Власть любви (СИ) - Караюз Алина. Страница 39

— Что случилось? — Леся оторвалась от созерцания собственных ладоней и посмотрела в окно. — Кто это?

Возле дома стояло несколько черных фургонов и расхаживали люди в форменных куртках службы безопасности Института.

— Черт! — процедил Степан, давая задний ход. — Только их не хватало.

— Папа, — в голосе Леси появились тревожные нотки, — кто эти люди? Что они делают возле нашего дома?

— Хотел бы я знать, какого хрена они там забыли.

Бормоча ругательства себе под нос, Ермилов выкрутил руль, разворачивая автомобиль посреди трассы. Хорошо еще хватило ума вовремя притормозить, а то влетели бы на всех парусах в объятия силовиков. Интересно, как давно эти парни здесь ошиваются?

Степан прикинул по времени: три дня назад он сообщил в Институт, что его дочь инициировал оборотень, и попросил о помощи. В тот же вечер на автофургон напали, и Бобров был убит. Ночь он потратил на то, чтобы добраться до «Мальвы», и вот теперь, спустя почти сутки, он встретил силовиков Института у ворот собственного дома. Это говорило лишь об одном: его звонок не был проигнорирован. Эти люди пришли за Лесей.

Но им, как и лугару, придется остаться ни с чем. Бобров был прав только в одном: никакой антидот Лесе уже не поможет. Слишком поздно. Но отдавать дочь на научные опыты, чтобы над ней проводили эксперименты, Степан тоже не собирался. Слишком хорошо ему было известно, что происходит с теми, кто попадает в стены Института в качестве подопытного. Сам не раз отвозил туда пойманных оборотней и видел, что потом от них оставалось. Такой судьбы своей дочери он не желал.

— Папа, ты мне объяснишь, что происходит? — девушка непонимающе оглянулась на дом.

Фургоны возле него казались зловещими жуками, люди — черными точками. Они быстро уменьшались, пока минивэн не свернул и дом не скрылся за поворотом.

— Не сейчас, принцесса. Лучше подумай, что нам нужно купить в дорогу.

— А разве мы не можем забрать нужные вещи из дома? — она недоуменно вскинула брови.

— Нет. Мы не будем возвращаться домой.

Это было сказано таким резким тоном, что Леся моментально притихла. Она опустила взгляд на ладони, будто на них было написано, что делать дальше.

С тех пор, как отец увез ее из «Мальвы», в сердце девушки поселилась глухая тоска. Она чувствовала, что утратила что-то. Нечто очень важное, ценное, то, без чего ее жизнь стала казаться лишь чередой серых будней. Леся машинально подчинялась приказам отца, шла, куда он ее вел, делала, что он ей говорил. Но перед глазами продолжал стоять образ окровавленного Егора. И, самое страшное, Леся знала, кто был виноват в этом. Ее отец. Это он ударил Егора ножом. Ударил подло, в спину, исподтишка. Наборная рукоятка охотничьего ножа, которую ее отец сделал сам, так и осталась торчать из спины лугару, когда Леся бросила на него прощальный взгляд. И сейчас ее мучили угрызения совести, или то, что она принимала за угрызения совести.

Почему она тогда не остановилась? Почему не потрудилась хотя бы проверить, жив ли Егор? А если он мертв? Это значит, ее отец стал убийцей?

Девушка до боли закусила губу. Пустой желудок сжался, словно пытаясь освободиться от несуществующего содержимого, и рот заполнил горький привкус желчи.

Леся прикрыла глаза. Осознавать, что ее отец стал убийцей, было невыносимо. Особенно, знать, что он пошел на это ради нее.

— Куда мы едем? — спросила она, не в силах больше молчать и переживать то, что случилось.

За окном автомобиля мелькали голые деревья, растущие по краям дороги, и серое январское небо.

— Едем назад в город. Перекантуемся до завтра в какой-нибудь гостинице, а с утра отправимся в аэропорт. Как раз, пока доберемся, уже и рейс наш объявят.

Несколько минут Леся молчала, безучастно глядя в окно. Ее сердце сжималось от непонятной тоски и безысходности. От ощущения непоправимой утраты. Мысль о том, что завтра она покинет этот город и даже страну, вызывала оцепенение.

А еще ее мучил одни вопрос, который она никак не могла озвучить.

— Леся, тебя что-то тревожит? — Степан бросил на дочь изучающий взгляд. — Принцесса, папе можно все рассказать, ты же знаешь.

Леся продолжала сидеть, равнодушно следя, как за окном минивэна мелькают деревья. Наконец, когда он уже не надеялся на ответ, она глухо спросила:

— Папа, а что будет с Егором? Он мертв? Ты убил его?

— Что?! — поперхнувшись дыханием, Ермилов зашелся в надсадном кашле. — Ничего с этой тварью не будет, зарастет, как на собаке.

Ярость, прозвучавшая в голосе отца, заставила Лесю задуматься.

— Ты его так ненавидишь?

— А за что мне его любить? За то, что он сделал с тобой?

— Но он сказал, что спасал меня. Сказал, что я умирала…

— Ага. По его же милости! Ненавижу этих животных!

Ермилов с раздражением втопил в пол педаль газа. Леся притихла, обдумывая его слова. Что-то не сходилось во всей этой истории, но что именно — она еще не могла понять, а спрашивать побоялась. Слишком уж зол был отец.

— Папа, — произнесла она едва слышно, — я не хочу уезжать.

— Ничего, все наладится, — торопливо пробормотал Степан. И добавил с преувеличенным воодушевлением: — Тебе нужно сменить обстановку. Помнишь, мы же планировали поехать в Турцию этим летом? Ну, подумаешь, поедем немного раньше. Только представь: море, солнце, горячий песок и отель «Пять звезд»! Не отдых — а сказка.

— Наверно, меня уже отчислили… — вспомнила она невзначай.

— Откуда? — отец бросил на нее быстрый взгляд. — А-а-а… ты об этом… Не переживай. Поступишь на следующий год. Надеюсь, что к тому времени я подыщу себе работу.

— Работу? Разве ты больше не будешь заниматься охотой?

— Нет. Я давно подумывал открыть свое дело, только не здесь. Как насчет того, чтобы перебраться в столицу?

Он обернулся к ней и подмигнул с хитрым видом, надеясь, что она хотя бы улыбнется в ответ. Но взгляд девушки остался таким же равнодушным.

Нет, она все слышала, все понимала, даже поддерживала беседу. Вот только слова, сказанные отцом, не доходили до ее сердца. В сердце Леси словно образовалась черная дыра, в которой без следа тонули любые эмоции.

— Я не хочу уезжать, — глухо повторила она и отвернулась к окну. Вздрогнула, стискивая руками сиденье. Ей показалось, будто на обочине мелькнула знакомая чуть сгорбленная фигура.

Егор.

Он стоял, полускрытый ветвями деревьев, и смотрел на нее тяжелым, пронизывающим взглядом. И в этом взгляде было все, что она хотела забыть: боль, отчаяние, тоска.

Она зажмурилась, потрясла головой, потом вновь посмотрела в окно.

Нет, ей показалось.

И снова сердце сжалось от ощущения невосполнимой утраты.

Единственная в городе гостиница встретила Ермиловых прохладным мраморным холлом. На рецепшене, кутаясь в пуховую шаль, зевала дородная дама преклонного возраста. Ее волосы, окрашенные в набивший оскомину «махагон», были уложены в стиле пятидесятых годов, а на носу поблескивали очки в роговой оправе.

Узрев новых клиентов, растерянно оглядывавших помещение, дама отложила в сторону бульварный роман, который читала тайком от начальства, и выплыла из-за стойки.

— Желаете номер снять? — осведомилась она, окинув гостей оценивающим взглядом.

Пара, стоявшая перед ней, выглядела довольно странно: немолодой уже, усталый мужчина с набрякшими под глазами мешками, державший в руках походный рюкзак, набитый до отказа, и девушка лет двадцати, стискивавшая на груди клетчатый плед, который был таким длинным, что волочился по полу. И под этим пледом на девушке не было ни куртки, ни шубки. Мужчина, в отличие от нее, был одет в дубленку, причем отличного качества.

— Да, — Степан решил взять инициативу в свои руки.

— На сколько суток?

— На одни.

Завтра их здесь уже не будет.

— Какой номер желаете? Двухместный или два одноместных?

Ермилов покосился на Лесю, которая безучастно разглядывала черно-белые фотографии в рамочках, украшавшие рецепшен.

— Двухместный.