Хроноагент - Добряков Владимир Александрович. Страница 106

— Вполне понятно, — говорю я, — непонятно только, за кого ты нас принимаешь? Если ты думаешь, что мы гении, то ты ошибаешься. Решить такую задачу за такой короткий срок…

— Запомни, Андрэ, — глаза Магистра темнеют, а в голосе скрежещет гранит, — я не ошибаюсь. Вы не гении, вы — хроноагенты, а еще вы — летчики! Только хроноагенты и только летчики смогут решить эту задачу. Спасите самолет и эту фазу от катастрофы. За дело!

После такой отповеди спорить дальше и возражать что-либо — бессмысленно. Нам остается только молча согласиться и взяться за работу. Андрей, пошептавшись с Катрин, говорит:

— Мы попробуем создать математическую модель поведения самолета в этом полете и сравним с предыдущими полетами. Думаю, это подскажет решение.

— Правильно. А я попробую проанализировать все действия пилота и найти ошибку. Кроме того, мне кажется, здесь что-то скрыто в аэродинамике машины. Поехали.

С этими словами я ухожу в нуль-Т.

Дома я сразу сажусь к компьютеру. Лена подходит сзади и, положив мне на плечи руки, спрашивает:

— Чем я могу помочь?

— Вари кофе, побольше и покрепче, “твори” еду и слушай. Я буду рассуждать вслух. Слушай, старайся вникать и тормози, если меня понесет не туда.

— Хорошо, я постараюсь, — отвечает Лена и идет заваривать первый кофейник.

Для начала я тщательно просматриваю все записи предыдущих полетов. Нет, ничего там мне не подсказывает причину потери управления и страшной раскачки.

При замедленном просмотре видно было, что все приборы управления работают. Они-то работали, только самолет на них не реагировал. Вернее, реагировал, но с таким опозданием и так резко, что невольно возникало сравнение с необъезженным мустангом. Вот все управление тянет машину вверх, а она стремительно падает вниз и вдруг “встает на дыбы” и круто идет вверх. Пилот выравнивает машину, но она упрямо лезет вверх. Выпускаются все воздушные тормоза и закрылки в попытках погасить скорость… Никакой реакции, зато машина резко проваливается вниз и падает, не обращая внимания на положение рулей. Словом, идет неуправляемая раскачка самолета. Как на гигантских качелях: вверх-вниз, вверх-вниз…

Но почему? Что заставляет ее проделывать такие странные и страшные эволюции?

Раз за разом просматриваю я запись последнего полета и не могу найти ответа на этот вопрос. Все чаще мысли мои обращаются к неприятному выводу: ошибка пилота. Но какая? Какие действия или бездействие Адо Тукана привели его и машину к гибели, а планету к глобальной катастрофе?

— Лена, запроси в группе Бернарда все данные на этого Адо Тукана, — прошу я, допив очередную чашку кофе.

Я закуриваю сигарету и, откинувшись на спинку кресла, закрываю глаза.

— Хорошо, милый, — отвечает Лена, — а ты пока перекуси. Ты уже почти двенадцать часов живешь только на кофе и сигаретах.

Лена уходит на второй этаж к резервному компьютеру, а я подсаживаюсь к столику с едой. Ем, не замечая, что именно, и продолжаю размышлять.

Что-то во мне восстает против вердикта “ошибка пилота”. Не только то, что Адо симпатичен мне, не только то, что в бытность мою летчиком ВВС я всегда чувствовал фальшь таких заключений о причинах гибели товарищей. И не только то, что я не знаю, в чем именно эта ошибка. Что-то было еще. Не только поведение пилота: спокойное, уверенное, без малейших следов паники, его героические, хотя и бесплодные попытки вернуть контроль над машиной. Что-то еще… Но что именно?

В таких размышлениях вслух меня застает Лена.

— Вот интересующие тебя данные. А что касается твоего вопроса, то мне кажется, ты зациклился на этом полете. Ты ведь хотел еще проанализировать конструкцию машины и ее аэродинамику.

— Но он показал себя абсолютно надежным во всех полетах, кроме…

— Значит, есть что-то такое, что проявилось именно в этом полете. Чем этот полет отличается от всех предыдущих?

— Ну, прежде всего достижением максимальных скоростей. Причем разгон сопровождается пикированием с последующим выравниванием.

— Вот от этого и танцуй.

Я с удивлением смотрю на свою подругу.

— Ты рассуждаешь, как профессиональный летчик-испытатель.

Для начала я все-таки просматриваю данные на Адо Тукана. Ветер-капитан (соответствует нашему подполковнику) Адо Тукан, сорок три года, летный стаж двадцать один год, из них шестнадцать лет работает летчиком-испытателем. Был ведущим испытателем на четырнадцати машинах, эта — пятнадцатая. Да. Мне не зря понравился этот парень. Такие ошибок просто не допускают.

Изучение конструкции я начинаю с внешнего вида машины. Еще у Магистра я обратил внимание на необычное поперечное сечение, а сейчас я замечаю, что и крылья являются как бы продолжением контуров фюзеляжа. Чечевицеобразное внизу и треугольник вверху. Где-то я это видел. Определенно! Но где? Я записываю изображение сечения крупным планом и начинаю изучать другие элементы конструкции.

Слов нет, эта машина — действительно прорыв в будущее. Но за пять часов работы я так и не нахожу ответа на вопрос: “Почему самолет потерял управление и вошел в раскачку?”

Держа в руке чашку кофе, вызываю на дисплей сечение фюзеляжа, закуриваю и, рассеянно глядя на экран, пытаюсь отвлечь свои мысли перед очередным “натиском”.

Внезапно сзади раздается голос Лены:

— А при чем здесь “Тюльпан”? — Лена указывает на сечение фюзеляжа.

— Да нет же, Лена. Это поперечное сечение фюзеляжа того самого самолета.

— Серьезно? Но какое сходство!

Я закрываю глаза. Перед моим мысленным взором предстает упомянутый Леной корабль. Прекрасная, маневренная и очень, очень скоростная машина. Предназначена для разведывательных полетов, высадки на планеты и связи между планетарным лагерем и орбитальным звездолетом.

Я сам налетал на “Тюльпане” не менее двадцати часов и всегда поражался его прекрасной летучести на высоких скоростях. Мне всегда казалось, а может быть, это так и было на самом деле, что чем выше скорость полета, тем лучше проявляются его аэродинамические качества…

Стоп! И вдруг словно молния сверкает в моем сознании.

Я начинаю вспоминать особенности пилотирования “Тюльпана”, потом вызываю на дисплей “Наставление для пилотов”. Так и есть! Я не ошибся.

“Преодолевать рубеж между 4,5 и 5М следует на постоянном ускорении, на большой высоте и избегая резких маневров”.

Вот оно!

— Лена, смотри!

Лена несколько раз внимательно читает выделенную фразу.

— Значит?

— Значит, это не ошибка Адо Тукана. Он просто не мог знать, как ведут себя такие летательные аппараты на критических скоростях. Да и о самом существовании критических скоростей он не подозревал. Он пытался погасить скорость резким набором высоты, а самолет вырывался у него из-под контроля и входил в раскачку. Откуда он мог знать, что спасение в дальнейшем наращивании скорости. Это противоречит всему его предшествующему опыту.

— Действительно! Но ты-то теперь знаешь, в чем дело. Дальше уже все просто.

Я задумываюсь.

— Нет, подруга моя, далеко не все так просто. Машина идет вниз, скорость огромная. Чтобы вернуть управляемость, надо увеличить скорость еще больше. А запаса высоты практически нет. Выходить из пике придется довольно резко. На такой скорости перегрузки могут превысить все допустимые пределы. Вот и получается: будешь выводить резко, развалишь машину; будешь выводить плавно, землю зацепишь.

— Где же выход?

— Посередине, Леночка, как всегда, посередине. Задача только в том, как эту серединку золотую найти?

— Да…

— Прервемся на часок. Голова пухнет. Надо ее очистить и сосредоточиться на поисках середины.

Мы идем на озеро. Здесь Лена объясняет мне еще одну особенность нуль-фазы. Лето длится девять месяцев, осень и весна — по четыре, а зима — два. И, кстати, оказывается, что через месяц будет Новый год. Не очень удивляюсь этим обстоятельствам, так как мысли мои все в работе.

Не успеваю я подойти к компьютеру, как звучит сигнал вызова. Это Андрей.