Продавец (СИ) - Романова Наталия. Страница 20

Уверена, что я произведу фурор во дворце бракосочетаний — на мне джинсовые шорты, из тонкой вискозы изумрудная блузка с кружевом и фата с темно бордовыми розочками. И конечно, на мне босоножки на высоком каблуке, так что если я в чем и уверена, это в том, что мои ноги кажутся безупречными и длинными для моего роста.

— Ты не должна это делать, Василина, — слышу я в этом же салоне от Сережи, — тем более не похоже, что парень в восторге от этой идеи.

И мне становится обидно от этого «не восторге», я не уверена, но, по-моему, из меня получилась очень даже симпатичная невеста. И по всей законам жанра, он должен быть «в восторге», а не «не…»

— Так надо…

— Он рассказал мне, вкратце, но ты же понимаешь, что не должна? — давит Сережа.

Бесполезно давить на преподавателя ВУЗа, если ты не работник Академии наук.

— Понимаю, — отвечаю я.

— Ну, вот и отлично, — вдруг обнимает меня Сережа. — Послушай, я дам тебе телефон адвоката, он лучший в своем деле… не по семейному праву, но он может порекомендовать, счет пришлешь мне, хорошо?

— Что?

— Это мой свадебный подарок тебе, — улыбается Сережа, и у него заразительная улыбка, руки в веснушках и ямочки на щеках.

В ЗАГСе нас встречает взволнованная заведующая, и если её удивляет вид жениха и невесты, она не подает вида. Я абсолютно точно знаю, что обеспечила её разговорами года на три, в нашем маленьком городке обсуждаются любые свадьбы, особый ажиотаж вызывают невесты не в белом платье, уверена, невест в джинсовых шортах и розами в цвет обуви жениха еще не было.

— Ваш папа просил скромнее, — шепчет мне заведующая, распахивая перед нами огромные двери, где играет «Шербургские зонтики» живой оркестр и, хотя выбор кажется странным, мне нравится. Я не так часто выхожу замуж фиктивно, и наличие живого оркестра, играющего прекрасную мелодию, не может не радовать. Женщина-регистратор, впрочем, я не могу сказать точно, как называется профессия женщины, которая радостным тоном нам сообщает: «Дорогие Егор и Василина» и «Можете поздравить друг-друга», выглядит фундаментально в темно зеленом бархатном платье, которое облегает её огромную грудь и стан не менее пятьдесят четвертого размера. Думаю, как статуя Свободы США символизирует свободу, так и женщина в фундаментальном платье символизирует нерушимость брачных уз. С чем я и поздравляю продавца крепким рукопожатием и поцелуем в щеку, задерживаясь у его щеки немного дольше для фиктивного брака, но мало для моего желания продолжать целовать его щеку, шею и даже нос, видимо от того, что идеальная рука продавца лежит на моей талии, прижимая меня к себе. При этом сам продавец не делает попыток поцеловать меня. Но что я могу знать о браке вообще, и о фиктивном в частности?

Мама с папой остаются дома, потому что папа «не хочет участвовать в этом представлении», а мама потому что «уверена, что у неё еще будет возможность поздравить нас с настоящим бракосочетанием».

Машка кричит, что нам нужно проехать семь мостов. Егор говорит, что ему нужно на вокзал. Я отвечаю, что мы успеем на вокзал, но мосты нужны непременно, Сережа соглашается со мной. Последний раз он спорил со мной в момент, когда я пью шампанское, был нашим выпускным, и я выплюнула остатки ему на пиджак, с тех пор он не спорит со мной, и это — единственное разумное объяснение, которое мы находим с Машей, допивая шампанское, потому что шампанское — такая же традиция, как и мосты.

И я уверена, что я больше никогда не буду выходить фиктивно замуж за парня, которого люблю, а свидетелем у меня будет парень, с которым я занималась сексом накануне…

На мосту Егор поднимает меня, и мне кажется, что я ничего не вешу, хотя все лето исправно ела мамины оладьи, которые она готовит на обычном молоке или кефире. Доносит до середины моста, где усаживает на перила так, что я оказываются лицом к нему, а мои ноги, и тому виной положение, при котором я могу держаться за шею продавца, обхватывают идеальный зад продавца. Я взрослая женщина и понимаю, что выпив столько шампанского, я могу свалиться в воду.

— Василина, что ты делаешь? — произносит Егор.

— Эй… это традиции, нельзя нарушать традиции, мы женимся, — говорю я, и мне только кажется, что голос звучит обиженно.

— Вася, но мы же… ты… Василина, для чего всё это? — его рука приподнимает фату у меня на затылке и перебирает распущенные волосы…

— Я пытаюсь найти что-то хорошее в этой ситуации, — отчего-то шепчу я и закрываю глаза.

Кажется, моя голова кружится, но я чувствую, что идеальная рука держит мою голову, а другая рука — талию, в то время, когда дыхания Егора становится слишком много, слишком быстро и слишком близко к моим губам, в попытке вдохнуть глубже, я приоткрываю рот, встречаясь с губами Егора. Губами, которые двигаются нежно напротив моих и язык пробегается только по краешку губ, может быть слегка задевая зубы… Несмотря на продолжительность и мои руки в волосах Егора, поцелуй получается практически невинным, и не покидает ощущение, что нечто сдерживает этот поцелуй, и это отнюдь не я… Как умная женщина, я понимаю, что все во благо, во мне сейчас говорит алкоголь. Сама же я говорю:

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь найти что-то хорошее в этой ситуации.

На вокзале, куда мы приехали после нашего бракосочетания под известную композицию, и мостов, Сережа смеется и говорит:

— Я все же не верю, что опять упустил тебя, Васька, — и обнимает меня, мне смешно, — чудачка ты Васька.

— Ты береги нашу чудачку, — говорит он Егору на прощание, пока я обнимаю маму и папу под слова «Удачи, доченька» и «Не пожалей… и звони в любое время».

В поезде Егор расстилает для меня постель и заставляет лечь спать, хотя мне отчего-то хочется продолжить наш невинный поцелуй на мосту. Я даже указываю ему на штамп в паспорте, но продавец только улыбается и говорит что-то типа «я не хочу, чтобы ты возненавидела меня еще больше», и хотя все купе свободное, он сидел рядом со мной, во всяком случае, пока я не уснула.

Глава 8

Целый месяц проходит между заявлениями, адвокатами, сборами справок, характеристик, встречами с психологами, органами опеки и попечительства, оказывается такие существуют, причем в каждом отдельном округе.

Эти органы в лице Елены Викторовны, противной тетки с пересаженными волосами приходят домой к Егору, чтобы проверить «условия проживания ребенка», удивительно, что, прожив четыре года на подведомственной ей территории, она ни разу не озаботилась судьбой Васи, а перед судом пришла проверять и проверяла… ходя по квартире, ища «игровую зону», «рабочую зону» и «место для сна». У Васи все было отлично с зонами, особенно с игровой — вся квартира была этой зоной. Я мало, что понимала в детях, но моих небольших знаний достаточно, чтобы понимать, что никакими зонами не заставить пятилетнего ребенка играть там, где ему указано… Однако же зона должна быть, как и место для сна.

В конце концов, убедившись в приемлемых жилищных условиях проживания подведомственной ей несовершеннолетней из неблагополучной семьи, Елена Викторовна открывает холодильник и вытаскивает двумя пальцами глазированный сырок. Всем известно, что глазированные сырки — не лучшая еда, но это вкусно, и если не есть много, то, наверное, полезно, однако же наша проверяющая с подозрение осматривает упаковку.

— У меня указано, что у Василисы непереносимость лактозы, вы кормите ребенка этим? — и «этим» произнесено с круглыми глазами. Заглянув через плечо в холодильник, я увидела, что помимо сырка есть еще продукты, и их не мало, в конце концов, Егор — продавец и если что он и знает, так это волшебное слово, по которому холодильник превращается в пещеру Аладдина.

— Наша девочка, — и я сознательно делаю ударение на «наша», — развита по возрасту и знает перечень не рекомендованных ей продуктов, — говорю я.

В том, что Вася развита по возрасту, за этот месяц мы убедились три раза, у трех разных психологов. Также у нас есть справка от участкового врача, где указаны все прививки Васи, и детского сада, где указано, что ребенок с удовольствием посещает дошкольное учебное заведение, социально адаптирована и контактна.