Власть любви (СИ) - Караюз Алина. Страница 21

Егор прищурился, шумно втягивая носом запах, шедший от охотника, запах, в котором остались нотки его истинной пары, и Степан не выдержал — зажмурился. В голове пронеслась короткая бессмысленная молитва. Пальцы инстинктивно сжались, сгребая в горсти подтаявший снег. И в этот момент давление вдруг ослабло, словно тяжесть, давившая на грудь, стала меньше.

Волк отодвинулся, отпустил человека. Тот продолжал лежать, плотно закрыв глаза и боясь вдохнуть. Такой беспомощный, слабый без своего оружия. Жалкое зрелище.

Фыркнув, зверь отошел.

«Древнейший. Вы ранены!» — раздался в голове обеспокоенный голос Арсеньева.

Егор обернулся. Бурый волк стоял в трех шагах, поставив лапу на грудь Боброва. Тот лежал неподвижно, боясь даже вдохнуть лишний раз. Его бесполезный револьвер валялся в нескольких метрах, там, куда его откинул Егор.

«Где моя пара?» — это было все, что интересовало Егора в данный момент. Даже жгучая боль в груди и кровоточащие раны отошли на задний план.

«Девушка в машине. С ней все в порядке. А вам нужна помощь, — Борис мысленно покачал головой. — Что делать с этими?» — он кивнул на Боброва, который не сводил с него расширенных глаз, полных ужаса.

Охотник готовился к смерти. Он был уверен — волки разорвут их обоих: его и Ермилова. Не оставят в живых. Не дадут им ни шанса. Ведь он сам на их месте поступил бы именно так.

«Оставь их», — равнодушно бросил Егор, не обращая внимания на людей.

«Но как же?.. — Борис на мгновение растерялся. — Это же охотники. Они не успокоятся, они будут преследовать вас, пока не убьют. Их нельзя оставлять в живых…»

«Это уже не твое дело, — отрезал Древнейший с таким нажимом, что бурый волк инстинктивно нагнул голову, показывая беззащитную шею. — Позаботься о моей паре. А я задержусь, подкорректирую ситуацию.»

Это был прямой приказ, и Борис не посмел ослушаться. Кивнув, он потрусил к минивэну, мучительно соображая, что делать дальше. Сейчас ему предстоит успокаивать насмерть перепуганную человеческую девушку. И еще не известно, как она восприняла то, что увидела. Может быть, предоставить эту сомнительную честь Марго? Как бы то ни было, а у нее отлично получается успокаивать истеричных девиц, похищенных злыми волками…

Егор несколько секунд смотрел, как бурый волк бредет вдоль дороги, задумчиво опустив хвост. Сердце кольнуло что-то, похожее на сожаление. Это не Борис, это он — Егор — должен сейчас идти к темно-синему минивэну, в котором, точно в клетке, заперта Леся. Это Егор, а не Борис должен ее утешать. И он обязательно утешит ее, но не сейчас. Потом. Позже. У них будет еще много времени, чтобы понять и узнать друг друга. А сейчас ему нужно постараться сделать так, чтобы это время было у них. И для этого…

Огромный пепельно-серый волк подернулся серебристым туманом, и застывшие в ужасе охотники увидели, как в этом тумане плавится и изменяется звериное тело, приобретая двуногую форму. Через секунду туман рассеялся. Антропоморфное существо, соединившее в себе черты волка и человека, равнодушно оглядело своих врагов, а потом уверенным шагом направилось к их машине.

Злость уже прошла, растаяла, как тот туман. В сердце не было ничего, кроме глухой, безысходной тоски. Желание мстить здесь и сейчас отпустило, отошло в сторону, дало возможность дышать и думать о чем-то еще. О ком-то еще: о Лесе. В эту секунду Егор хотел лишь одного: быть рядом с ней, чувствовать ее, вдыхать аромат ее кожи. Она была здесь. Фургон охотников пропитался ее присутствием. Ее страхом, отчаянием, непониманием. В этом месте ее держали насильно. В этом месте ей было плохо — и Егор почувствовал это, стоило ему подойти к фургону и втянуть тяжелый запах, шедший от него.

Решение было молниеносным. И так же молниеносно пришло понимание: если он сейчас не сделает это, охотники не отстанут. Ермилов будет идти по его следам с упрямством бладхаунда. Не отпустит, не даст покоя. И не простит того, что Егор забрал его дочь. Значит, надо сделать хоть что-то, чтобы задержать его, сбить со следа.

Первым делом Егор подобрал револьвер, валявшийся под ногами. Потом ружье, выбитое из рук Ермилова. Вытащил патроны, зашвырнул их подальше в снег, а потом сдавил оружие в руках, превращая его в ненужный металлолом.

Теперь можно было заняться машиной.

Степан, закрыв глаза, лежал на снегу и слушал звуки, доносившиеся из фургона. Кажется, это чудовище громило автомобиль.

— Эй? — донесся шипящий шепот Боброва. — Что делать-то будем? Эта тварь сейчас движок разнесет, и мы тут до утра околеем…

— Заткнись! — процедил сквозь зубы Степан. Судя по звукам, обротень методично уничтожал внутреннее оборудование фургона. В снег летели искореженные остатки, в которых трудно было признать охотничье снаряжение.

Ничего, пусть бесчинствует.

Лишь бы не тронул девчонку.

Степан был уверен — Леся сбежала. Может, это и к лучшему. Бобров, сволочь, как пить дать, что-то подсыпал ему в коньяк. Ну не мог он с пятидесяти грамм отключиться!

— Ты как хочешь, а я…

Степан даже не шевельнулся, когда Бобров начал медленно подниматься на ноги.

Решил погеройствовать? Что ж, флаг ему в зубы. Пусть геройствует, а он, Степан, понаблюдает со стороны.

Охотник, вооруженный одним ножом, который до этого был спрятан за пазухой, чуть пригнувшись, побежал к фургону. Тот скрипел и качался, точно какая-то нечеловеческая сила пыталась перевернуть его колесами вверх. Сплюнув сквозь зубы, Макс Бобров подкрался поближе и осторожно заглянул внутрь.

Вот он, красавчик! Огромный двуногий зверюга, ростом метра два — не меньше. Откуда он вообще здесь взялся?

Этот вопрос интересовал Боброва меньше всего. А вот желание всадить нож в широкую спину, покрытую шерстью, вонзить по самую рукоятку, почувствовать, как закаленная сталь входит в живую плоть, будто в теплое масло, как под ним лопает упругая кожа… Это было единственное, что его сейчас занимало.

И это стало его фатальной ошибкой.

Оборотень был настолько поглощен своим занятием, что даже не обратил внимания на появление человека. А может, просто не посчитал нужным его замечать. Он находился в дальнем углу фургона, там, где лежали сумки с боеприпасами, и уничтожал их содержимое. Бобров подкрался к нему так близко, как только смог. В глазах охотника горел фанатичный огонь. Недовольное сопение и глухое рычание, то и дело вырывавшееся из уст чудовища, заставили его замереть. Перехватив нож поудобнее, он зажал рукоятку в потной ладони и замахнулся, вкладывая все силы в этот удар.

Широкое лезвие вошло в правое подреберье. Раздался оглушительный рев, и тяжелая когтистая лапа отшвырнула человека. Охотник отлетел к стенке фургона, ударился об нее с такой силой, что на обшивке осталась глубокая вмятина, и безвольным кулем свалился на пол.

Егор рывком вытащил нож. Несколько секунд смотрел на окровавленный клинок, держа его перед собой на раскрытой ладони. Широкие ноздри раздувались от бешенства, втягивая запах его собственной крови.

Вот. Опять. Люди пытаются убить его. А он-то думал, что они не посмеют, побоятся, особенно после того, как он раздробил их оружие.

Отбросив нож, он направился к нападавшему. Тот уже приподнялся на четвереньки, намереваясь отползти в сторону. Не успел. В полном молчании оборотень схватил его за воротник камуфляжной куртки, вздернул над полом так, что охотник захрипел, суча ногами в воздухе. Лицо Боброва налилось кровью, липкий пот потек по его щекам. Горло сдавило, лишая дыхания. Одно мгновение они смотрели друг другу в глаза — охотник и зверь. А уже в следующий миг раздался сухой щелчок, и шея Макса Боброва хрустнула, переломанная одним рывком.

Егор разжал пальцы, и тело охотника с глухим стуком упало ему под ноги.

Все, с одним мерзавцем покончено. Больше эта мразь никого не убьет.

Но почему на душе так тошно?

Закрыв глаза и подняв голову вверх, оборотень издал тихий тоскливый вой.

Он не ждал на него ответа, да ему и не нужен был этот ответ. Хотелось просто выпустить боль, засевшую в груди, дать ей возможность уйти, отпустить ее.