Власть любви (СИ) - Караюз Алина. Страница 32
«Иди, — он мысленным кивком отпустил Бориса. — Сообщишь, если Ермилов появится на территории отеля».
Между тем маленькие женские пальчики украдкой коснулись короткой шерсти между волчьих ушей, и огромный хищник затаил дыхание, боясь спугнуть этот момент.
Она сама дотронулась до него. Сама!
Волчье сердце ухнуло, пропуская удар от зашкаливших эмоций. Если бы кто-то сказал Егору, что он — трехсотлетний альфа, потомок капитолийских волков — будет дрожать от женского прикосновения, как щенок на первом обороте, он бы никогда не поверил в такую чушь. Никогда, до этого момента. Потому что сейчас он, стиснув зубы, пытался сдержать эту самую дрожь и стон, рвущийся из горла.
Еще. Пожалуйста. Только не убирай руку.
Пальчики Леси с опаской погладили волка между ушей. Девушка закусила губу.
Он же спит? Точно, спит. А ей так хочется зарыться пальцами в его шерсть!
Леся, ты дура. Выползай из-под него, хватай что-нибудь, чтобы прикрыть наготу, и беги отсюда, пока это чудовище спит!
Кажется, это была единственная умная мысль в ее голове. Но Леся проигнорировала доводы разума. Она с удивлением обнаружила, что чувствует себя очень комфортно, лежа практически под волком. Здесь тепло, уютно, безопасно. Да, именно так. Она чувствует себя в безопасности. Защищенной. А этого чувства Леся не испытывала очень давно, с тех пор, как узнала, что отличается от других детей. Что у нее нет матери.
Внезапно накатили горькие воспоминания, и девушка с трудом сдержала судорожный всхлип. Еще не хватало, чтобы этот зверюга проснулся. Но память уже рисовала перед мысленным взором кладбищенские ворота, выкрашенные в глупый фиолетовый цвет, дорожки, заросшие пожухлой травой, чужие надгробия, возвышавшиеся над могилами безмолвным напоминанием для живых…
Последний раз Леся была на кладбище осенью, в годовщину смерти матери и сестры. Отец долго скрывал правду о том, что случилось, не хотел травмировать дочь. Но когда девушке исполнилось восемнадцать, не выдержал и рассказал: их загрызли лесные волки. Несчастный случай. Тогда Леся поняла, почему он всегда так злился, когда она уходила с друзьями в лес, почему так маниакально оберегал, почему был против ее общения с дикими животными и почему с таким упорством участвовал в охотничьих рейдах. Он мстил. Мстил лесу за то, что тот отнял у него ребенка и любимую женщину.
Егор, затаив дыхание, вслушивался в ее мысли. Вздрогнул, когда понял, что она плачет. Не удержался, поднял голову и увидел ее лицо. Леся лежала, сжав губы в узкую полоску и зажмурив глаза, а на ее щеках блестели дорожки слез.
«Одна она у меня. Вы забрали их всех. Убили. Теперь и ее…»
Егор вспомнил слова Ермилова, и теперь они начали обретать смысл. Старый охотник винил лугару в смерти своих родных. Он жаждал мести, но мстил невиновным. Месть была для него самоцелью, а не причиной.
Нет, это были не волки, как Ермилов сказал дочери. И не лугару — в этом Егор был уверен. Никто из его собратьев не унизился бы до убийства женщины и ребенка.
Это были другие существа. Более сильные, более опасные и очень жестокие. Существа, при встрече с которыми мало кому удавалось выжить. Даже лугару.
Оборотни.
Они существовали всегда. Любой лугару имел три ипостаси: человеческую, волчью и переходную форму, которую называли «боевой». Ее, без урона для психического здоровья, могли принимать только альфы. Но среди лугару, как и среди людей, были свои отступники. Особи, не желавшие подчиняться общим законам, не считающиеся с правилами и обычаями, решившие, что могут сами устанавливать эти правила. Они уходили из кланов, отвергая власть альф. Сбивались в стаи, где правила только грубая сила. И именно они совершали кровавые нападения на людей, случайно попавшихся им на дороге.
Теперь все стало на свои места.
ГЛАВА 18
Метель улеглась только к утру, но Степану Ермилову повезло. Ветер дул ему в спину. Охотник сумел добраться до главной трассы, оставив далеко позади помятый фургон и труп напарника. По его подсчетам, он шел уже шесть часов, когда услышал звук приближающейся машины. И, если слух его не обманывал, это был грузовой автомобиль.
Ночь прорезали яркие фары. Обернувшись, Степан забросил бесполезное ружье в сугроб, а сам замахал руками. Ему, во что бы то ни стало, требовалось, чтобы машина остановилась. Если проедет мимо — он рискует не только встретиться с нежелательными гостями, но и погибнуть от переохлаждения.
Машина остановилась. Это был «КАМАЗ». Водитель, не заглушая мотора, приоткрыл дверцу кабины и свистнул:
— Эй, отец, далеко путь держишь?
— До ближайшего жилья довезешь? — ответил Ермилов вопросом на вопрос.
— Да без проблем. Сам запрыгнешь?
Кивнув, Степан обошел кабину и ухватился за ручку дверцы с другой стороны. Подтянулся, стиснув зубы от тупой боли в груди. За время пути он уже свыкся с этой болью, но при любом напряжении мышц она напоминала о себе новой вспышкой.
Машина мягко тронулась с места.
— Куда вести-то? — поинтересовался водитель, когда Степан устроился на сиденье. — Беляевка в ста километрах, Лебяжье и того дальше.
— А больше ничего поблизости нет?
Вряд ли оборотни обосновались бок о бок с людьми. Обычно, они создавали собственные поселения, как то, что было в тайге.
— Да, тут недалеко есть один поворот. Ведет к СТО и гостинице, но знаешь, я бы там останавливаться не советовал.
— Это почему?
Степан почувствовал, что находится на правильном пути.
— Там частная территория, и хозяева не любят случайных гостей.
— Но это же гостиница?
— Типа того, — водитель сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил изо рта облачко табачного дыма. — Но странная такая гостиница. Только для своих. У меня прошлым летом мотор заглох, как раз рядом с ней, помощь требовалась элементарная. Так мне даже на территорию не дали зайти, не говоря уже о ремонте. Хотя на площадке перед мастерской стояло с десяток автомобилей.
— Как выкрутился? — Степан с благодарным кивком взял сигарету из протянутой пачки.
— Да вызвал эвакуатор из города, на этом и все. Потом уже мужики рассказали, что эта гостиница типа клуба по интересам, и пускают туда только членов этого клуба.
— И что? Это никому не кажется странным?
— А что ж тут странного? Я по этой дороге уже лет семь езжу и ни разу не видел, чтобы тут возникли проблемы. Менты их не трогают, видимо, нет причины. Да и мало ли сейчас этих… как они… фриков. Каждый имеет право сходить с ума так, как ему нравится.
Если бы он только знал, кого фриками называет!
Ермилов, пряча усмешку, глубоко затянулся. Сомнений не оставалось: гостиница, о которой сказал водитель, была ни чем иным, как логовом оборотней. И сейчас он, Степан Ермилов, собирается войти в это логово безоружным.
Почти.
С левой стороны все еще согревал тело охотничий нож в кожаных ножнах.
Одного Степан не мог понять. Что его туда тянет? Он же отпустил дочь. Как бы не было трудно, но смирился с ее потерей. Понял, что уже ничего не исправит: либо отдаст ее на растерзание сотрудникам Института, либо позволит жить новой жизнью. Что может быть хуже: дочь-чудовище или мертвая дочь?
Однозначно, он был за первый вариант.
— Высадишь меня на повороте, — не попросил — поставил перед фактом.
— Отец, ты че, в своем уме? Эти психи тебе даже кружку воды не дадут. Сдохнешь же у них на пороге.
— Это уже не твои проблемы.
— Ну, как хочешь.
Водитель пожал плечами. Давно ему не попадалось таких странных попутчиков. Он искоса глянул на мужчину, сидевшего на соседнем сиденье. Не молодой, но достаточно крепкий. В кожаной дубленке с широким поясом, который подозрительно напоминал пустой патронташ. Лицо выглядит осунувшимся, под глазами набрякли мешки, и взгляд такой потухший, усталый. Видимо, последнее время жизнь старика не очень-то балует.
Перекрывая шум машины, раздалось стрекотание вертолетных винтов, и этот звук приближался.