Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 108

Она замерла. Ее напряженное тело в его руках его беспокоило. Ее взгляд, устремленный только на него, сводил его с ума.

Тайлер опустил руки, выпуская девушку. Та мигом отпрянула, оперлась о стол и опустила взгляд.

Хаос в доме после их общения был ничем по сравнению с хаосом в их душах. Маски были сорваны. Души оголены. Правда узнана.

А где облегчение? Это как разворачивать большой подарок в красивой упаковке и видеть, что внутри ничего нет. Над тобой посмеялись. Тебя обманули. Это всего лишь чей-то розыгрыш, не более. Не стоит воспринимать близко к сердцу.

Такой подарок Бонни получает не в первый раз.

— Прости, — прошептал он. Тишина, возникшая внезапно, после такого безумия, была тягостной и уничтожающей. Терпеть ее не было сил.

— Просто уходи, Тай, — тоже шепотом. Голос дрогнул: слезы снова сыграли в предателей. — Пожалуйста, просто исчезни из моей жизни.

Он не собирался исчезать из ее жизни. Даже если бы захотел — не получилось бы. Ведь когда мы кому-то вверяем свою тайну — против воли или по собственному желанию значения не имеет, — то пришиваем нитками этого человека к себе. Твоя тайна становится его тайной. Твоя боль становиться его болью. А ваши души сливаются воедино, и разорвать эту связь уже невозможно.

Парень подошел к ней, коснулся ее плеча. Ошпаренная кипятком заботливости Бонни отвергла прикосновение, отмахнулась от Локвуда и отошла назад. Ее глаза вновь были наполнены отчаянием и болью.

— Прошу тебя! — уже без злобы. Лишь с примесью боли. — Прошу, уходи! Ты ведь!.. Ты забрал у меня все. Даже мою тайну! Из-за тебя я чувствую себя гадкой! Отвратительной! Скользкой! Использованной! Опороч…

— Я не брезгую, — он произнес это спокойно, но уверенно. Подошел ближе, аккуратно взял руки девушки, сжал их и поднес к своей грудной клетке, автоматически привлекая Бонни. — Если ты хочешь, чтобы я ушел — я уйду. Но тогда и ты исполни мою просьбу. Пойми, что я хочу помочь тебе. Просто помочь, Бонни. Я не собираюсь тебя шантажировать или попрекать этим, не собираюсь выпытывать подробности.

Его взгляд приковывал ее внимание. Беннет сдалась. Она больше не видела своих видений, что означало одно: ее внутренняя борьба закончилась. И Бонни проиграла в этой войне.

— Я не испытываю отвращения. Осуждать тебя даже и в мыслях не было. Просто я уверен, что ты заслуживаешь справедливости.

И если Елену никто и никогда не любил как Тайлер, то о Бонни никто и никогда не заботился как Тайлер. Сердце последней снова было растерзано. Ее эмоции снова иссушили ее.

Обычный темп жизни Бонни Беннет. Ничего удивительного.

— Уходи, — прошептала она, высвобождая руки. Не вырывая — высвобождая. — Я никогда не прощу тебя за это, Тайлер. Слышишь? Никогда не прощу за то, что ты посмел разрушить мой мир… Снова.

Она отвернулась. Она хотела закричать: «Зачем ты предлагаешь свою помощь? Зачем, когда твое сердце мне принадлежать никогда не будет?!», но это выдало бы с поличным. Раскрывать последние свои ничтожные тайны Бонни не собиралась.

— Уходи.

Она медленно села на стул, все еще не поворачиваясь к парню. Она не хотела видеть его. Ей было стыдно. Ей было противно смотреть в глаза человека, который чист душой и благороден помыслами. Она ведь девочка с клеймом. Порочная и грязная. Слабая и жалкая. Такие как она не должны приближаться к таким как он.

Локвуд опустил голову. Спесь сошла. Холод ночи обнял его. Он понимал, что Беннет никогда помощь не примет, даже если очень захочет. Привычка — вторая натура. И все, что ему остается — уйти. Хотелось бы более оригинальной развязки этой драматично-дешевой сцены, но этого не произойдет. И красивых слов напоследок тоже не суждено сказать. Только уйти, тихо прикрыв дверь и намеренно забыв забрать единственный официальный документ.

4.

Четыре утра. Хэллоуин закончился для примерных деток. Для плохих — он только начинается.

Тайлер Локвуд допивает портвейн. Тайлер Локвуд допивает все свое сожаление. Теперь он уже не чувствует тоски по убитой Бонни, этой девочке с осколком вместо сердца и шрамами по всему телу. Бонни растворяется где-то в нереальности, где-то в ушедшем и неощутимом прошлом.

Елена появляется в дымке загадочности. Пьяный угар, свет прожекторов, громкая музыка и Елена в мыслях — это что-то вроде прихода после принятия нескольких бокалов портвейна. Эту девушку, он ее изучил тактильно. Может еще не наизусть, но определенно понял и усвоил тему. Елена — она жаркая, страстная, доводящая до той степени безумия, когда уже не различаешь границы между реальностью и вымыслом. Мальвина вытатуировывается в душе: ее имя, ее образ, ее запах, ее тело… Она выбивается тушью где-то в области грудной клетки, ближе к левой стороне. Она становится Заиром: Тайлер пытается разглядеть ее в каждой девушке, старается не упустить из мыслей ни на минуту, хочет ее рядом здесь и сейчас.

Его останавливает лишь приличие и стрелки часов. Он пьян, но не может расслабиться. Нести пьяный бред, шататься при ходьбе, нести чушь — это не для него. Тайлер Локвуд, этот взрослый ребенок, привыкший к вечеринкам с юности, теперь не мог насладиться ими в полной мере.

Поэтому он пошел в катакомбы, точно зная, что там сможет излить свою душу хоть кому-то.

Грязные девочки липли к нему. Грязные девочки готовы были сделать все ради него и его денег. Они были бы куда более сговорчивы, чем Елена. Более откровенны. И с ними можно было бы отлично забыться.

Только не хотелось. Хотелось познать лишь одну. Ту, которая сейчас мирно спит в своей постели.

Возле барной стойки было мало народу. Сидеть возле барной стойки означало лишь два факта: либо ты привлекаешь внимание и хочешь, чтобы тебя угостили (скорее это женский принцип), либо ты пришел сюда лишь залить свою боль. Ибо если хочешь оторваться, то не проводишь целую ночь, таращась в бокал с отборным пойлом и не имея никакого блеска в глазах.

Локвуд подошел к своему другу, чье присутствие здесь было неудивительно. В этом маленьком городке найти друг друга было не так уж сложно. Особенно, если знаешь чьи-то слабости. Особенно, если знаком уже не первый год.

Сальваторе как всегда был напряжен и сосредоточен. Он поддавался эмоциям редко (лишь с Еленой, но об этом Локвуд пока что не знал), он редко вообще раскрепощался. Даже на праздники. Даже когда его желания сбывались.

На ринге только разве что.

Деймон даже не взглянул на своего молчаливого собеседника, сидевшего рядом уже около пяти минут. Деймону было плевать, если честно, на него. Джоанна сбежала. Елена в объятиях своего возлюбленного. Локвуд тает в объятиях двух девушек.

Это нечестно — быть в его тени.

— Ты не любишь ведь Хэллоуин, — начать беседу было сложно, учитывая, что Сальваторе был малоразговорчив во время таких вот посиделок в баре. С Еленой только если, но об этом ведь тоже неизвестно.

— А я и не праздную, — пожимая плечами, ответил Сальваторе, закуривая очередную сигарету. Ему было тошно: от собственного ничтожества, от покинутости и невостребованности, от того, что Локвуд снова рядом, от того, что он получил все блага, ничего при этом не делая.

— Я слышал про Хэрстедт. Можешь и обижаться, но это хорошо, что она съебалась.

Современный мир извратил не только философию, но и понятие дружбы. Пить вместе — не показатель крепкой дружбы. Делиться душевными терзаниями — не критерий доверия. Бить друг за друга морды — не проявление верности.

Дружбу исказили через призму интернетной псевдофилософии, дешевых книг, бесконечных франшиз, отвратительных сериалов. Дружбу превратили в пьяную, одноразовую и дешевую сказку для семнадцатилетних девочек и мальчиков, сидящих в социальных сетях и гордящихся тем, что они прочли один роман Рэя Бредбери, Фредерика Бекбедера или Бернара Вербера. Человек уникален: только он может продать за бесценок нечто неоценимое.

— А то слишком ты уж мрачным стал, — попытался улыбнуться Тайлер. Его немного мутило от выпитого алкоголя и запаха сигарет, но в принципе, он был не таким уж и уставшим. — Теперь ты свободен как птица в небе!