
Мужчина толкнул высокую дверь, она бесшумно отворилась, впуская их внутрь. Он пропустил вперед гостей, затем вошел сам.
Изнутри дом казался гораздо больше, чем выглядел снаружи, в нем пахло пряностями. Они стояли на пороге просторной комнаты, которая, судя по всему, служила одновременно и гостиной, и кухней. Справа стояла огромная печь (настоящая, подумал Карн, русская печь!), чуть дальше - лестница на второй этаж. Слева две запертые двери. Посреди комнаты - большой стол в окружении приземистых лавок. В противоположной стене - два широких окна с большими подоконниками. Меж окнами стояли небольшие столы и шкафчики. Еще справа от входа Карн заметил несколько высоких шкафов, доверху забитых книгами. Чуть в стороне на полу лежало несколько камней знакомых оттенков. Зеленоватый куб с оранжевыми прожилками - оникс, шар диаметров двадцать-двадцать пять сантиметров, похож на горный хрусталь, зеленовато-голубая пирамидка сантиметров тридцать в высоту - аквамарин. Были там и другие камни, все - идеально ровных геометрических форм. Интересно, подумал Карн, зачем они? Может, это детские игрушки? Да ну, вряд ли.
Освещалось помещение при помощи четырех кованых ночников, подвешенных на цепях к потолку. В каждом из ночников горело что-то вроде лучины. Карн сам никогда ничего подобного не видел, но, увидев, сразу понял, что это. Четыре лучины плюс свет от печи - казалось бы, совсем немного для комнаты приблизительно семь на двенадцать метров. Однако же света хватало, даже с избытком. Причем ночники были расположены грамотно, так, чтобы в помещении не оставалось ни одного неосвещенного места, каждый угол был озарен мягким, теплым светом.
У печи хлопотала женщина средних лет, одетая в длинное льняное платье песочного цвета и серую поневу. Увидев гостей, она слегка смутилась, потом поклонилась им и лучезарно улыбнулась, скинув себе сразу десяток, а то и другой. Раскрасневшиеся от жара щеки делали ее лицо еще более милым и даже забавным.
Они повесили верхнюю одежду на деревянные крюки у входа. Затем их пригласили к столу, предварительно предложив вымыть руки над широкой деревянной бочкой. Бородач полил каждому из них на руки из глиняного кувшина. Вода была ледяная, даже обжигала. Карн решил заодно умыться. От морозной прохлады ему стало лучше, усталость на время отступила. Рокеронтис даже пофыркал, прихлебнув воды.
Стол был устлан льняными рушниками с неброской вышивкой. Перед каждым из них женщина поставила по две деревянные тарелки. В первой, глубокой, был нажористый суп, от которого поднимался сводящий с ума мясной аромат. В другой - куски отваренной курицы, а в качестве гарнира - тушеные грибы. Ко всей этой прелести прилагалась деревянная кружка, в которой Карн, ничуть не удивившись, обнаружил смородиновый компот с привкусом меда.
Рокеронтис ухватился за деревянную ложку и уже намеревался погрузить ее в дышащий жаром суп, но Тот сноровисто хватанул его по руке, да так, что по избе прокатился звучный треск. Бородач, вставший во главе стола, блеснул глазами, женщина, расположившаяся слева от него, с улыбкой опустила глаза.
- Не думал, что настанет день, когда я буду приветствовать богов за своим столом, - начал мужчина. - Я знаю каждого из вас, но меня знает лишь многомудрный Тот. Имя мне - Белозар. Я волхв из рода Серого Барса. Я ждал вас четыреста лет. И вот вы здесь.
На мгновение над столом повисло молчание. Четыреста лет, подумал Карн, а не лечишь ли ты нас, дядя? Тебе на вид лет сорок, ну пятьдесят, максимум! Но потом он взглянул на Тота, на других богов. Никто из них и бровью не повел.