Я - Даго (ЛП) - Ненацки Збигнев. Страница 38

Сын Бозы тоже мучался бездействием. Особенно сильно тогда, когда, как ему казалось, он уже неплохо познал аскоманнский язык и обычаи. Он еще не мог упражняться с Хлодром на мечах, поскольку тот передвигался только на костылях, и его можно было легко победить. Надоела ему и любовь Астрид. Зелы научила юношу не только языку тела и глаз, но и пониманию тела мужчин и женщин. Благодаря этому, он мог довести Астрид до потери сознания, вызванной экстазом. Только вот она не могла сделать такого же с ним, ибо не знала тайн мужского тела. В ее объятиях сын Бозы тосковал по Зелы, и его телесное желание никогда не было исполнено до конца. «все наши женщины холодны, — сказал ему Хлодр, когда юноша пожаловался ему на отсутствие любовного искусства у Астрид. — Да, запомни и еще одно наше присловье: холоден совет нашей женщины. Поэтому будь осторожен и не слишком прислушивайся к ее советам.»

Астрид было двенадцать лет, когда ее похитили из какой-то склавинской деревушки и продали богачу Оттару в Друзо. Она выросла красивой девушкой, воспитанной аскоманнскими женщинами, и Оттар взял ее себе в жены, перед тем торжественно отпустив на волю из рабства. От аскоманнских женщин Астрид научилась быть сильной, выносливой, готовой сражаться рядом с мужчиной, но эта суровость воспитания лишила ее свойственной женщинам мягкости и подчиненности, куда-то забрала сладость и теплоту, которыми были знамениты женщины юга. Таких можно было встретить лишь в шалашах у городских валов и воспользоваться ими за деньги. Сына Бозы до сих пор мучила Горячка Деяний бывало, что по ночам, лежа рядом с Астрид, он буквально скрежетал зубами, мучимый желанием свершения великих дел. Но, тем временем, приходилось оставаться в бездействии, так как ожидаемый драккар в порт так пока и не пришел. Потому все чаще сбрасывал он с себя ярко-красный костюм и, одетый лишь бы как, с кошелем, набитым деньгами, выбирался в шалаши к городским стенам. Его Жажда Деяний выливалась в посещение бесконечного числа продажных женщин. Он щедро платил тем, кто дарил ему самое изысканное наслаждение. Случалось, что он привлекал к любовным подвигам случайно встреченных аскоманнов или эстов и, уже вместе с ними, заключая споры, сколько кто успеет посетить шалашей за одну ночь, совершал невообразимое: за одну ночь случалось ему поиметь восемь, девять, а то и все двенадцать женщин. Никому и никогда не выдал он того, где живёт и как его зовут, ибо, по сути своей, имени у него ещё и не было, потому и окружала его атмосфера тайны, так как сын Бозы исчезал так же таинственно, как и появлялся. Лишь к утру возвращался он в дом Астрид усталым и спал до полудня, не рассказывая, где был и что делал.

Однажды он увидал, как Астрид удовлетворяет телесное желание Хлодра. Аскоманн, как обычно, лежал на своём ложе на чердаке и, почувствовав, что желает женщину, вытащил наружу свой поднявшийся член и позвал возившуюся на кухне Астрид. Та послушно поспешила наверх и, увидав торчащее естество, сразу же поняла, чего Хлодр от неё хочет. Она тут же залезла на Хлодра верхом и задрала юбку. Сын Бозы поднялся по лестнице и увидал, как Астрид впихивает в себя член аскоманна, ритмично крутя своими ягодицами, пока не почувствовала извержение мужского семени. Тихо ойкнув, она слезла с Хлодра и, будто ничего особенного не произошло, спокойнёхонько вернулась на кухню и к сыну Бозы. А тот, даже неизвестно почему, вдруг почувствовал к ней отвращение и решил уже никогда не иметь с ней больше наслаждения. Любовь, учила его Зелы, была искусством, Астрид же пошла к Хлодру и отдалась ему так, будто тот попросил чашку воды или кусок мяса. Получалось, что ей было всё равно, что давать — себя или еду с питьём. Ничего не поняла она, живя с сыном Бозы; напрасно учил он её любовному искусству.

Он сказал ей об этом, а она, к изумлению сына Бозы, приняла его слова совершенно спокойно, они, возможно, даже принесли ей какое-то облегчение, что теперь они не станут спариваться. Ибо, хотя по сути своей, лишь с этим юношей Астрид испытывала наслаждение, только оно в то же время казалось ей чем-то необычным, а значит, и пугающим, поскольку, испытывая его, считала женщина, будто умирает. Астрид боялась, что когда-нибудь и вправду умрет от наслаждения. Так понял сын Бозы, что наслаждение, которым переполняет мужчина женщину, может крепко привязать её к нему, но — иногда — пугать и отпугивать друг от друга, в особенности же, если перед тем она привыкла переживать занятия любовью без всякого наслаждения.

Через некоторое время сын Бозы купил себе коня с седлом и стал держать его у одного кузнеца, жившего бобылём в доме на берегу озера Друзо, в нескольких стаях от городской черты. Кузнец этот, как и почти все кузнецы, считался колдуном. У него сын Бозы упражнялся в верховой езде в незаметном для посторонних глаз месте.

Его продолжали привлекать женщины из шалашей на окраине, которых привезли сюда с разных сторон света. Те, что с севера, были — как назвал это Хлодр — холодными. Своим поведением напоминали они коров с огромным выменем. За горстку монет без слова ложились они. расставляя ноги или выпячивая жирные белые зады. Те, что были с юга, по-видимому немного разбирались в искусстве любви, некоторые из них могли полуобнаженными танцевать под аккомпанемент свирели или удары барабана, прелестно выгибая бедра или бессовестно крутя задом. За проведение времени с такими женщинами надо было платить дороже, но приходящим сюда редко когда были нужны бесстыдные утехи; эсты и аскоманны заваливали сюда будто в корчму, только лишь бы утолить свой голод, они все делали очень спешно, лишь бы побыстрее почувствовать облегчение своего естества. Лишь путешественники из Края Подданных пользовались услугами танцовщиц, их смазанными благовониями телами с оливковой кожей.

Сын Бозы предпочитал тех, что с юга. Лёжа обнаженным на постели, сплетал он свои пальцы с их пальцами; опустив веки, с наслаждением он позволял их губам путешествовать по своему телу, так как это напоминало ему про Зелы. Их бархатистые языки проникали в каждую щелочку его тела, а горячие губы охватывали набухший желудь его члена, чего ни за какие деньги не желали делать женщины с севера, не понимая того, насколько различны пути к наслаждению. Те, что с юга, склонялись над мужчиной, чтобы тот мог прикоснуться губами к их щелке и высасывать сладковатую, пахнущую благовониями слизь, как мотылёк пьёт нектар из распустившегося цветка. А чуть позднее уже они пили мужское наслаждение, его белое семя, как делала это Зелы. После посещения подобных женщин сын Бозы находил на своём теле, на груди и внизу живота лёгкие царапины от их ногтей и следы укусов их зубов, так как они кусались и царапались, когда кончали, или же только делали вид, вместе с мужчиной. Осматривая на себе эти следы, юноша вспоминал пережитые мгновения, и снова его тянуло туда, в шалаши.

Ему тоже была ведома любовная игра тела. Случалось, что сын Бозы изумлял южанок своим умением и любую из них мог он привести в экстаз раньше того, чем приходил сам. Тогда они возвращали ему деньги, падали перед ним на колени и целовали ноги, умоляя, чтобы снова посетил он их. Они жаловались ему, что в большинстве своём мужчины — это козлы вонючие и ничего не умеют, как только совать свой дрын в их влагалища, чуждо им даже искусство поцелуев: и самых простеньких, и повёрнутых, и наклоненных, и с засосом; неведома им любовная борьба языков, о которой учат священные книги богини любви. Один лишь он знал, как следует сплетать своё тело с телом женщины, и хоть не знал названий каждой из поз, но мог исполнить «плющ», «подъём на дерево», «смешивание риса с сезамом» и даже «смешивание молока с водой», когда люди входят в экстаз и калечат собственное и чужое тело. Но сын Бозы оставался безразличным к их лести и никогда к ним не возвращался, ибо желал знакомиться со всё новыми и новыми женщинами, как бы разыскивая Зелы, только пахнущую не восточными благовониями, а сосной, иглами можжевельника и ромашкой…

Недостаток денег заставил сына Бозы действовать. Свою ярко-красную одежду он прятал у кузнеца, одевая её лишь по вечерам; набросив темный плащ, выезжал он верхом на тракт и там, на закате или ранним утром, нападал он на одиночек, едущих в город или из города. Всегда возвращался он с кошелем, наполненным деньгами или обрезками драгоценного металла. На тракте же оставались трупы с отрубленными головами. Воины Акума устраивали на него засады, но сыну Бозы удавалось либо удрать от них, либо он сам срубал им Тирфингом головы. Так среди горожан родилась ужасная легенда о Багровом Конунге, который стал ужасом для всего Друзо. Никто и не догадывался, что, сбросив багряную одежду и оставив коня у кузнеца, тот же человек, в одежде самой обычной или даже нищенской, возвращается пешком в город, чтобы множество следующих ночей провести в шалашах, в объятиях продажных женщин. Астрид и Хлодр догадывались, кем был пресловутый Багровый Конунг, но никогда на эту тему с сыном Бозы даже не заговаривали. Они брали деньги и молчали, ибо они боялись этого юноши. «Всё это из-за болезни, которую он сам называет Жаждой Деяний, — втолковывал Хлодр обеспокоенной Астрид. Когда приплывёт наш драккар, парень займется настоящим военным делом и станет другим человеком. А пока пускай делает, что хочет. Меня тоже мучает безделье.»