Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea". Страница 77

Через каких-то Валериных знакомых к обеду она смогла узнать, что Марк стоит в наряде и увидеть его сегодня не будет возможности, но успокоилась, когда ей сказали, что ехать на поезде всё училище до определённой станции будет вместе. О Денисе вообще не было ни слуху ни духу, но, наверное, он найдёт её сам, чтобы попрощаться.

Машу оставили на Валеру, которой всё равно в Питере было не к кому пойти. Вещи окончательно были собраны, парадная форма отглажена, и к двум часам, когда все стали расползаться в увольнения, Таня почувствовала себя не очень. Слегка заболели горло и голова, но, наверное, от усталости и напряжения, и она, выпив таблетку Машиного парацетамола на всякий случай, засобиралась в город — вернее, к Сашеньке.

— Тебя точно не надо подменить? — спросила она у Валеры в последний раз.

— Нет, нет, зачем мне в город? Миши нет, а так я хоть с Машей посижу, ей получше. Ты к Саше? — Таня кивнула, и Валера порылась в шкафу, достав оттуда большую плюшевую корову. — Держи, отдай. Не повезу же я Васю с собой.

В два тридцать Таня, нагруженная подарками доверху, спустилась с КПП и почти не удивилась, увидев внизу лестницы лейтенанта.

— Пошли, — просто сказал он, засунув руки в карманы.

Делать вид, что она не заметила или не услышала его, было слишком поздно, и Таня пожала плечами, едва не выронив все свои пакеты.

— Куда? — и всё-таки пошла за ним.

— А куда тебе надо?

— Ивана Черных, одиннадцать.

— Ну так садись, — он кивнул на явно не русскую чёрную машину.

Это нелепо, и, конечно, она не должна этого делать. Но пакеты были такими тяжёлыми, а голова болела так сильно, что Таня только нахмурилась, бросила пакеты на заднее сиденье и села рядом с ними. Сидеть рядом с Калужным — это выше её возможностей.

— Доживает свой век, — сказал Антон, закрывая двери и пристёгиваясь. — Ивана Черных, ты сказала?

— Почему доживает?

— А зачем она мне? Твой папаша пообещал, что продаст. Я подписал какие-то бумажки. Не читал, если честно.

— Очень умно с вашей стороны.

Как и всё, что вы делаете.

Он подозрительно спокойно взглянул на неё через зеркало. Таня нахмурилась и отвернулась. И зачем согласилась? Но нет, кажется, это всё-таки была неплохая идея, потому что ехали они быстро, а голова болела только сильнее, и слушать сейчас грохот поездов в метро было бы не лучшей идеей.

— Ты нормально? — бросил он через плечо на очередном повороте, когда Таня положила голову на спинку сиденья и поморщилась, потирая виски.

— Тошнит, — соврала она. Хотя, вообще-то, почти не соврала.

— Съела что-то или от машины? — подумать только, какая забота. Правда, голос всё такой же спокойный и безэмоциональный.

— От вас, — совершенно не агрессивно ответила она. Калужный только хмыкнул, ещё раз внимательно посмотрев на неё через зеркало.

Куда, интересно, делся запал? Где та дикая, животная злость, с которой он сжимал её горло? Где её горечь и ярость? Гадости перестали быть по-настоящему обидными — они говорят их так, будто играют какую-то старую комедию, надоевшую им обоим. Просто потому, что привыкли и не знают новых ролей.

Они приехали быстро, хотя и сделали большой крюк, объезжая развороченный взрывами участок дороги. Таня быстро выскочила из машины, чуть не попав ногой в глубокую лужу, и начала вытаскивать пакеты. Нужно просто сделать всё это быстро, так же быстро поблагодарить Калужного и смыться отсюда.

— Спасибо, что довезли, — бросила она куда-то в глубину машины, но голос Калужного раздался совсем над ухом, и она бы точно уронила пакеты прямо в лужу, если бы он не забрал у неё часть из них.

— Спасибо в карман не положишь. Шучу я, успокойся, Соловьёва, — он закатил глаза, поймав её настороженный взгляд. — Куда?

— Я сама, — она протянула руку за пакетами. Когда это Антон Калужный успел превратиться в джентльмена? А, нет, не успел, потому что в следующую секунду он строго посмотрел на неё и с нажимом повторил:

— Я сказал: куда?

— Вы спросили куда. Это всё, конечно, очень мило с вашей стороны, — заворчала Таня, направляясь ко входу в пятиэтажное жёлтое здание с отваливающейся штукатуркой. — Но что-то раньше такого не было.

— Тебя не поймёшь, — сухо сказал он, открывая перед ней тяжёлую дверь.

— В смысле? Я никогда ни о чём не просила вас, — раздражённо начала она, уже начиная сердиться, и бог знает, чем бы обернулось это её состояние, если бы они не вошли в холл. Навстречу Тане вышла молодая милая худощавая женщина лет тридцати, которую Таня знала, но только имени её вспомнить никак не могла.

— Здравствуйте, — улыбнулась Таня как можно более дружелюбно.

— Здравствуйте, давно вас не было, — женщина улыбнулась тоже, но как-то неловко, видимо, и сама не помнила её по имени, поэтому Таня, решив особо не заморачиваться, просто сказала:

— Я Таня Соловьёва, не помните? Вот паспорт. Я к Саше Верженска, — сказала она и тут же поправилась: — То есть к Волошиной. Её ведь ещё не забрали в Екатеринбург?

— Да-да, конечно, я вас помню. Юлия, — женщина улыбнулась ещё раз и в замешательстве посмотрела на Калужного. Ну, наконец-то его хоть кто-то выгонит. Таня уже протянула руки за оставшимися пакетами, когда Антон приподнял брови, достал из внутреннего кармана кителя паспорт, посмотрел на девушку и безапелляционно произнёс:

— Я с ней.

— Но товарищ старший…

— Я. С ней. — И очаровательно улыбнулся Юлии.

Подумать только. И что же? Эта самая Юлия растаяла, кивнула и, жестом пригласив их следовать за собой, быстренько начала подниматься по лестнице. Восхитительно. Таня почти задохнулась возмущением, но Калужный даже не думал хотя бы посмотреть в её сторону, преспокойно себе шагая по ступенькам. Просто прекрасно.

— Как Саша? Кажется, её должна была забрать тётя в Екатеринбург? — чтобы хоть как-то отвлечься, спросила Таня.

— Да, но она… — женщина замялась, из-за плеча взглянув на Таню. — Она не смогла.

— Не смогла?

— Да. Мы написали ей, уведомили о смерти Сашиной матери и о том, что она осталась единственной родственницей Саши. Но она… Она написала, что не может забрать Сашу. У неё семейные обстоятельства, свои дети, и в данный момент… Ну, она не может её взять, понимаете?

— Почему не может? — снова переспросила Таня, нахмурившись.

— Не может, — усмехнулся Калужный себе под нос. — Своя рубашка ближе к телу, ясно.

Таня испуганно посмотрела на Юлию. Она закусила губу, кивнула и стала подниматься быстрей.

Вот как. Тётя Лиза, прекрасная тётя, милая женщина в зелёном платье.

— Через два часа обед, успеете? — Юлия привела их к знакомой двери в детскую. Таня кивнула, и Юлия ушла. Калужный стоял рядом, лицо его было серьёзным и сосредоточенным.

— Я одна пойду, — тихо сказала Таня.

— Ладно, — кивнул Антон.

Кажется, они поняли друг друга.

Отыскать Сашу среди таких же худеньких, тонконогих детей оказалось бы сложно, если бы она сама не бросилась к Тане и не повисла на ней.

— Ну, ну, что ты, хорошая моя, — быстро зашептала Таня, гладя светлую головку, быстро села на стул и, наконец, отлепила от себя девочку, чтобы рассмотреть её лицо.

Стала совсем худая. Под большими тёмными глазами, точь-в-точь такими же, как у Веры, пролегли тени.

Саша смотрела на неё с такой надеждой, что Тане хотелось плакать.

— Как твои дела, расскажи мне. Как ты себя чувствуешь, солнышко? — она заставила себя улыбнуться, быстро оборачивая девочку вокруг и осматривая её с ног до головы. — Ты подросла!

Саша не выросла ни капельки. Ручки и ножки стали только тоньше.

— Тебя так долго не было, — тихо-тихо сказала она. Ни упрёка, ни обиды — только немой вопрос. Таня обхватила пальцами худенькое светлое лицо и, стараясь не заплакать, улыбнулась.

— Я знаю. Ты прости, прости меня, золото моё, прости. Я не могла прийти.

— Совсем?

— Совсем.

— Ты не уйдёшь? — Сашины глаза полны отчаяния и надежды. Что, господи, что же сказать этому ребёнку, как не оставить её совсем одну наедине с мыслью, что её бросили все?